Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена - Бобровникова Татьяна Андреевна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/101
• Следующая

Теперь и мы можем лучше представить себе обстановку в доме Сципиона. Молодые приятели постоянно затевали веселые игры, постоянно добродушно подшучивали и поддразнивали друг друга; они сочиняли веселые стихотворные экспромты и целые пародийные оды, в их устах вечно мешалась греческая и латинская речь, ибо греческие слова срывались у них с языка так же часто, как у русских дворян французские. В этом кружке у каждого было греческое прозвище. Лелия называли ???os, то есть «мудрец», почти наверняка с оттенком легкой насмешки, вроде русского «голова». Сципиона называли ????? («иронический человек»). Это слово означает «притворщик» и «насмешник». Так называли философа Сократа. Дано было это имя Публию за то, что он великолепно умел морочить собеседника, сохраняя при этом совершенно серьезное, невозмутимое лицо, так что тот никак не мог понять, говорит Сципион серьезно или шутит (Cic. De or., Ill, 270; Brut., 299). Сейчас я как раз расскажу одну историю, которую многие современники считали шуткой или мистификацией Публия Африканского.

В 166 году перед весенним праздником Великой Матери богов явился к эдилу очень красивый смуглый застенчивый юноша и со смущением сообщил, что сочинил комедию. В Риме пьесы ставили эдилы, то есть они несли все расходы. Эдил, у которого было мало времени и много рукописей, отправил молодого человека к известному поэту Цецилию Стацию. Юноша робко вошел. Цецилий в это время обедал. Он даже не предложил посетителю места за столом и велел ему читать. Тот, примостившись где-то в уголке, развернул рукопись и начал. Но не прочел он и нескольких страниц, как старый поэт вскочил, обнял его и усадил рядом с собою, осыпая самыми лестными похвалами и поздравлениями. Надо ли говорить, с каким жаром рекомендовал он новую пьесу эдилу. Он не ошибся. Комедия имела бешеный успех, и автор получил совершенно невиданные сборы. Так взошла на римском литературном небосклоне новая звезда — Публий Теренций Афр (Suet. Тек, 2).

Все спрашивали друг друга, кто он, эта знаменитость, откуда взялся, какого рода, где получил столь блестящее образование? Но оказалось, что никто толком ничего не знал. Ему было 19 лет. Говорили, будто он раньше был рабом какого-то сенатора Теренция Лукана. Родился в Карфагене, отсюда и его имя Афр, то есть африканец. Далее будто бы господин, восхищенный его способностями, дал ему образование и отпустил на волю. Но где он сейчас, этот Лукан, и почему не покровительствует своему вольноотпущеннику, никто не знал. Не знали, и откуда взялся карфагенянин в доме Лукана, ведь он родился, когда Пуническая война уже 15 лет как окончилась, значит, он не мог быть военнопленным. Но и купить его было нельзя, так как у Рима не было торговых отношений с Карфагеном. Однако над этим вопросом никто ломать себе голову не стал.

Каждый год, непременно весной[19], Теренций ставил по пьесе[20]. И всегда имел успех[21]. Теренций вошел в моду. Его язык был чист и изящен, интрига тонка и остроумна, сам автор скромен, мягок и даже льстив в обращении. Молодой поэт уже заработал достаточно и мог жить безбедно. Он купил небольшой участок в двадцать югеров на Аппиевой дороге, завел хозяйство и обзавелся семьей (Suet. Тек, 5).

Только одно обстоятельство омрачало жизнь Теренция — его собратья по перу почему-то люто его ненавидели. Они делали все, чтобы отравить ему существование. Дошло до того, что однажды один поэт ворвался к эдилам, которые уже приняли очередную пьесу Теренция к постановке, и учинил дикий скандал (Eun., 20—23).

За что же его так ненавидели другие поэты? Что это было — зависть, соперничество, борьба литературных течений?[22] Это окутано тайной. Но вокруг молодого поэта, как плотное черное облако, сгустились темные слухи. Сначала их повторяли только поэты и актеры. Но вскоре слухи эти вышли за пределы маленького театрального мирка и поползли по Риму. Их с усмешкой передавали друг другу завсегдатаи Форума, о них толковали в тавернах, в портиках, на перекрестках. Они превратились в очередной весьма соблазнительный скандал. И то были странные слухи, очень странные.

Говорили, что Теренция нет. Он — мистификация, подставное лицо. За ним, как за ширмой, скрывается кто-то другой, какие-то очень знатные люди, для которых совершенно немыслимо ставить пьесы под собственным именем. И люди эти — Публий Сципион и Гай Лелий!

Гай Меммий, современник наших героев, в речи, произнесенной в свою защиту, говорил: «Публий Африканский, пользуясь личиной Теренция, ставил на сцене под его именем пьесы, которые писал дома для развлечения» (Suet. Ter., 3). Квинтиллиан, знаменитый учитель красноречия, пишет: «Произведения Теренция приписывают Сципиону Африканскому» (Inst., X, 1,99). У Цицерона читаем о Теренции: «Комедии его за изящество языка приписывали Гаю Лелию» (Alt., VII, 3, 10). Светоний говорит: «Известно мнение, что Теренцию помогали писать Лелий и Сципион» (Suet. Теr., 3).

По Риму ходили забавные рассказы и истории. Непот, очень серьезный и солидный автор, ссылаясь на какой-то «достоверный источник», рассказывает, например, следующее. В 163 году друзья встречали Новый год — а тогда в Риме его справляли 1 марта — на Путеоланской вилле Лелия. Было время обедать, и жена сказала Гаю, чтобы он не запаздывал. Но Лелий просил пока его не беспокоить и садиться без него. Гости уже заняли места за столом, когда наконец вошел сам Лелий и улыбаясь сказал, что редко удавалось ему так хорошо писать. Все, конечно, попросили его прочесть, и он продекламировал стихотворный монолог. А через месяц все услыхали его со сцены уже под именем Теренция (Suet. Тег, 3).

Действительно, Теренций был близко знаком с обоими друзьями. Вчерашний раб, он был приветливо принят на Альбанской вилле Сципиона и сидел теперь за одним столом с знатнейшими из знатных. Сципион принимал молодого поэта с чарующей простотой, составлявшей его отличительную особенность. Он никогда не ставил себя выше своих приятелей, кто бы они ни были (Cic. De amic., 63). Лелий называл его другом (ibid., 89). Сам Теренций с восхищением говорит, что его знатные друзья обходятся с каждым без всякого высокомерия (Adelph., 21). А один из его врагов-поэтов, Порций Лицин, с плохо скрытой завистью пишет:

«Он домогался смеха и неискренних похвал знатных людей. Жадным ухом ловил он божественный голос Публия Африканского. Он обедал с Филом и красавцем Лелием» (Suet. Ter., 1). Этот Люций Фурий Фил был знатный молодой патриций, ровесник Сципиона и самый его близкий друг после Лелия. Эти трое прослыли в Риме неразлучными. Тем не менее почему-то никто не подозревал его в том, что он также участвует в сочинении пьес Теренция.

Итак, весь Рим заговорил о том, что поэт не сам пишет свои комедии. Дело приняло наконец такой оборот, что Теренцию пришлось как-то отвечать на эти обвинения. В прологе к «Самоистязателю» — той самой комедии, которая, если верить молве, так удалась Лелию, — он говорит, что на него нападают собратья по перу и заявляют, что «он внезапно взялся за поэтическое искусство, полагаясь на таланты друзей, а не на собственные способности» (Heut., 23). И вместо ответа предлагает о его способностях судить зрителям. Какое странное оправдание! Однако дальнейшая история была еще загадочнее.

В 160 году была поставлена пьеса Теренция «Братья». В прологе поэт пишет:

«Ненавистники говорят, что знатные люди помогают поэту и усердно пишут вместе с ним (Теренций никогда не называет себя ни в первом лице, ни по имени. — Т. Б.). Но то, что им представляется столь тяжким обвинением, для самого поэта величайшая похвала. Ведь, значит, он мил тем людям, которые милы вам всем и всему народу и к кому каждый из вас в свое время обратился за помощью на войне, или на досуге, или в трудах, а они помогли без всякого высокомерия» (Adelph., 17–21).

• Предыдущая
• 9/101
• Следующая