Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов) - Михайлов Олег Николаевич - Страница 50

• Предыдущая
• 50/110
• Следующая

Воспрянула бодрость в сердцах начальников, невозможно было передать радость солдат. То было первое наступательное движение русских войск во всей кампании.

На первом же переходе от Смоленска к Рудне, в селении Приказ-Выдра, военный министр снова заколебался.

Не имея точных сведений о противнике, он страшился углубляться вперед и порешил отправиться сперва к Поречью, чтобы открыть силы французов. Багратиону было предложено перевести 2-ю армию на место 1-й – в Приказ-Выдру. Тот досадовал на потерю времени, тревожился за свой слабый левый фланг, который мог быть отрезан у Красного, но нехотя повиновался. Так как приказ Барклая был передан Ермоловым, Багратион перенес часть недовольства на него, считая и его соучастником ошибочного решения. На эти операции ушло два драгоценных дня.

Только храбрый атаман Платов, не получивший известий о передвижении 1-й армии на пореченскую. Дорогу, продолжал двигаться к Рудне и 27 июля у села Молево Болото встретил два французских гусарских полка. Неожиданным ударом во фланг он обратил их к Рудне, где стоял генерал Себастьяни, вовсе не помышлявший о близости русских. Завязалось горячее дело. Французы дрались упорно, подошли к самым орудиям донской батареи и ранили многих канониров пулями. Но Платов семью казачьими полками обошел неприятеля с флангов. Противник бежал. Дальнейшее преследование атаман поручил подошедшему отряду Палена, который гнал французов восемь верст. «Неприятель пардона не просил, – докладывал Платов, – а российские войска, быв разъярены, кололи и били его».

Барклай терялся в догадках, упустив из виду Наполеона: то полагал, что он обходит Смоленск и тянется боковыми путями на Москву, то боялся, что он заслонил русским Петербург и думает дать туда направление всей армии. В деревушку Гаврики, на дороге к Рудне, прибыл Багратион. Он не соглашался с Барклаем-де-Толли и не считал, что им грозит опасность со стороны Поречья, и предлагал продолжать марш на Рудню, утверждая, что Наполеон будет охватывать левый, а не правый фланг русских и поведет нападение из Красного. Барклай резко возражал. Мало-помалу оба главнокомандующих пришли в сильное возбуждение, доказывая каждый свою правоту.

Барклай сидел на самом солнцепеке посреди крестьянского двора, на бревне, приготовленном для постройки сарая, в наглухо застегнутом мундире и при всех орденах. Багратион, в белой нательной рубахе, накинув на плечи сюртук, большими шагами мерил двор.

– Ты немец! Тебе все русское нипочем! – почти кричал Багратион, сузив восточные, с тяжелыми веками, глаза и хлеща по голенищу своего сапога казачьей нагайкой.

– Дурак! – в сердцах отвечал ему военный министр. – Ты сам не знаешь, почему ты называешь себя коренным русским!

– Тебе этого никогда не понять с твоей глупой немецкой методикой! – не оставался в долгу Багратион.

Единственный свидетель их перепалки, Ермолов горестно размышлял: «Никогда не забуду я странного намерения твоего, Барклай-де-Толли, отменить атаку на Рудню! Но за что терплю я упреки от тебя, Багратион, благодетель мой?! При первой мысли о нападении на Рудню не я ли настаивал на исполнении ее, не я ли убеждал употребить возможную быстроту? Я всеми средствами старался удерживать между вами, как главными начальниками, доброе согласие. Нет, только единоначалие и мудрость полновластного вождя помогут избежать распрей и приблизить победу!»

Сам Алексей Петрович заботился лишь о том, чтобы кто-нибудь не подслушал горячего разговора Багратиона и Барклая. Он стоял у ворот, отгоняя всех, кто близко подходил, со словами:

– Главнокомандующие очень заняты, совещаются…

Войска бесплодно маневрировали четыре дня. Убедившись в их медлительности, Наполеон решил обойти русских левым берегом Днепра, захватить у них в тылу Смоленск и отрезать от Москвы. 31 июля неприятельские части двинулись к деревне Россасна, навели мосты и 2 августа переправились через Днепр, держа путь на Ляды – Красный – Смоленск. Впереди шел корпус Нея под прикрытием кавалерии Мюрата, а из-под Орши сюда же, двинулись корпуса Жюно и Понятовского.

На пути двухсоттысячной громады вражеской армии, в Красном, стоял только семитысячный отряд Неверовского при двенадцати орудиях. Ему-то и суждено было расстроить планы Наполеона.

Целый день 2 августа отряд сдерживал огромные силы французов, медленно отступая к Смоленску, куда успел тем временем вернуться корпус Раевского.

Смоленск пылал.

Весь город, большей частью деревянный, даже окружавшие его старинные каменные башни, – все было в огне. Сто пятьдесят французских орудий, не переставая, били по городу ядрами. Был прекраснейший летний вечер, без малейшего ветра. Огонь и дым, восходя столбом, расстилались под самыми облаками. Несмотря на гром пушек, ружейную пальбу, шум и крики сражающихся, в соборной и во всех приходских церквах раздавался колокольный звон, возвещая о приближении праздника Преображения Господня. Уже некоторые церкви пылали, но народ молился, не помышляя о спасении своего имущества и жизни, как бы в упрек неприятелю, что наградою для него будет один пепел.

Ермолов, отправленный главнокомандующим осмотреть, в каком положении обороняющиеся войска, следил со стен Смоленской крепости за ходом битвы.

Накануне, 4 августа, Раевский весь день удерживал город от яростных атак неприятеля, не позволив ему ни в чем одержать верх.

«Наполеон не знает расположения города и его окрестностей, – размышлял Алексей Петрович, перебирая события минувшего дня, – продолжая бесплодно пробиваться через Малаховские ворота. Если бы он обратился к левому флангу крепости, прилегавшему к реке, и поставил против моста сильную батарею, наши войска подверглись бы ужасному истреблению…»

Удостоверившись в сосредоточении всех неприятельских сил под Смоленском, Барклай-де-Толли и Багратион решили: 2-й армии отступить на Московскую дорогу; для прикрытия этого движения корпусу Дохтурова удерживать Смоленск, а прочим войскам 1-й армии разместиться подле города, на правом берегу Днепра.

Наполеон все еще ожидал, что русские вот-вот выйдут из города и примут сражение. Надежда его скоро рассеялась: на правом фланге заметили движение русских, отступающих по Московской дороге. То была 2-я армия. Марш ее не мог укрыться от неприятеля, потому что дорога, по которой следовал Багратион, несколько верст шла вдоль днепровского берега. Наполеон вознамерился овладеть Смоленском, чтобы перейти на правый берег Днепра, и повелел начать общую атаку.

В четыре пополудни одновременно двинулись на город французские колонны. Ней шел на Красненское предместье, Даву – на Мстиславское и Малаховские ворота, Понятовский атаковал предместье Раченки и поставил батареи, направленные против днепровского моста. Два часа держался Дохтуров в предместьях, но наконец принужден был отойти в город и расставил пехоту по стенам, а артиллерию – по бастионам. Только небольшое число стрелков оставались вне стен. Многочисленность войск дала Наполеону возможность атаковать город со всех сторон одновременно, однако стены спасали защитников от орудий и ружейных выстрелов и оставались непреодолимой преградой для неприятеля.

Недаром в старину называли смоленские стены дорогим ожерельем России. Благодаря им урон у русских был незначителен в сравнении с огромными потерями французов.

Главный натиск был обращен на Малаховские ворота, защищаемые Коновницыным, возле которого находился и Дохтуров. Лишь немногие из тех, кто окружал генералов, остались невредимы. Убийственный огонь так свирепствовал, что пришлось четырежды менять стоявшие у ворот орудия – прислуга и лошади за короткое время выходили из строя. Коновницына ранило пулей в руку, но он не оставил сражения и даже не дозволил сделать себе перевязку.

Барклай-де-Толли начал беспокоиться о защитниках, видя с высот правого берега действия неприятеля и получая от Дохтурова донесения о беспрестанном усилении атак. Ермолов сообщил о необходимости помочь левому крылу, на которое французы особенно усилили натиск. Тогда Барклай приказал Евгению Вюртембергскому, племяннику вдовствующей императрицы, с 4-й пехотной дивизией идти на подкрепление сражающимся.

• Предыдущая
• 50/110
• Следующая