В семье - Мало Гектор - Страница 27

• Предыдущая
• 27/49
• Следующая

Оставалось добыть еще масла и щавеля; масло она купит в лавке, а щавель всегда можно нарвать самой на лугу, где растет еще и дикая морковь, и дикий лук, и другие овощи.

Теперь Перрина могла разнообразить свое меню. Никто не мешал ей присоединить к яйцам и зелени еще и рыбу из пруда: добыть ее будет совсем не трудно, если она обзаведется удочкой. На одно су купила она в деревенской лавке крючки, а из оставшихся после шитья туфель ниток и подобранных около кузницы конских волос сплела и лесу. Удочка была не бог весть какая, но на червяков все-таки шла рыба. Не особенно крупная, — та брезговала такой приманкой и просто обходила ее, — а более мелкая рыбешка не прочь была, по-видимому, полакомиться червяком и попадала на ужин Перрине.

Занятая своими хозяйственными делами, отнимавшими у нее все вечера, Перрина целую неделю не ходила к Розали; впрочем, через одну из работниц, жившую у тетушки Франсуазы, она получала о ней известия и знала, что ее подруга поправляется. Наконец, как-то вечером она решила сначала посетить Розали и уже потом идти домой, тем более что в этот день ей не надо было заниматься стряпней: на обед оставалась холодная рыба, пойманная и сваренная еще накануне.

Внучка Франсуазы была одна во дворе и сидела под яблоней; увидев Перрину, она подошла к живой изгороди с полусердитым, полудовольным видом.

— Я уже думала, что вы больше ко мне не придете.

— Я была очень занята все это время.

— Чем же?

Перрина, смеясь, рассказала ей, как смастерила себе туфли и рубашку.

— Разве вы не могли достать ножниц у кого-нибудь из живущих в вашем доме?

— В моем доме не у кого попросить ножниц.

— У всех есть ножницы.

Подумав немного, Перрина решила посвятить Розали в свою тайну, так как боялась, что дальнейшее умалчивание может обидеть девушку, а она очень полюбила Розали и вовсе не хотела быть с ней в ссоре.

— В моем доме, кроме меня, никто не живет, — улыбаясь, проговорила она.

— Не может быть!

— Уверяю вас. Вот почему мне пришлось самой сделать кастрюлю, чтобы варить суп, и ложку, чтобы его есть. И знаете, что я вам скажу? Сделать ложку оказалось гораздо труднее, чем смастерить туфли.

— Вы смеетесь!

— Да нет же, с чего вы взяли?

И Перрина откровенно, веселым голосом рассказала ей про свою жизнь в шалаше, про поиски яиц в гнездах диких птиц, рассказала о том, как сделала себе кухонную посуду, как ловит рыбу в пруде и готовит сама себе обед в большой яме на опушке леса.

Розали поминутно восхищенно вскрикивала, словно слушала чрезвычайно интересную историю.

— Как вам должно быть весело! — воскликнула она, когда Перрина поведала ей, как она варила себе свой первый суп из щавеля.

— Когда все удается — да; но когда дело не идет на лад — ужасно! Я три дня работала над своей ложкой и никак не могла придать ей нужную форму; я испортила два куска жести, и у меня оставался всего только один кусок. У меня и теперь еще болят пальцы от ударов камнем.

— А ваш суп?

— О, он был такой вкусный!

— Верю.

— Но, разумеется, только для меня, потому что я давно уже не ела ничего горячего.

— Я ем суп каждый день, но это совсем не то; как странно, что в лугах можно найти щавель и морковь.

— О, там растет еще кресс, лук, салат, петрушка, репа, свекла и много других съедобных растений.

— Да ведь это надо уметь находить?

— Мой отец научил меня отыскивать их.

Несколько минут Розали стояла молча, видимо, что-то обдумывая, и потом решилась произнести:

— Позвольте мне прийти к вам в гости.

— Пожалуйста, я буду очень рада. Только пообещайте никому не говорить, где я живу.

— Даю слово.

— Когда же вы придете?

— Я пойду в воскресенье к одной из моих теток в Сен-Пипуа и на обратном пути, после обеда, зайду к вам.

Тут наступила очередь Перрины на минуту задуматься, а потом она сказала:

— Лучше уж пообедайте со мной. Уверяю вас, что вы меня очень обрадуете, — я так одинока.

— Да, верно.

— Ну, так решено! Только не забудьте захватить с собой ложку, потому что у меня нет ни времени, ни жести, чтобы сделать другую такую же.

— Кстати, я принесу с собой и хлеба. Можно, а?

— Хорошо. Вы найдете меня в лесу, в моей кухне. Я буду ждать вас и заниматься стряпней.

Подруги расстались.

Перрина ничуть не кривила душой, говоря Розали, что охотно примет ее у себя, и уже заранее радовалась. Но сколько дела: надо принять гостью, составить меню, найти провизию… Могла ли она несколько дней тому назад думать, что ей придется угощать обедом свою подругу?

Самое главное было добыть яиц и рыбы, потому что если она не разыщет ни того, ни другого, то весь обед будет состоять из одного щавелевого супа, а это не угощение для званого обеда. Начиная с пятницы, все вечера Перрина только и была занята тем, что внимательно осматривала прибрежные камыши по соседним озерам, и ей удалось найти гнездо водяной курочки; правда, яйца водяной курочки меньше яиц чирка, но привередничать было нечего. Зато рыбная ловля шла гораздо успешнее: ей удалось поймать довольно крупного окуня, которого вполне было достаточно для двоих. Затем появилась возможность после обеда подать и десерт: над ивой приютился куст крыжовника, и ягоды на нем были уже довольно большие, хотя, может быть, и не совсем еще спелые; но ведь главное достоинство крыжовника в том и состоит, что его можно есть зеленым.

Когда в воскресенье, в полдень, пришла Розали, она нашла Перрину сидящей перед огнем, на котором кипел суп.

— Я только вас и ждала, чтобы выпустить желток в суп, — проговорила Перрина, — будьте так добры, помогите мне! Возьмите вот эту ложку и размешивайте желток, пока я буду потихоньку лить бульон; хлеб нарезан.

Хотя Розали и принарядилась по случаю обеда, но она с радостью принялась помогать своей подруге в ее работе, находя ее очень забавной.

Скоро суп был готов; оставалось только донести его до острова, что Перрина сделала сама.

Чтобы принять свою подругу, все еще носившую руку на перевязи, Перрина снова уложила на прежнее место бревно, служившее мостом.

— Я вхожу и выхожу с помощью шеста, — сказала она, — но вам это было бы неудобно при вашей больной руке.

Когда открылась дверь в шалаш и Розали увидела красующиеся во всех четырех углах огромные букеты из полевых цветов и расставленную на земле посуду, она воскликнула:

— Ах, как у вас здесь хорошо!

На подстилке из свежего папоротника два больших листа чистотела лежали друг против друга, заменяя тарелки, а на листе медвежьей лапы, самом большом, как и подобало для блюда, лежал окунь, убранный крессом; около него на маленьком листочке насыпана была соль, а немного подальше на двух отдельных листках, служивших десертными тарелочками, пирамидками возвышался крыжовник. Между блюдами в папоротник воткнуты были белые цветы водяной лилии, красиво выделявшиеся на зеленом фоне скатерти.

— Садитесь, пожалуйста, — протягивая руку Розали, пригласила Перрина.

Когда девушки заняли свои места, начался обед.

— Я очень жалела бы, если бы не могла прийти к вам, — сказала Розали с полным ртом. — Все здесь так красиво так вкусно.

— Что же могло вам помешать?

— Меня хотели послать в Пиккиньи к мистеру Бандиту который сейчас болен.

— Что с ним?

— Тифозная горячка; он очень болен, а со вчерашнего дня лежит в бреду и никого не узнает. Поэтому-то я вчера чуть было не пришла за вами.

— За мной? Зачем?

— У меня мелькнула в голове одна мысль.

• Предыдущая
• 27/49
• Следующая