Любовь и месть - Хэмпсон (Хампсон) Энн - Страница 15

— Он нам не дядя! — опять встряла девочка. Ее тон стал еще более плаксивым, а в глазах стояли слезы, когда она попросила: — Я хочу к мамочке. Пожалуйста, тетя Тони, отвези меня к ней…

Увидев слезы, Антония забеспокоилась. Луиза не отличалась плаксивостью. Пэм часто с горечью упоминала, что у девочки очень жесткий, мальчишеский характер. Она вообще перестала проявлять какие-либо чувства с того самого дня, когда ей сообщили о смерти отца.

— Давайте приведем комнату в порядок, — предложила миссис Латимер, в надежде отвлечь ребенка. — Дэвид, возьми полотенце и вытри стены. — Она замолчала, заметив румянец на щеках Луизы. Девочка ведь не заболевала… Боже, только бы она не болела!

Но Луиза была больна. Ее уложили в постель. Доктор приехал на следующий день, к этому моменту у девочки уже поднялась температура.

— Корь, — прозвучало лаконичное заключение. — Днем я пришлю для нее кое-какие лекарства.

Спускаясь, Тони столкнулась с Даросом, выходившим из собственной комнаты.

— Что случилось с этой маленькой проказницей? — потребовал ответа ее муж. — Я только что видел, как уезжал врач.

— У Луизы корь, ей надо оставаться в постели, — сухо сообщила девушка.

Его глаза вспыхнули.

— Значит, ты все-таки добилась своего!

Взгляд Антонии потемнел.

— Уверяю тебя, я не заражала ребенка!

— Нет, но тебе чертовски повезло!

— Ты отвратителен! — вырвалась Тони. — У тебя что, нет ни капли сочувствия к бедной больной маленькой девочке, которая хочет к маме?

Дарос изогнул бровь.

— Бедная маленькая девочка? — фыркнул он. — Неуправляемая, дерзкая сорвиголова — более подходящее описание. А что касается ее невозможности быть рядом с мамой, чья это вина?

Тони покраснела, к собственному неудовольствию, и, обороняясь, ответила:

— Луизе гораздо лучше будет здесь, чем дома. У Пэм забот хватает и без больного ребенка на руках.

Злое выражение покинуло лицо мужчины. Он странно посмотрел на жену.

— Ты меня озадачиваешь, — признался судовладелец. — Твое беспокойство о сестре можно было бы счесть искренним. Если бы только ты не была такой жадной до денег, которые получила от меня.

— Пэм терпеть не может благотворительности, я же говорила.

— Существуют способы передать средства так, чтобы это не выглядело как благотворительность, — возразил супруг.

— Тебе бы очень хотелось узнать, что я сделала с пятью тысячами, да?

— Я знаю, что ты с ними сделала.

— Знаешь? — Антония с интересом ждала ответа своего мужа.

— Ты припрятала всю сумму и не собираешься тратить из нее ни пенни ради кого бы то ни было, — презрительно заявил грек. — Ты стяжательница и маленькая скряга, Тони.

— Благодарю! Ты сам тоже не отличаешься особой щедростью!

Дарос расхохотался.

— У меня нет желания потакать твоей скупости, — бросил он. — Или воспользуйся своими накоплениями, или обходись без денег.

Девушка слегка побледнела. Теперь было уже немного поздно вспоминать о своем намерении попросить у мужа взаймы. Тем не менее Тони все же обратилась к Даросу, не подозревая, что в ее больших глазах отражается мольба.

— Я хотела поговорить о деньгах… — начала она неуверенно.

— Зря колышешь воздух.

— Так как у меня нет возможности… э-э-э, воспользоваться своими накоплениями в настоящий момент, — продолжила девушка, проигнорировав резкие слова супруга, — я хотела спросить: не можем ли мы как-нибудь договориться о возобновлении моего содержания? О, я знаю, его выплата приостановлена, но Луиза больна, и о мальчиках тоже нужно заботиться, поэтому мне, естественно, понадобятся какие-то средства… — Ее голос стих.

У Тони засосало под ложечкой. Непреклонное выражение лица мужа указывало на безрезультатность ее попытки. С какой стати она решила, что она будет вертеть мужчиной так, как захочет, злясь, спрашивала она себя. С глупой самоуверенностью девушка воображала, что будет постоянно требовать у мужа денег и он, не имея возможности отказать ей, покорно их вручит. Но тогда Антония не учла, что брачные узы изменят расстановку сил. До свадьбы музыку заказывала она, но сейчас они с Даросом, похоже, поменялись местами. От ярости и разочарования щеки Тони покрылись красными пятнами. Супруга, казалось, забавляло ее негодование. Он продолжал пристально смотреть на жену сверху вниз со злобной ухмылкой на губах.

— Мне необходимо на что-то жить! — вспылила девушка. Ее глаза вспыхнули двумя зелеными язычками пламени. — Если ты не станешь вести себя более благоразумно, я в полном объеме продемонстрирую тебе свою способность влезать в долги!

Все намеки на ироничное отношение к происходящему исчезли с лица Дароса. Он подошел ближе. Слишком близко, чтобы Антония могла чувствовать себя в безопасности.

— Мои предупреждения, Тони, следует воспринимать всерьез, — бесстрастно произнес он. — Еще до нашей свадьбы ты протянула свои жадные маленькие ручки к моему богатству. Я вынужден был заплатить тебе определенную сумму, но поклялся, что ты ни пенни больше не получишь… За исключением ежемесячного содержания, конечно. — Голос мужчины был очень мягким, но даже Тони не смогла проигнорировать его зловещую угрозу, когда он добавил, тыча пальцем ей в лицо: — Посмей еще хоть раз выписать счет на мое имя, и твоя кожа будет саднить не меньше недели.

Ни злости, ни крика… И тем не менее девушка, к собственному неудовольствию, поймала себя на том, что по-настоящему дрожит. Она, которую друзья всегда считали бесстрашной! Это было невероятно!

— У тебя ничего не выйдет с рукоприкладством!

— Почему? Ты полагаешь, что сможешь дать мне отпор? — поинтересовался Дарос. В его голосе слышались ироничные нотки.

— Я собиралась объяснить, что обращусь в полицию, если ты посмеешь хоть пальцем меня тронуть, — рассерженно заявила Антония.

— Боюсь, это тебе не поможет. Греческие мужья имеют полное право наказывать своих заблудших жен.

Он был наполовину англичанином, хотела напомнить Тони, но промолчала. В ее супруге, возможно, и текла английская кровь, но он предпочитал думать о себе как о греке.

— Я могу уехать подальше, от тебя. — Девушка бросила вызывающий взгляд в сторону судовладельца.

— Верно. Но тогда мой дедушка решит, что наш брак распался. — Глаза мужчины улыбались, когда он добавил: — Видишь ли, в Элладе именно существование интимных отношений определяет, женаты люди или нет. И если ты не будешь жить со мной, тогда… — Дарос пожал плечами, а затем весело рассмеялся, увидев краску на щеках супруги.

Антония хотела бы оспорить это утверждение и выставить его лжецом, но она достаточно долго прожила в Греции, чтобы понять всю важность секса для греков. В любом случае, девушка все равно не собиралась бросать мужа. Во-первых, Тони все еще надеялась, что каким-нибудь способом заставит его заплатить за оскорбления в адрес англичанок. А во-вторых, она не собиралась волновать родителей в такое время, когда они были озабочены спасением своего бизнеса.

Но деньги ей были нужны. Антония размышляла над проблемой, где их достать, в течение следующих нескольких дней после разговора с Даросом, пока ухаживала за Луизой. Она проявляла такую заботу о племяннице, словно была матерью девочки. Дня через два мальчики стали вести себя спокойнее, и Тони решила, что на них повлияла болезнь сестры. Только когда на четвертый день Робби не пришел пить чай, девушка выяснила, что происходит на самом деле.

— Где Робби? — спросила она Дэвида, И тот расстроенно посмотрел на нее.

— В своей комнате.

— Чем он там занимается? — удивилась Антония. — Иди и скажи ему, что чай готов.

— Он не может спуститься.

У Тони сжалось сердце. Ведь не заболел же племянник! С Луизой приходилось нелегко. Она не просто капризничала из-за болезни, но к тому же была раздражительной и упрямой от природы и недостатка родительского внимания. Мальчики отличались своеволием и непослушанием. Несколько минут Тони пребывала в восторге от того беспокойства, которое они причиняют ее мужу, а в следующее мгновение ужасно сердилась на детей. Порой девушка готова была послать к чертям все свои современные взгляды и надавать племянникам тумаков. Как ни удивительно, их разрушительные действия причиняли ей боль, потому что принимали форму настоящего вандализма. Когда во время драки, устроенной мальчиками в гостиной, разбилась редкая нефритовая фигурка, Антония гораздо сильнее переживала из-за ее безвозвратной утраты, чем из-за гневной брани, услышанной от мужа.