Эрдейский поход - Мельников Руслан - Страница 17

• Предыдущая
• 17/63
• Следующая

– Мы сейчас не на землях ордена, Конрад, – оборвал Всеволод. – Я хочу поговорить со старухой. Бранко, спроси, где ее род и что она сама делает здесь. И про кости вокруг юрты – тоже спроси, не забудь.

– Ты и сам можешь ее расспросить, – пожал плечами волох. – Она по-русски понимает и сносно говорит. Слушай... для тебя рассказывают.

Старуха все бормотала и бормотала. Всеволод прислушался. А ведь и правда! Мешанина из половецкой речи и привычного с детства языка, была теперь вовсе не бестолковой. Незнакомые половецкие слова Всеволод пропускал. Русских – почти не исковерканных уже (видимо, старуха совладала с первым страхом) – хватало с лихвой, чтобы понять...

– Ночные демоны-волки пришли из Западных гор, – причитала старуха. – Большие звери, большие зубы. Демон-волк ест человека, и лошадь, и барана, и быка – все ест ненасытная ночная тварь. Храбрых джигитов пожрал, и их жен, и их детей, и их стариков. Кто мог – бежал. Весь мой род бежал, я тоже бежала. Но бежать трудно. Демон-волк скачет быстрее, чем конь. Ночью всех догнал. Здесь догнал. Есть стал. Кости видел, урус-хан? А как всех съел – я одна осталась. Не на чем ехать дальше. Не с кем ехать дальше. Разбирать юрту не буду. Помирать здесь буду.

– Ладно говоришь, бабка, – хмыкнул Всеволод, – да не очень складно. Не могу я в толк взять: коли всех вокруг сожрали, как же ты сама уцелела. Под шкурами этими, что ли, отсиделась?

Всеволод пнул ворох грязных шкур, в которых пряталась шаманка.

– Нет, урус-хан, – мотнулась из стороны в сторону седая голова. – Шкуры не спасут от демона-волка.

– Что же тебя спасло?

Старуха подняла на Всеволода узкие выцветшие глаза. Долго-долго всматривалась в его лицо. Потом потресканные губы ведьмачки вдруг скривились в улыбке. На миг обнажились желтые, сильно стертые, но крепкие еще зубы.

– Слово я заветное знаю, урус-хан.

– Какое такое слово?

– Слово-оберег, что от степных и лесных волков надежно хранит.

– И?

– И от пришлой смерти в обличье ночного демона-волка сохранило тоже.

– Врет, ведьма! – процедил Конрад. – Вервольфа словом не остановить. И от простого волка нет заговора! И не было никогда.

Всеволод поднял руку, утихомиривая немца:

– Погоди-погоди, тевтон. Может, у вас в Саксонии да Семиградье не было, потому как без нужды вам то за каменными стенами городов и замков, а у степняков – иначе... Кочевник куда как ближе с волком знается, от которого его иной раз только войлок юрты и отделяет. Да и наши ведуны, в лесных чащобах в прежние времена жившие, если верить старым преданиям, серых своей воле подчиняли. Так что, глядишь, и на оборотня в волчьем обличье тоже управу найти можно.

– Ай, молодец, ай, верно говоришь, урус-хан, – снова осклабилась половчанка.

– Отчего ты меня все время урус-ханом зовешь, старуха? – нахмурился Всеволод.

– Ты первым вошел в юрту, ты приказываешь, и тебе подчиняются – значит, ты хан или знатный нойон. И доспех на тебе, который не носит степной богатур, но носит русский витязь. Да и не ездят здесь уже давно отважные степные джигиты – растерзаны они ночными демонами-волками. А кто уцелел – уводит сейчас свои роды и семьи далеко на восток. Так что догадаться, откуда ты пришел, не трудно. А вот куда идешь... И зачем...

Что ж, любопытство старухи можно удовлетворить. Частично. Нет в том никакой беды.

– За Карпатские хребты мы едем, бабка, в страну угров. А с какой целью – так то не твоего ума дела.

Степная ведьма закивала, прикрыв глаза. Словно давала понять, что не претендует на чужие тайны:

– Ты прав, урус-хан. Мне об этом знать не нужно. Да и не желаю я того. Нынче все бегут прочь от Западных гор, а коли вам хочется смерти своей искать в проклятых землях – так воля ваша и никто вам тут не советчик.

– Не каркай, карга, – поморщился Всеволод. – Смерти своей все мы ищем с рождения, и каждый в итоге находит – рано или поздно. Вражеский меч, мор или...

Взгляд Всеволода скользнул по седым космам и сухой морщинистой коже шаманки. А может, волкодлак просто побрезговал ею? Хотя нет, вряд ли. Эти – не из брезгливых

– ...или старческая дряхлость... Конец – все един. А я сейчас не черных пророчеств хочу. Открой лучше слово, что хранит тебя от оборотня.

По губам старухи опять скользнула улыбка. На этот раз – холодная и едва-едва заметная.

– Такое слово не говорится неоплатно, урус-хан...

Конрад медленно потянул из ножен меч. Сказал – спокойно, скрывая за внешней холодностью клокотавшую ярость:

– Говорится, ведьма, еще как говорится...

– Остынь, тевтон, – бросил Всеволод по-немецки, искренне надеясь, что половецкой шаманке не понять языка германцев. – Мечом от нее сейчас все равно ничего не добьешься. Ведьмы упрямы и своевольны. Начнешь грозить – не скажут, что нужно. Заставишь говорить силой – обманут. Пустишь в ход сталь – навредят...

Так ему рассказывал Олекса. А уж старец-воевода в подобных делах смыслил. «В этом мире все взаимосвязано, – открыл в свое время Всеволоду незатейливую, но неоспоримую мудрость глава сторожной дружины. – Огонь в очаге дает человеку тепло, человек дает огню пищу. Хищник пожирает слабых, чтобы сильные становились еще сильнее, но вместе с сильными из поколения в поколение рождаются новые слабые – кормить хищника. То же – и колдовская, и ведьмина служба: любой колдун, любая ведьма помогут лишь тогда, когда соблазнятся ответным даром. Но уж приняв подношение, они не посмеют обмануть дарящего, ибо в противном случае навеки утратят часть своего могущества. Дар – это плата. И магическая связь, объединяющая воедино разделенное.

– ...А потому убери свой меч, Конрад.

Тевтонский рыцарь послушался. Может быть, понял, чего не знал. А может, – вспомнил, что знал, но забыл. Конрад скривился, однако сунул клинок обратно в ножны. Отступил.

– Ты хочешь платы? – Всеволод снова заговорил по-русски, обращаясь к степной ведьме. – Хорошо, я тебе заплачу. Золотом – за каждое слово. И пусть эта плата будет той самой связью, соединяющей воедино разделенное.

Он потянулся к кошелю на поясе. Улыбка старухи стала шире.

– Что значит презренное золото в мире, на который уже легла тень смерти?

Так... золото, значит, здесь уста не откроет. Шаманка знает, чего просить. Ведает, чего боится нечисть.

– Хочешь серебра? Что ж, если надо будет...

– А на что оно мне? – половчанка продолжала улыбаться. – Видишь, в моем очаге нет огня, а подле очага нет дров, чтобы разжечь его. И некому собрать топливо для костра. И одна я не смогу выплавить себе серебряную юрту, в которую не проникнут создания тьмы. Да и у тебя не отыщется столько белого металла.

– Я могу оставить тебе серебрёное оружие и доспех, коих устрашится любая нечисть.

Старуха закаркала, залаяла... Такой у нее был смех.

– Я всего лишь слабая старая женщина, урус-хан. Боевой доспех раздавит мое немощное тело, а меч, кованный для воина, мне не поднять. Нет, этого не нужно. От ночного демона-волка меня надежнее обережет мой заговор.

– Чего же ты тогда хочешь?

Непонятно! Раз уж ведьма отказывается от посеребренной стали...

Из узких щелочек на Всеволода глянули две колючие ледышки.

– Дай мне конных богатуров из твоего отряда, чтобы они оберегали мою юрту, когда сюда придут те, кто не есть мяса, но пьет кровь. Те, кого не остановят заговорные слова против волка.

Упыри! Вот кого боится ведьма! Что ж, с человеком, испытывающим страх перед грядущим, торговаться легче, но...

– Дай богатуров, урус-хан!

Но слишком велика запрошенная цена.

– Этого не будет, старуха, – твердо сказал Всеволод. – Все мои воины пойдут со мной. Ибо в поход они выступили не для того, чтобы охранять твой шатер. У них иное предназначение.

– Сдохнуть за Западными хребтами, – зло прошипела половчанка.

– Я уже просил тебя – не каркай, – повысил голос Всеволод.

Малосильные колдуньи вроде этой не способны предвидеть или призывать будущее. Но внести смуту в человеческое сердце смогут и они.

• Предыдущая
• 17/63
• Следующая