Дар Змеи - Кобербёль Лине - Страница 55

• Предыдущая
• 55/70
• Следующая

…сразил… сразил… за спиной…

Нико стоял, склонив голову набок, почти как Князь Артос. Он прислушивался, но я не был уверен, что он слышит то же самое, что и я.

— Полагаю, лучше нам больше ничего не говорить, — в конце концов сказал он.

Я только кивнул, меж тем как стены шептали свое:

…больше ничего… больше ничего… больше не живет…

Подлый! Подлый убийца! Труслив и подл! Звучало ли это в моей голове или вокруг? Но не только лицо Вальдраку видел я. Мертвые глаза таращились на меня с мертвых лиц, и порой то были лица матушки, или Дины, или маленькой Мелли. В какой-то миг мне пришло в голову, что я сам смогу сделать так, чтобы потерять рассудок. Если хорошенько удариться головой о твердый пол… Но не помогло. У меня лишь сильнее заболела голова. Горло так пересохло, как будто я часами громко орал. А шепот не утихал. Наоборот. В голове моей зашумело еще больше, и в этом шуме послышались слова:

…злобен… подл и труслив…

Если б уснуть! Но когда я закрывал глаза, я видел еще худшие картины, чем когда бодрствовал. Нико потряс меня.

— Давин! Смотри!

Он держал что-то перед моими глазами. Ку… ку… куклу! Да, должно быть, это была кукла, сделанная из тряпок и веревок, с глазами и ртом, неумело намалеванными углем.

— Она валялась там, за столбом!

Глаза его не казались больше ввалившимися и измученными ощущением вины. Они бешено сверкали. Я не совсем понимал причину его ярости.

— Разве ты не видишь, что это значит? — спросил он.

Я слабо покачал головой. Да и не все ли равно, что думает такой негодяй, как я.

…гадок… гадок… гадок…

— Они проделывают это здесь с детьми!

Я облизал губы или попытался это сделать. Казалось, будто у меня вообще слюны во рту не было.

— Это грех! — хрипло произнес я.

…грех… грех… грех…

— Давин! Мы не должны допустить, чтобы они выиграли!

Я взглянул на Нико. Кровь стекала по его шее. Как он мог говорить с разрубленной шеей? Я закрыл глаза. Кровь лилась по-прежнему.

— Не уверен, что выдержу здесь! — сказал я.

…здесь… здесь… здесь…

Но никакого выхода для нас не было.

Я лежал на полу, хотя там голоса были слышнее. Подняться и выпрямиться я больше не мог. Местер Вардо стоял в дверях. Он что-то сказал Нико, но я не расслышал, мои уши были забиты шепотом. Нико покачал головой и отвернулся от него. Страж схватил его, заставил повернуться и встать на колени, а Местер Вардо снова сказал ему несколько слов и протянул руку. Я не видел, что сделал Нико, но, должно быть, это пришлось не по душе Местеру Вардо, так как вскоре раздался ужасающий крик боли. Нико кричал так громко, что это на несколько мгновений заглушило голоса Шептунов. Теперь Нико лежал скорчившись на полу, а стражи стояли над ним, широко расставив ноги. Затем они переступили через него и пошли ко мне.

Я попытался подняться, но ноги меня не слушались. Стражи схватили меня за руки и потащили, так что я оказался теперь у ног Наставника.

— Как ты, сын мой? — спросил он.

«Старая каменная рожа, — подумал я. — Тебе-то что за дело?»

— Ответь Местеру! — потребовал один из стражей и, потянув меня вверх, поставил на колени.

— Нет! — сказал Вардо. — Ему ничего не надо говорить. Ему достаточно проявить добрую волю.

Он держал руку прямо передо мной. На черной перчатке был надет перстень со знаком Князя Артоса — двуглавым серебряным драконом. — Поцелуй перстень!

«И речи быть не может. Ни за какие коврижки! Возьми свой поганый знак и убирайся отсюда!»

Так я думал, но ничего не сказал. Со стен таращились на меня мертвые глаза Вальдраку, и я чувствовал себя мелким, подлым и трусливым.

Я поцеловал знак с двуглавым драконом.

— Хорошо, сын мой! — похвалил меня Местер Вардо. — А теперь можешь отдохнуть.

Снаружи по-прежнему было темно. Неужто прошел еще один день? Может, два? Или солнце решило больше не всходить? Помещение было то же самое — та же маленькая камера с голыми белыми стенами, те же самые узкие нары. Я лег и вытянул свое жалкое тело. Тишина. Сон. Тысячи людей во всем мире каждый день часами пользуются и тишиной, и сном. Они не подозревают, как драгоценна она — тишина! Я закрыл глаза.

…мелок… труслив… гадок…

…труслив… труслив…

— Нет!

Я вскочил. Дико огляделся вокруг. Белые стены. Свет месяца. Никаких каменных лиц. И все-таки я по-прежнему слышал:

…гадок… гадок… труслив…

Ноги мои подкосились, и я снова упал на нары. Слезы потекли у меня по щекам. Это — несправедливо! Я поступил, как он сказал. Я поцеловал его проклятый знак с двуглавым драконом, хотя мне становилось худо при одной мысли об этом. И все-таки спать я не мог. Всета-ки я ощущал, как я мелок, гадок и труслив. А более всего труслив! Я переводил дух, задыхаясь и плача. Выдержать бы все это! Я прижался головой к белой стене и почувствовал себя самым подлым человеком на свете.

Золотой кубок

«Он ничего не боится» — так частенько говорили обо мне люди. И я гордился этим. Я и сам думал о себе как о человеке, что готов рискнуть большим, чем остальные. Я скакал на самых быстрых, самых диких, необъезженных лошадях. Я готов был драться с теми, кто куда сильнее меня. Я восхищался смелыми людьми, Калланом, к примеру, или другими, кто без страха шел навстречу опасности. Я, пожалуй, даже презирал тех, кто не был так смел. Трусы! Маменькины сынки! Труса празднуют!

Да уж, ругался я вдоволь. Нико боялся темноты, не то слово! Он обмирал в темноте! Он не мог даже ободрать кролика, не задрожав! Он просто цепенел от ужаса. Ему ни к чему был меч, и он скорее бы бежал, чем полез в драку! Однако же Нико не поцеловал знак Дракониса… Это сделал я!

А если они заставят меня сделать это еще раз? «Меня гораздо больше интересует, что сделает из него Вардо, — сказал Князь Артос. — Быть может, палача?» И я поклялся в глубине души, что скорее умру, чем стану убивать от его имени. Но речь шла не об этом выборе. Выбор был меж тем, чтобы покориться или вновь очутиться в Зале Шептунов, куда тебя потащат силком. Одна лишь мысль об этом заставила что-то в моей душе свернуться и сгореть, будто соломинка в огне. Я боялся, я так боялся, что никогда не поверил бы: я могу снова стать смелым.

Труслив! Гадок! Трус и труса праздную!

И то был не Нико! То был я!

Если бы я только мог заснуть… Но Шептуны проникли в мой череп, будто личинка в мозг овцы. На воле стена и скала отвесно, до головокружения как бы падали вниз. Луна освещала края скал — далеко подо мной, и черную водную гладь. Если здесь ринуться вниз, настанет тишина. Никаких голосов, ничего. Но отдушина слишком мала, и мне через нее не протиснуться.

Настало утро. Я стоял у окошка и видел, что день будет ясным и светлым, начиная с первых же нежных ало-золотистых лучей до полного белого солнца летнего дня. Оттуда, с воли, так чудесно пахло морским бризом и нагретыми солнцем скалами. Порой я дремал, прислонясь к стене, то падая, то поднимаясь… Но настоящего сна, глубокого и без сновидений, — такого у меня не было.

Издали я слышал, как торговый люд собирается у ворот с товарами, а прачки там же дразнят друг друга и хихикают по поводу сына одной и дочери другой, дескать, что у этих двоих было ночью… И все шло своим чередом, будто ничего не случилось. Мир за отдушиной был обычен и полон людей, озабоченных тем, что будет у них на обед и сколько они получат за два мешка ячменя и тележку, полную капусты. Пока я стоял здесь, я стал совсем другим человеком, я уже не мог думать о себе как прежде, а Нико, верно, валялся на каменном полу в Зале Шептунов и мало-помалу лишался ума — минута за минутой, от одного презрительного шепотка до другого, такого же презрительного.

Дверь отворилась. В проходе за дверью стоял Местер Вардо в сопровождении тех же самых стражей, что притащили меня в Зал Шептунов в последний раз.

• Предыдущая
• 55/70
• Следующая