Загадка Прометея - Мештерхази Лайош - Страница 79
- Предыдущая
- 79/94
- Следующая
Пожалуй, остались бы вокруг него больные, да-да, обыкновенные, поддающиеся лечению больные, если бы… если бы Прометей брал у них вознаграждение за труды. По он от вознаграждения отказывался. Бывает такое. А «за так» — кто ж в него поверит?! Вон сколько в Микенах знахарей и знахарок, но даром никто не лечит!
Однако оставим теперь, ненадолго Прометея, рассмотрим то политические события, которые по весомости своей и густоте могут также сыграть существенную роль при решении нашей загадки. (И вновь заранее прошу любезного Читателя простить меня, ибо вынужден, исключительно ради полноты картины, воспроизвести здесь с профессорской педантичностью ряд событий, известных всем и каждому по крайней мере столь же хорошо, как и скромной моей особе.)
Прежде всего бегство Гераклидов. На первый взгляд дело не столь уж важное: взрослые — способные носить оружие — сыновья Геракла жили не на Пелопоннесе; младшие, дети Деяниры, также проживали в северной Греции. О ком же может идти здесь речь? О нескольких подростках — их матерей мы не знаем, — которые воспитывались в Тиринфе под присмотром Алкмены. Атрей дал приказ схватить их, но карать, возможно, и не собирался. Скорее всего, они могли бы послужить заложниками, стать предметом переговоров, сами же по себе особой ценности для Микен не представляли. Однако их бегство воспринято было как пощечина. Теперь это уже вопрос престижа, то есть вопрос власти, а значит, политическое дело первостепенной важности! Побег означал, во-первых, что и в Аргосе имеются еще сильные сторонники Геракла. В конце концов, вовремя предупредить разыскиваемую семью, спрятать, затем посадить на корабль и отправить в Афины — для этого одного верного друга мало, необходима серьезная организация! Во-вторых, Афины! Конечно, Тесей был предельно вежлив, он отговаривался тем, что его город по статуту — азилум[56] для всех, поэтому он весьма сожалеет, но предпринять ничего не может — у них ведь законность и демократия! Как же, как же! Только куда девается эта законность и демократия и вообще все их статуты, стоит Тесею чего-то пожелать! Нет, Тесей попросту бросает Микенам вызов. Атрей знал про Афины все, что было ему нужно, но тут дело другое — это уже открытый разрыв. Значит, Афины считают, что так сильны? Или что Микены так обессилены? Что ж это: будет, если так пойдет дальше?
Последовала война эпигонов. Столкновение давно назрело, так что упрямство Тесея только подлило масла в огонь — надо было действовать безотлагательно! Фивы тоже участвовали в сговоре у «Фола», Фивы — родина Геракла, там установили его изваяние, воздвигли храм, ему посвященный, что ж, придется их проучить! Завладев Фивами, Микены получат ключ к Аттике, ко всей средней и северной Греции! А Фивы — слабое место. Не случайно сыновья погибших героев — тех, что «Семеро против Фив», — воспитывались в Аргосе. («Право убежища», не так ли?)
Итак, любезный Читатель видит: когда Геракл порвал с Атреем, речь шла не только о внешней и военной политике, но и о самом понимании зевсизма! По Гераклу, правильная, принципиально зевсистская позиция состояла в том, чтобы Микены всеми силами поддерживали Креонта, который в отсталых Фнвах создавал царство нового типа, преодолевая весьма упорное внутреннее сопротивление. Им следовало также поддерживать всеми силами Тесея. А тем временем навести порядок в собственном подворье, например в Аркадии! Позаботиться об экономическом и духовном подъеме аркадцев, не закрывать глаза на их антизевсистские людоедские обычаи и, уж во всяком случае, не потворствовать им только потому, что они — хорошие воины!
В толковании же Атрея зевсизм прежде всего — могущество Микен. Напрасно объяснял ему Геракл, что здесь нет противоречия. Что искреннее приятие зевсизма народами, перестройка государств на его основе вернее всего обеспечат Микенам надежных и преданных союзников. Что же такое могущество, если не это? Однако Атрей понимал могущество иначе. (Словно видишь политику нынешнего Китая.) С аркадскими племенами все в порядке, пусть себе едят, что им нравится, лишь бы безоговорочно подчинялись Микенам! (Не пройдет и полутора десятилетий, как Агамемнон по их требованию согласится даже на человеческую жертву, пожертвует собственной дочерью! Действительно ли он принесет ее в жертву или только сделает вид и даст ей возможность бежать? Мы никогда точно не узнаем, что случилось с Ифигенией.) А вот Креонт самостоятельничает, Тесей и вовсе сопротивляется в открытую! Их необходимо сломить!
Креонта нужно свалить — рассуждал по-зевсистски Атрей, — свалить хотя бы ценой сговора с заклятым врагом зевсизма Тиресием, этим религиозным реликтом, законсервированной окаменелостью былого.
Заварили, по правде сказать, такое грязное дело, что даже Алкмеона, предводителя эпигонов, удалось втянуть в войну лишь обманом, с помощью его подкупленной матери. Первую войну против Фив Микены официально еще не поддерживали. Тидея, как мы знаем, они вежливо выпроводили, даже не позволили вербовать у себя воинов. Но теперь эпигонов снаряжали уже сами Микены, дали и войско. И все-таки поначалу победа была как будто бы за Фивами. То ли потому, что у Алкмеона душа не лежала к этой войне, то ли Фивы не представляли для эпигонов интереса, не считая давно уже остывшей мести (Фивы представляли интерес только для Микен); факт тот, что фиванцы чуть не при первом налете эпигонов жестоко их разбили, а Эгиалей, сын Адраста, одного из прежней семерки, тут же и погиб.
И что же делает Тиресий? Он пророчествует: Фивы устоят лишь до тех пор, покуда жив хоть один из первой семерки героев. Однако в живых из той семерки оставался к этому времени только Адраст. Теперь же, узнав о смерти сына, скоропостижно умирает и он. Итак, Фивы обречены, спасайся, кто может!
И одержавшие победу фиванцы под покровом ночи покидают город! Даже Креонт — а что ему оставалось? — ушел вслед за своим народом.
На следующий день ошеломленные эпигоны вступили в безлюдные Фивы, разграбили дома, срыли стены и подожгли город.
Это и для нас серьезный урок. В политике можно, а зачастую необходимо идти на компромиссы. Но в принципиальных вопросах компромиссу нет места! Креонт, рассуждая так: если Тиресий чем-то поступится, уступим и мы, — сохранил за ним его руководящую позицию; условие же было только одно — не возбуждать народ против него, Креонта, как некогда против Эдипа, не рассматривать его царскую власть как временную, принадлежащую ему лишь как мужу верховной жрицы-царицы. Креонт полагал, что делает тем самым уступку свободе совести и вероисповедания. Роковое заблуждение!
Мы обеспечиваем нашим согражданам свободу вероисповедания. С марксистской точки зрения это попросту обязательный компромисс. Мы даем государственную субсидию для обучения священников, содержим церковь. Это — допустимый компромисс. Но представим себе, что мы терпим на высшем церковном посту фанатически враждебного нашему строю клерикала, мнящего себя «homo regius»[57], «законным», «легитимным» обладателем верховной власти, — этакого Йожефа Миндсенти! Каковы бы ни были ответные уступки! Между тем Креонт совершил эту ошибку. Не смею слишком строго осуждать его, поскольку не знаю всех обстоятельств, быть может лишивших его свободы выбора. Одно очевидно: Тесей не потерпел бы Тиресия в Афинах.
Правда, Тесей тоже пал. Но по крайней мере не так позорно, не так глупо.
(Не думаю, впрочем, чтобы Тиресий был сознательным, откровенным предателем, подкупленным агентом Микен. Ведь он «язычник», он, конечно же, ненавидел зевсистские Микены. Нет, Тиресий был попросту незадачливый старый дурень. Но вот знаменитое «пророчество» по всем признакам нашептали ему микенские агенты.)
Однако прямой выгоды от захвата Фив Микенам было немного. Фивы — единственный греческий город, не принимавший участия в Троянской войне. (Потому-то в свое время именно здесь похоронили Гектора, достославного троянского героя, которого почитали и греки.) Почему не участвовали в войне Фивы? Потому что Фив не было. После учиненного эпигонами разгрома Фивы отстроились вновь лишь во время Троянской войны или даже после нее.
- Предыдущая
- 79/94
- Следующая
