Васек Трубачев и его товарищи (книга 3) - Осеева Валентина Александровна - Страница 5

• Предыдущая
• 5/75
• Следующая

Ребята согласились, но неожиданно для них нашлось другое дело.

Моросит мелкий, осенним дождик. У ворот школы останавливается грузовик, доверху наполненный железными койками. Двое рабочих торопливо сбрасывают койки на землю, прыгают в кузов и отъезжают.

— Живо убирайте! Сейчас матрацы привезем! — кричат они двум девушкам-санитаркам, выбегающим со двора.

Койки, выкрашенные зеленой краской, штабелями лежат у забора.

— Сбросили у ворот и уехали! Хоть бы во двор внесли! — сердятся санитарки, хватаясь за липкие спинки кроватей.

С крыльца быстрыми шагами сходит Грозный, затягивая ремешком старое, порыжевшее пальто. Опережая Грозного, прыгает со ступенек Васек Трубачев.

— Ребята, сюда! Койки привезли! Живо! — кричит он на бегу. — Коля! Саша!.. Койки!..

Из глубины двора, где кучей свалены бревна, выбегают ребята. Около ворот закипает работа.

— Поднимай! Поднимай!

— Боком, боком поворачивай! За ножки придерживай!

— Куда нести?

— В зал?

— Иван Васильевич, в зале шестнадцать коек станет — мы высчитали!

— Ребята, по двое берись!.. Куда тащите? — кричат санитарки.

Грозный, кряхтя, суетится вокруг коек, потом бежит к крыльцу.

— Ноги вытирайте! Весь коридор затопчете! Зачем половик положен? — ворчит он на санитарок.

— Ладно, дедушка! Сами затопчем — сами и вымоем. Не видишь — матрацы везут, а мы еще с койками возимся!

— Эх вы, санитары! У меня все ребята ноги вытирали, я их без этого ни одного в класс не пускал, — ворчит Грозный.

— Сашка, бегом, бегом!.. Девочки, в зал идите! — командует Трубачев.

— Васек, матрацы везут!

Ребята тащат койки. Лила ч Нюра расставляют их в зале.

— Лида, здесь тумбочки нет. Возьми в классе, там лишняя. Ставь между кроватями!

Сева бегает с тряпкой, вытирает мокрые железные сетки.

У ворот буксует машина. На ней возвышается гора красных полосатых матрацев, покрытых сверху брезентом.

— Толку у вас нет! Куда в дождь матрацы везете? Где их сушить? — ругается Грозный.

— Приказано, отец… Бери, бери! Не ругайся зря! Спешка, ничего не поделаешь… А ну, а ну, ребята! На плечи кладите… Вот это молодцы!

Ребята, согнувшись под матрацами, один за другим бегут по двору. Сильные девушки-санитарки берут по два матраца и медленно шагают к крыльцу.

— Живо, красавицы! Гляди, дождь промочит! — подгоняют их рабочие.

Васек хлопает себя по лбу:

— Эх, не догадались сразу!.. Сашка, за мной! Мазин!

Он бросается в раскрытый сарай, вместе с Сашей вытаскивает приготовленные для раненых носилки:

— Дядя, клади! Больше клади!

— Вот это голова! Вот это стахановец! — шумно одобряют рабочие. — Стой! Хватит с них — тяжело будет.

Санитарки тоже хватают носилки. Машина быстро пустеет и, пятясь задом, отъезжает от ворот.

В зале между койками ходит Грозный, ощупывает матрацы:

— Затопить надо… Беги, Малютин, за спичками — на столе у меня возьми, а я дров принесу.

Сева бежит за спичками. Иван Васильевич тащит дрова, гремит заслонками и, присаживаясь на корточки перед печкой, тихонько ворчит:

— Эх, на охоту ехать — собак кормить! Раньше бы затопить надо!

Лида подкладывает ему сухие щепки.

Васек Трубачев, Мазин, Саша и Одинцов в боевой готовности стоят у ворот.

— Везут! Везут! — громко кричат они, завидев на улице грузовую машину.

Машина подъезжает к воротам.

Ребята носят одеяла, подушки, сложенное столбиком белье. Во дворе появляется строгая высокая сестра в черном пальто, накинутом на халат. Она обходит классы, зал, на ходу бегло здоровается со школьным сторожем, спускается в раздевалку, делает замечания санитаркам.

— Это что ж за птица такая? — неодобрительно оглядывает ее Грозный.

— Это старшая сестра Нина Игнатьевна, — на ходу поясняет ему санитарка.

— Почему здесь ребята? Зачем они здесь? — доносится из. коридора голос старшей сестры.

Ребята тихонько шмыгают на крыльцо.

— Пойдемте дрова колоть, — хмуро говорит товарищам Васек, — дров мало.

Старшая сестра смотрит в окно. По стеклу бьются мелкие капли дождя.

Около сарая возятся мальчики. Одинцов и Саша пилят мокрое бревно, Васек колет дрова, Лида и Сева носят в сарай поленья, Нюра собирает щепки, Петя и Мазин тащат бревна.

— Это чьи ребята? — спрашивает Нина Игнатьевна.

— Это школьники, воспитанники этой школы, — вырастая за ее плечом, с достоинством говорит Грозный и, заложив руки назад, важно шествует в свою каморку.

Под вечер в теплой, уютной школе появляются первые раненые. Ребята со страхом и сочувствием смотрят, как из санитарной машины выносят на носилках закутанных в одеяла людей, видят на подушках изжелта-бледные лица, лихорадочно блестящие глаза, слышат стоны… Хромая и опираясь на санитарок, идут по двору молодые, безусые, и пожилые, бородатые, бойцы. Нина Игнатьевна стоит на крыльце, молоденькая сестричка осторожно ведет раненого красноармейца.

— Ничего, ничего, голубчик, сейчас мы вас уложим, перевязку сделаем, — мягко говорит старшая сестра.

Врачи в белых халатах, накинутых поверх военных гимнастерок, принимают раненых в бывшей учительской. Запах йода и еще каких-то лекарств распространяется по коридорам.

— Ребята, завтра чуть свет опять сюда. Работа найдется! — говорит товарищам Васек.

Время шло. Васек и его товарищи работали в госпитале. Старшая сестра уже не спрашивала, чьи это ребята: она знала их всех по именам и, смеясь, называла «скорой помощью».

— Сестричка, пошлите ребят, пускай газетку почитают, — просили раненые.

— Васек, отряди кого-нибудь в пятую палату письмо писать.

— Нюра, посиди около Петрова. Он очень по своей дочке тоскует, поговори с ним, — напоминала Нина Игнатьевна.

Вечерами ребята читали раненым книги из школьной библиотеки. Смешные фигурки в длинных белых халатах вызывали у красноармейцев добродушные улыбки.

— Сюда, сюда, профессор! Посерединке садись, чтобы никому не обидно было…

Ребята возвращались из госпиталя только поздно вечером.

Вместе с ними в госпитале работала и тетя Дуня. В раздевалке, оборудованной под кухню, на громадной плите сияли начищенные до блеска котлы. Ранним утром в котлах уже весело булькала вода, тетя Дуня сыпала в котлы крупу и, вооружившись длинной деревянной ложкой, помешивала кашу.

Санитарки, гремя подносами, уносили из кухни завтрак и в полдень прибегали за обедом. Тетя Дуня, в белом халате, раскрасневшаяся от горячей плиты, пробовала на вкус каждое кушанье и доверху наливала тарелки.

— Ты спроси, вкусно ли. Может, не нравится моя стряпня? — беспокоилась она.

Но «стряпня» нравилась. Нина Игнатьевна хвалила повариху, а раненые почтительно называли тетю Дуню «мамашей» и запросто обращались к ней с просьбой сделать хлебный квас или побаловать их солеными огурчиками. Тетя Дуня ставила квас, посылала судомойку в погреб за огурчиками и, натоптавшись за день, спешила домой, чтобы наутро снова стать у плиты.

Саша по-прежнему жил у Васька. Вечерами они забирались на широкую кровать Павла Васильевича, говорили о госпитале, о Сашиных родных, о Мите и обо всех, кто остался в партизанском лагере. Потом, уткнувшись в подушку, оба замолкали.

— Васек, о ком ты сейчас думаешь? — приподняв голову, спрашивал Саша.

— О папе, — шепотом отвечал Васек. — А ты?

— О маме.

— Спите, спите! — откликалась из кухни тетя Дуня. — Завтра рано вставать! В котлах у меня вода не налита, дрова сырые… Ох ты, господи!

Но Ваську не спалось. Мысли его подолгу останавливались то на одном, то на другом близком человеке. Давно не было Тани…

• Предыдущая
• 5/75
• Следующая