Операция «Танненберг» - Мельников Руслан - Страница 25

• Предыдущая
• 25/65
• Следующая

Любопытно… очень любопытно. Похоже на то, что фашики не намерены делиться с Его Императорским Величеством ценными пленниками. Или сведениями, которыми те могут обладать. Ну да, союзничество – союзничеством, а секретная информация – врозь.

Остановились на небольшой возвышенности, откуда хорошо просматривались окрестности. Пленников выгрузили из грузовика. Будто кули, оттащили в сторонку. Бросили.

Расстреливать будут, что ли? Нет, не похоже. Пытать?

– Брат Фридрих, – обратился штурмбанфюрер к маршалу фон Валленроду, – расставьте своих рыцарей под этим холмом. И никого… слышите – никого не пускайте наверх. Я хочу, чтобы сейчас мне не мешали ни швейцарские арбалетчики, ни подданные императора Рупрехта, ни кто-либо еще.

Похоже, тевтоны и фашисты понимали друг друга с полуслова. Краткий приказ, взмах руки – и дисциплинированные орденские братья на уставших после длительной скачки лошадях съехали вниз.

Штурмбанфюрер со «шмайсером» на шее приблизился к пленникам. Остальные эсэсовцы остались у машины.

– Итак, полковник, будем говорить? Цайткоманда с вами сталкивалась неоднократно, но признаюсь, кто вы, откуда и с какой целью отправились в прошлое, выяснить нам так и не удалось. Ваша супруга в трансе говорила невероятные вещи. И мы уже склонны поверить некоторым из них. Но подробности хотелось бы услышать от вас. Для начала скажите, кто вы такой и зачем выдавали себя за посла ордена Святой Марии?

Зачем? Да случайно же все вышло! Впрочем, Бурцев отвечать не собирался.

– Предупреждаю сразу, полковник: я послан не за вами, а за вашей супругой. У меня приказ отыскать анкер-менш. И я уже выполнил этот приказ. Вас же мне разрешено ликвидировать. Вы слишком опасны. Вы слишком часто выскальзывали из наших рук. И принесли уже слишком много бед, чтобы впредь оставлять вас в живых.

Может быть, так. А может быть, немец лжет.

– И то, что вы все еще живы – моя личная инициатива…

Инициатива? Что ж, она была прозрачна, как свежевымытое стекло, эта инициатива.

– Хочешь выслужиться, щенок? Допросить, а потом – в расход?

Щека эсэсовца дернулась. Ага, в точку, значит!

– Я вам задал вопрос, полковник. Кто вы?

Бурцев молчал. И демонстративно смотрел в сторону.

– Что ж, надеюсь, ваша жена окажется более благоразумной.

«Шмайсеровский» ствол повернулся в сторону Аделаиды. Голос немца прозвучал почти галантно. Приглашение на танец – и только.

– Вы согласны отвечать на мои вопросы, Ваше Высочество? Расскажете, зачем ваш супруг искал встречи с императором?

Княжна Агделайда Краковская лишь скривила губы в ответ. Всем своим надменным видом гордая дочь Лешко Белого выказывала презрение и нежелание разговаривать. Однако от цепкого взгляда эсэсовца не укрылась тревога, промелькнувшая в глазах Бурцева. Немец сделал выводы. Немец удовлетворено хмыкнул.

Штурмбанфюрер вернулся к машине, достал из кабины… Хм… Лопатка? Да, точно. Малая, саперная. Вряд ли ею тут рыли траншеи. Наверное, иное у нее предназначение – откапывать буксующие колеса грузовика. Для того, видать, и возили. Но на кой она понадобилась сейчас-то?

Немец воткнул лопатку в землю возле головы Бурцева, перевернул пленника на живот. Впечатав ствол в спину, развязал стянутые за спиной руки. Отошел, держа Бурцева на прицеле.

В чем дело?

Эсэсовец кивнул на лопатку.

– Возьми-ка это, полковник.

Так… Переходим на «ты»? Бурцев взглянул на фрица. Что задумал, гад?

– Не хочешь говорить – будешь работать, – с ухмылкой пояснил тот. – Выкопаешь могилу. Здесь вот прямо и выкопаешь.

Пауза.

– Для женушки своей выкопаешь.

Кивок в сторону связанной Аделаиды.

Бурцев сжал зубы. Ах, вот оно что! Кладбищенская трудотерапия вкупе с психологической обработкой.

– Если не надумаешь беседовать – похоронишь жену. Сам похоронишь, своими руками. Заживо.

Агделайда Краковская лежала ни жива, ни мертва. Эсэсовец скалился.

– Тебе… она нужна… всем вам нужен анкер-менш, сволочь эсэсовская. Ты не посмеешь…

– Да, анкер-менш нам нужен, – легко согласился немец. – Но живой он попадет во Взгужевежу или мертвый – это не играет никакой роли. Труп тоже вполне сгодится. Труп даже предпочтительней – с ним хлопот меньше. Так что выкопаем мы твою Агделайду и доставим куда надо.

– Вам придется иметь дело с императором, – сказал Бурцев, глядя исподлобья. – Мы его пленники. Рупрехту не понравится, что нас допрашивают и убивают не в его присутствии и без его ведома.

– Не беспокойся, с Его Величеством мы уж как-нибудь договоримся, – немец нагло осклабился. – Да и не узнает господин Рупрехт о вас ничего. Вы ведь сбежали из замка. Мы за вами гнались. Не догнали… Ну что, приступим? Землица здесь хорошая, без камней. Рыть – одно удовольствие…

– Фашист! – выплюнул Бурцев. – Ублюдский фашист!

Улыбка эсэсовца стала шире.

– А когда зароешь девчонку, займешься своей могилой. В общем, копай и думай, пока копаешь. Это твой последний шанс, полковник. И ее тоже. Будешь говорить – будете жить. Оба. Не будешь – пеняй на себя.

Вообще-то насчет «будете жить» у Бурцева имелись бо-о-ольшие сомнения. Фигня все это.

– А чтоб тебе лучше работалось… – Немец вытащил левой рукой кинжал, присел возле связанной Аделаиды, приставил лезвие динстдольха к щеке княжны. Правая при этом по-прежнему направляла висевший на шее «шмайсер» на Бурцева. – Увижу саботаж – начну резать. С личика начну, а там видно будет.

Дочь Лешко Белого сделалась бела как снег. Несчастная княжна была сейчас на грани обморока. Лицо свое она любила.

– Бери лопату, полковник. Бери, говорю.

Лезвие кинжала надавило на кожу.

Бурцев медленно нагнулся, медленно взял, медленно поднялся. А лопатка-то ничего – хороша. Прочный отполированный черенок с округлым утолщением на конце. Крепкая, заточенная по рабочей кромке сталь. Правда, угловатая, квадратная какая-то, как и все немецкое, начиная от шлемов-топхельмов и заканчивая башнями «Тигров». Но главное не это. Главное, что в руках имеется теперь какое-никакое оружие, неосмотрительно выданное врагом.

Саперная лопатка в рукопашном бою – вещь страшная. В рукопашном бою это уже не лопатка, а универсальный топорик, секирка, мини-алебардочка, которой и рубить можно, и колоть, и резать, и глушить – если плашмя шарахнуть. Все можно, коли знать и уметь как. Бурцев знал и умел. Учили. И в десантуре учили, и в ОМОНе тоже. Не одними резиновыми дубинками жива милиция особого назначения. А Бурцев был способным учеником. Нужен только подходящий момент. Отвлекся бы фашик, убрал кинжал. И «шмайсер». Хоть на секунду. Хоть на долю секунды, а там… Лопатку ведь и метнуть можно. Он вонзил отточенный металл в сырую податливую землю. Отбросил в сторону срезанный дерн.

За работу Бурцев взялся зло, рьяно.

– Хорошо, – удивленно похвалил немец.

– Вацлав! – выдохнула княжна. – Тебе что же, так не терпится избавиться от жены, да?

Ох уж эти упреки! Аделаидка не была бы сама собой, если б промолчала. Даже здесь, даже сейчас. Бурцев сковырнул один пласт, наметил контуры будущей ямы, копнул глубже. Еще на один штык.

Чернозем. Черви…

Полячка всхлипнула. Немец не отрывал кинжала от лица пленницы. Бурцев работал усердно, но силы берег. В голове постепенно вызревал план.

Да, могилу он выкопает. И Аделаидку, если потребуется, сам опустит на дно. Натерпится страху, конечно, княжна, но так надо. Когда жена ляжет в землю, вот тогда можно будет действовать.

Не полезет ведь фриц с кинжалом за пленницей в яму. Отцепится… А как начнется стрельба, – Бурцев покосился на молчаливых эсэсовцев у грузовика – могила станет для Аделаиды надежным укрытием. Окопчиком станет могилка.

Эсэсовец с интересом наблюдал за работой. Дочь Лешко Белого стонала, причитала, поскуливала. И тихонько ругалась, призывая на голову супруга все небесные кары. Бурцев не слушал. Бурцев молча копал могилу жене.

• Предыдущая
• 25/65
• Следующая