Золотое руно - Ашар Амеде - Страница 32

• Предыдущая
• 32/39
• Следующая

— Да за такой проступок… мой долг…вы будете преданы правосудию. — Гнев душил ей горло.

— Я это предвидела, — скромно потупив глаза, ответила актриса, — и приготовила защитительную речь перед судом.

— Какую речь, о чем вы?

Брискетта начала разыгрывать импровизацию, от которой у бедной игуменьи ум чуть не зашел за разум. Сумасшедший фарс, продемонстрированный ею, быстро убедил игуменью, что уж лучше отпустить эту сатанинскую дщерь, нежели потом присутствовать при его повторении уже в присутствии суда и публики.

— Забвение обид, — поскорее прервала она «речь» Брискетты, — для нас святой закон. Вы совершили серьезный проступок, но я вас отпускаю и немедленно же.

Брискетта была неплохо воспитана и сделала шаг, чтобы броситься к ногам игуменьи. Но та в ужасе отступила назад и поспешила проводить Брискетту самостоятельно до дверей монастыря. На пути в Париж актрисой овладело смутное беспокойство. Враги Юге не были таковы, чтобы легко выпустить добычу из рук. И она решила, не задерживаясь, ехать к своему знакомому судье по уголовным делам. Узнав от него, что двум врагам Монтестрюка разрешено караулить их жертвы во время поездок, она пришла в ужас.

— Что же делать? — произнесла она в отчаянии, умоляюще глядя на судью.

— Только одно — спешить звать на помощь графу де Монтестрюку его друзей.

Помолчав, судья, улыбаясь, добавил:

— Если же среди них есть женщина, то определенно можно сказать, что не все пропало. Женщина-друг — да это якорь спасения, маяк, ведущий в пристань… Но повторяю: спешите!

Брискетта знала, что один из них, граф Колиньи, в Венгрии, другой, маркиз Сент-Эллис, пропал неизвестно где. Оставалась принцесса Мамьяни. К ней то она и поспешила.

— Мой судья намекнул, что Лудеак окружил себя перед поездкой мошенниками, готовыми на все. Вы имеете сильное влияние на шевалье, я знаю… Я не смею вам советовать, но если вы остались такою же решительной, как мне уже довелось видеть, вы сможете спасти графа де Монтестрюка.

— А кто вам сказал, что я не решусь? — ответила Мамьяни.

Услыхав эти слова, Брискетта не смогла сдержать брызнувших из её глаз слез. Сложив руки, она произнесла:

— Если бы вы мне только позволили, я бы расцеловала вас!

— Целуйте.

И обе женщины, не выдержав, бросились в объятия друг другу: одна — из чувства благодарности за любимого человека, другая — из чувства благодарности за благодарность за того же человека ею тоже любимого.

Бывает и так: ведь мир многообразен!

После ухода Брискетты принцесса отправила человека к Коклико с поручением тому следить за Лудеаком. Но едва сделав это, она услышала в доме шум. Она ещё не успела спросить, в чем дело, как к ней в комнату вбежал… Сент-Эллис и упал к её ногам.

— Вы?! Само Провидение мне вас послало, — произнесла она, пока он целовал ей руки. — Есть дело для вас.

— Не знаю, о каком деле вы говорите, но знаю, что моя судьба — быть у ваших ног, нет, умереть у ваших ног!

И он, приняв жалкой и обреченный вид, повел свой рассказ о том, что с ним произошло.

— Небо свидетель, как я хотел поскорее передать вам ожерелье, которое я сорвал с шеи черноглазого! Но… попутал бес. Сначала я привязался к одной инфанте, которая завезла меня в Польшу. Ради неё я раз шесть дрался на дуэли, износил десяток темных плащей под цвет стены. Но, поверите ли, чем больше я искал счастья, тем больше я был несчастлив. Сердце мое жаждало вас рядом с другой. Я решил, что Московия и московитки мне помогут, но опять ошибся. И я решил вернуться. О, эти ужасные дороги — страшно вспомнить! А теперь мне нужно только одно — служить вам в надежде, что, умирая на вашей службе, я вырву у вас признание, что заслужил больше, чем получил.

И он получил тут же поцелуй в лоб, отчего чуть не лишился чувств.

Явившись на другой день снова, но уже в сапогах со шпорами, он сказал принцессе, что отправится вместе с Шиврю сопровождать Орфизу Монлюсон.

— Зная господина де Шиврю, — заявил он, — я не могу терять его из виду, когда он посвящает себя задаче охранять графиню де Монлюсон. Вы ведь одобряете мой поступок, не так ли?

— Одобряю ли я? — произнесла принцесса, умиленная таким благородным решением. — Ах, зачем мое сердце несвободно? Мне остается предложить вам лишь дружбу, к сожалению.

— Я беру пока то, что мне дают. Как знать, что будет потом?

— Да… Один из ваших королей сказал, что сердце женщины переменчиво… Не знаю, может быть. Тогда… никого, кроме… кроме вас, у меня не останется, уверяю вас.

— Эти слова принесут мне счастье. — Голос Сент-Эллиса дрогнул. — Они дают силы бороться против ваших врагов.

Леонора усадила маркиза рядом с собой и, подумав несколько мгновений, обратилась к нему со следующими словами:

— Помните ли вы то время, когда вы приглашали меня в замок Сен-Сави? Это ведь было не так давно, но мне кажется, минули столетия. Я уже не та, что была раньше — женщина, ищущая только веселья в жизни. Но мне тогда сильно повезло: оставшись вдовой, когда другие только начинают мечтать о замужестве, я получила свободу, а с нею и богатство. И я не знала границ своему честолюбию… Я грезила! Сегодня мне хотелось одного, завтра другого. И вдруг словно удар грома поразил меня. Я стала не такой, как прежде. Да и вы сами, друг мой, в то время, когда я была в вашем замке только бы рассмеялись, если бы кто-нибудь сказал, что придет время, когда вы сочтете за счастье служить одновременно мне и тем, кто нас разлучает. И вот мы, однако, отдали себя одному делу, которое и привело нас к этой ситуации. И если бы даже я и могла, я бы не вернулась к тем дням моей веселой юности… Не знаю, почему, но в моей душе царит мир. Это такая прелесть, когда ты живешь в мире со своей душой! Поверьте мне, маркиз.

Леонора с нежностью взглянула на него. Но тут раздался стук в дверь. Ей пришли доложить, что с нею хочет видеться знакомый ей офицер, по имени Лоредан, который принес ей важные вести.

Лоредан сообщил следующее. Он из давней благодарности вызвался помочь капитану д'Арпальеру, маркизу Орфано де Монте-Россо, набрать в помощники удалых, готовых на все, людей. О цели, которая перед ними ставилась, он ничего не знал. Но потом один из ни, Сангвинетти, сказал, что они будут служить Лудеаку во время его поездки и, что самое главное, они должны будут помочь ему избавиться от государственного преступника, которого не следует предавать суду. Имя этого преступника — граф де Монтестрюк. И Лоредан добавил:

— Никогда тот, кого вы однажды спасли от смерти, не был так близок к ней, как теперь.

— Но вы, кажется, уже служите у капитана д'Арпальера?

— Я ему обязан всем. Когда-то я никого не любил, кроме него.

Он глубоко вздохнул и, подавив волнение, добавил:

— Когда я брал на себя это поручение, я не знал, в чем дело. Потом уже я вспомнил ту ночь, когда сам гнался за графом де Монтестрюком и вошел в ваш дам. Повторяю: берегитесь!

— По-моему, вам тоже следует кое-чего опасаться.

— Для меня и так все кончено. Я уже трижды видел себя во сне мертвым. И когда меня зароют, все обо мне забудут. И вы тоже!

«Однако, и этот несчастный — тоже», пронеслось в голове Сент-Эллиса.

Явно стремясь замять этот разговор, принцесса спросила Лоредана:

— А когда Лудеак выедет из Парижа?

— Дня через два-три. Я сообщу вам об этом заранее. Готов служить вам, принцесса.

Когда Лоредан вышел, Сент-Эллис обратился к Леоноре:

— Не знаю, что вы задумали, но если хотите, я останусь. Шиврю или Лудеак, мне все равно, поверьте.

— Нет, езжайте, как задумали. Будьте для графини де Монлюсон такой же защитой, какой вы были для неё по дороге в Зальцбург. Против же шевалье сила не понадобится. Достаточно будет одной лишь хитрости.

Презрение на миг промелькнуло в её лице.

— Вы хватаетесь за шпагу, а я пущу в дело золотой ключ, — продолжала она, помедлив. — Но как знать, может быть, шевалье, видя кого-нибудь при мне, постесняется пустить в ход свои презренные инстинкты. А так я уверена в его поступках.

• Предыдущая
• 32/39
• Следующая