Эрдейский поход - Мельников Руслан - Страница 63

• Предыдущая
• 63/63

Всеволод усмехнулся. Эржебетт в воинском наряде походила на оруженосца из молодшей дружины. И не скажешь, что девка! Значит, будет у них теперь в отряде два юных отрока. Один – музыкант и певец Раду, а второй...

А вот от второго отрока песен не дождешься.

Мысль эта сразу и напрочь отбила охоту скалить зубы. Настроение испортилось.

– В путь! – сурово приказал воевода.

Действительно, пора. И так уже задержались в Сибиу-Германштадте сверх всякой меры.

...Заночевали в немецком монастыре. Таком же пустынном и мрачном, как покинутый город. Безлюдная обитель находилась на полпути к тевтонскому замку, а поскольку добрались к ней почти на закате, то и решать, собственно, было нечего. Лучшего места для ночлега все равно не найти.

Монастырский двор окружала стена в три человеческих роста. Не много, конечно, но и не так чтоб мало. Стена – добротная, крепкая, из камня сложенная. С западной стороны – ворота. Одни-единственные. Узенькие, низенькие – крестьянская телега едва-едва протиснется, а всадник проедет лишь пригнувшись. Зато створки – дубовые, железом обитые. И даже не посечены когтями нечисти.

Но вот что странно: ворота оказались запертыми. Изнутри. А за воротами – сколько дружинники Всеволода ни кричали – никаких признаков жизни. Пришлось татарам бросать арканы, лезть незваными гостями на стену, а после – выдвигать крепкий засов и впускать остальных.

Воины русской сторожи, шекелисской заставы и татарского Харагуула въехали на подворье. Уныло, неприветливо и неуютно было здесь. Мертвое запустение царило всюду – и в тесных кельях, и в хозяйственных постройках, и в латинянской церквушке, приютившейся под невысокой звонницей с единственным сиротливо покачивающимся на ветру колокольцем.

Скрипели на ветру отворенные двери. Зияли черными дырами разбитые витражи. Тревожным эхом отдавались шаги в молельне, где на каменных плитах пола лежали поваленные подсвечники, разбитые лампадки, упавшее распятие. И в темной просторной трапезной с длинными столами, опрокинутыми лавками и битой посудой – то же пугающее гулкое эхо.

И – сквозняки изо всех щелей.

Судя по всему, в монастыре уже побывала нечисть, коей неведомо благоговение перед людскими храмами. И вошли темные твари не через запертые ворота – через стены перемахнули. Да, видать, не застали никого. Трупов-то нет. И костей – тоже. Значит, успела сбежать монастырская братия. Однако ж, в отличие от жителей Сибиу, монахи не поленились затворить ворота. Зачем-то. Словно могли тем уберечь свою обитель от осквернения. А сами после со стен спускались? Вероятно. Иначе – никак.

Ладно... Кому бежать, а кому сражаться. Всеволод скорым шагом обошел подворье, осмотрел, прикинул, оценил. Именно на предмет «сражаться». Оказалось – можно. Очень даже.

По сути, монастырь представлял собой небольшую, простенькую, но надежную крепостцу. Полсотни воинов – за глаза хватит, чтоб успешно держать оборону. А уж сотня с гаком, что привели сюда Всеволод и Сагаадай, – гарнизон, способный сделать обитель и вовсе неприступной твердыней. На время, конечно. На ночь. Дойдет до битвы – оборонять этот монастырь с единственными вратами в чем-то будет даже проще, чем проход меж внутренней и внешней стеной Сибиу.

– Если переживем эту ночь, ужинать будем уже в тевтонском замке, – пообещал Бранко.

Если переживем... Ночь...

– Проверить подворье, – приказал Всеволод. – Обшарить все – от колокольни до подвалов. Коли здесь прячется нечисть, она должна издохнуть, прежде чем сядет солнце.

– Обезопасить тылы, – это ты, конечно, правильно решил, русич, – криво усмехнулся Конрад.

Смотрел немецкий рыцарь при этом на Эржебетт.

Всеволод скрежетнул зубами. Промолчал.

Решил про себя: в этот вечер он помолчит, но после, когда с Эржебетт все прояснится окончательно, каждое неосторожно брошенное слово вгонит тевтону обратно в глотку. Будь он хоть трижды послом, этот наглый сакс!

Упырей в монастыре не нашли.

Нашли другое.

– Воевода, там внизу подвалы, кажись... – озадаченно доложил десятник Илья.

– Что значит «кажись»? – сдвинул брови Всеволод. – Осмотри как следует.

– Так... того... невозможно никак. Замурованы они. Проход идет вниз, а поперек – стена. Сплошная, крепкая – булавой не разбить.

– Стена? – встревожился Всеволод. – И кого ж, интересно, братия в подвалах схоронила?

Илья с усилием сглотнул:

– Себя, воевода.

– Что?!

– Изнутри камень клали – по раствору видать. И – после небольшой паузы:

– А с этой стороны на стене – следы.

– Какие такие следы?

– Страшные, – понизил голос десятник. – На когти похоже. И на зубы. Искрошена кладка аж на пару локтей вглубь. Я так разумею – монахи за собой весь ход в подвалы закрыли каменной пробкой. Нечисть прогрызалась-прогрызалась, да так и не смогла до них добраться.

Конрад, слышавший разговор, изменился в лице. Перекрестился на католический лад. Сказал тихо-тихо:

– Сами себя в склепе монастырском замуровали. Смерть мученическую приняли, не желая питать нечисть своею кровию.

Тевтон забормотал что-то на латыни. Всеволод вздохнул.

Ну вот и прояснилось, куда подевалась братия и почему ворота монастыря заперты изнутри. Не остановили те ворота темных тварей. А каменная кладка в подвале остановила. Или, может, не кладка? Может, просто перестали чуять упыри за каменной преградой манящий ток живой теплой крови. И когда задохнулись в душном замурованном склепе десятки молящихся монахов – тогда и отступила нечисть из подвального тупика.

Ушла, утратив к монастырю всякий интерес.

И ныне здесь темных тварей более нет. Ни единой...

– Дозоры – на стены и колокольню, – распорядился Всеволод. – Лошадей накормить. Проверить оружие. Кому надо – почистить серебро. Всем быть готовыми к бою. Тревогу объявлять ударом колокола.

Он замолчал, огляделся.

Нет? Тварей? Здесь? Ни единой? Или... Все же...

Взгляд задержался на Эржебетт:

– А ты, голуба, пойдешь со мной.

Поняла ли, не поняла его девчонка – не важно. Пойдет. По доброй воле или по принуждению, но пойдет. И первый ночной час пробудет на его глазах. Под присмотром. Под двумя обнаженными мечами с серебряной насечкой.

Медленно и неумолимо надвигалась ночь. Тонуло в пылающем багрянце уставшее светило, в очередной раз отдавая людское обиталище на откуп темным тварям иномирья. Близился послезакатный час. Час, когда выползают из дневных укрытий упыри и оборотни перекидываются из человека в зверя. Час, когда люди становятся добычей.

• Предыдущая
• 63/63