Бель-Роз - Ашар Амеде - Страница 22

• Предыдущая
• 22/41
• Следующая

— Мсье, — обратился унтер-офицер к Бель-Розу, — вот человек, который ищет бумаги, бывшие собственностью господина Бергама.

— Но, малыш, — Бель-Роз повернулся к Пеппэ, — я все это купил по-честному.

— Это бумаги господина министра Лувуа! — вскричал Пеппэ.

— Пойдемте с нами, мсье, — сказал унтер-офицер Бель-Розу. Тот с улыбкой спросил:

— Куда вы меня ведете?

— В Бастилию.

Ладерут отправился из Парижа прямо в Дуэ, куда перебралась армия. Первым, кого он встретил, был Пьер.

— Скачи к ирландцу, а я пойду к Нанкре, — сказал Пьер Ладеруту.

Нанкре подумал о герцоге Люксембургском, Корнелий — о мадам Шатофор. Он поехал к ней и сообщил:

— Мадам, Бель-Роз арестован.

Когда он рассказал, что что Бель-Роз в Бастилии, герцогиня задрожала.

— Он, значит, государственный преступник! Его невозможно освободить!

— Но вы уже спасали его от смерти…

— С тех пор мое влияние упало. Вы не знаете Лувуа. Это суровый, властный и в то же время трусливый человек. Он никогда не простит Бель-Роза.

— Пусть нельзя простить, но надо освободить. Вы не можете отказать ему в этом.

— Но я не так красива и обаятельна, как три месяца назад. Взгляните сами, правда? Не говорите иначе. В окружении короля все быстро забывается.

— Так что же делать? — вскричал Корнелий.

— Я разыщу Лувуа, поговорю с ним и не отпущу, пока не уговорю. Я все-таки герцогиня де Шатофор. Если понадобится, я дойду до короля. Если женщины не воодушевляют Лувуа, они всегда могут повлиять на короля. И я найду такую женщину.

— Но вы сами, мадам, вы! — воскликнул Корнелий.

— Нет, я уже не пользуюсь успехом.

— Кроме вас, мадам, я знаю только мадам Альберготти, друга Бель-Роза и его сестры.

— Что же, с участием мадам Альберготти дело, пожалуй, выгорит.

Но при этом лицо герцогини побледнело, и голос зазвучал как-то по-особому.

— Мадам Альберготти в Компьене, — сообщил Корнелий.

— Я съезжу туда, — ответила герцогиня. И когда Корнелий покидал её, добавила:

— Рассчитывайте на меня.

Выслушав Нанкре, герцог Люксембургский со своей стороны тоже обещал помочь.

Мадам Шатофор не теряла времени. Она той же ночью отправилась в Париж, а наутро уже была в Компьене. Сюзанна хорошо знала Женевьеву, хотя они никогда не общались. Поэтому она была удивлена прибытием её в Компьен.

Услышав от Женевьевы, что случилось с Бель-Розом, она впала в отчаяние.

— Что же мне делать, чтобы помочь ему? Он мой друг и друг нашей семьи, я так страдаю, узнав о его участи.

— Но ведь он в тюрьме, ему грозит смерть, а вы спрашиваете, что вы можете сделать! — воскликнула Женевьева. — Вы можете его спасти.

— Как?

— Вы же представлены королю, а король благосклонен к маркизу. Поезжайте в Лилль и постарайтесь, чтобы король вмешался в это дело.

Сюзанна молчала.

— Он же в Бастилии! Чего вы ждете? — спросила Женевьева.

— Мсье Альберготти здесь, он при смерти — слабым голосом ответила Сюзанна.

— Но речь же идет о Бель-Розе! Вы любите и колеблетесь!

— Но здесь мой муж, и я должны быть с ним.

— Значит вот как вы его любите! Люби он меня так, как вас, я бы обо всем забыла, обо всем! Нет, вы никогда его не любили.

— Я его никогда не любила? — Сюзанна плакала навзрыд. — Да у меня и было-то счастье в жизни только с ним. Сколько я проплакала после замужества! Без него я не живу, а вы говорите, что я не люблю его!

Она говорила с таким чувством, что Женевьева уже жалела о своих словах.

— Да, да, я вижу, вы любите его! — воскликнула она, падая на колени перед Сюзанной. — Рядом с вами моя любовь ничто!

Когда Сюзанна возвратилась к господину д'Альберготти, муж заметил её бледность и заплаканные глаза.

— Вы плачете, Сюзанна, — произнес он. — В чем дело, скажите, я помогу.

— Вы очень добры и заботливы. Но речь идет о друге моего детства, сыне честного Гийома Гринедаля. Он в Бастилии.

— Что же мы можем поделать?

— Говорят, что мне следует поговорить об этом с его величеством.

— Вы честная и порядочная женщина. Позвольте предоставить вам свободу для вашего счастья.

— Но ведь вы мой муж, который постоянно обо мне заботился и меня защищал!

— Правильно, но, видите ли, я был вблизи дома, где один молодой человек был почти при смерти, а за ним ухаживали две молодых женщины. Одна была в деревенском платье, другая — замужняя дама.

Сюзанна бросилась к ногам мужа.

— Простите меня, ради Бога, простите! — рыдала она.

— Простить вас, несчастная? Да за что? Ведь я немало прожил на свете и все понимаю. Нет, вы чисты и непорочны, как и были. Как же я могу вас прощать? Встаньте, прошу вас, и положитесь на Бога. мне недолго осталось, вы станете свободны, и лишь он вам судья.

А пока в Компьене разыгрывалась эта сцена, мадам Шатофор вернулась в Париж и попала на прием к министру Лувуа.

— Однажды вы уже спасли Бель-Роза, — ответил ей министр, когда она изложила свою просьбу, — второго раза не будет.

Мадам Шатофор сделала удивленный жест.

— О, память мне не изменяет, — сказал Лувуа, — на этот раз Бель-Роз не лишил жизни человека, но на десять лет его преступление вполне потянет. Он сейчас в Бастилии, там и останется.

Бель-Роз тем временем очутился в одиночной камере Бастилии. теперь он лишился свободы, но заодно и текущих забот. И он предался размышлениям о своей жизни. Мало-помалу они свелись к дилемме — как ему быть с чувствами к Сюзанне и Женевьеве. Но удалось лишь одно: он пришел к выводу, что если эти две звезды почему-либо погаснут в его жизни, угаснет и сама его жизнь.

Через некоторое время за Бель-Розом пришел конвой, и его отвели к начальнику тюрьмы. Войдя, Бель-Роз увидел, что в кабинете присутствует также Лувуа, которого он узнал по виденным ранее портретам.

— Мсье, это вы были утром у господина Бергама? — спросил его министр.

— Да, я.

— И вы забрали у него бумаги, предназначенные мне?

— Я их купил, как обычный товар.

— Но я их купил ещё раньше.

— Товар принадлежит тому, кто расплатился первым.

— Да вы смелы, — усмехнулся министр, — но я могу расправиться с вами, если того пожелаю.

— Это вы действительно можете.

— Вы сожгли бумаги?

— Да, монсеньер.

— Полностью?

— Да.

— Вы ознакомились с их содержанием?

— Нет, монсеньер.

— Но видно, что-то подозревали, раз вы их уничтожили?

— Такие подозрения могут возникнуть, судя по той поспешности, с которой меня преследуют.

— Вы не ошиблись. Иначе вас бы тут не было.

— Догадываюсь.

— Одно ваше слово, мсье, может вас убить.

— Только одно?

— Одно-единственное. Вы же видите, я позаботился о вашем тщательном содержании.

— Э, есть слова, которые стоят всего этого.

— Берегитесь, чтобы вам не замолчать окончательно. Ну, хватит. Я хотел бы знать, желаете ли вы сохранить голову или нет.

— Это угроза, монсеньер?

— Более, чем вы думаете.

— Кровь за бумаги, которые я даже не прочел? Вы расточительны, монсеньер.

— Но одно слово может вас спасти.

— Какое?

— Имя того, кто послал вас за этими бумагами.

— Есть причина, по которой я не смогу вас удовлетворить.

— Какая же?

— Если я скажу вам, что я приобрел бумаги для себя, вы мне поверите?

— Нет.

— Тогда мне остается молчать. Ведь если я что-то вам все же скажу, почему вы тогда должны мне верить?

— Это ваше последнее слово?

— Совершенно верно.

— Верно, если не применять неких превосходных инструментов для извлечения более откровенных изречений.

— Попытайтесь, — ответил Бель-Роз, замолчал и скрестил руки.

Когда его увели, начальник тюрьмы заметил, что, похоже, Бель-Роз из тех, кого не заставишь заговорить.

• Предыдущая
• 22/41
• Следующая