Рассказы - Мелихан Константин Семенович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/75
• Следующая

Только в чужой стране можно почувствовать, как любишь свою. Никто так не тоскует по своей родине, как эмигрант.

Того, о чем я пишу, я датчанам не говорил. Это я говорю своим. А им я сделал только один комплимент: «Копенгаген – лучший город в мире, – сказал я, – после Ленинграда».

Датчанам это понравилось. Вежливость не должна переходить в лесть.

Я не стал вдаваться в подробности. Не стал говорить, что Копенгагену отвожу четвертое место, а первые три – Ленинграду. Точней – Ленинграду, Петрограду и Петербургу.

И не только потому, что мой отец родился в Петербурге, мать – в Петрограде, а я – в Ленинграде.

Я не стал им говорить, как я люблю мою саамскую землю.

Немецкие шпили, итальянские колонны, русские купола, египетских сфинксов, – в центре.

И рыжие сосны, седые валуны, темные озера – вокруг.

И гранит вдоль рек наверху и вдоль тоннелей внизу.

Снег осенью.

И дождь зимой.

Город-сон.

Город-корабль.

Город, восставший из топи блат.

Блатной город.

Восстающий всегда против тьмы – будь это тьма врагов или тьма ночей.

Белые ночи – наши питерские сны…

Прощай, Дания, моя добрая знакомая! Здравствуй, Россия, моя прекрасная незнакомка! Ни одна страна не меняется так за несколько дней, как Россия.

Мой путевой блокнот исписан почти до конца. Осталось несколько листков. Поэтому записи становятся все короче.

Дания – как Даная: на нее падает золотой дождь.

Способов заработать деньги – бесчисленное множество.

В Копенгагене я видел человека со скрипкой в руках и шапкой у ног. Это было утром. Шапка была пуста. Он настраивал скрипку. А вечером я его увидел опять. На том же месте. Он все ещё настраивал скрипку. Но шапка уже была полна денег.

Я спросил его, почему он так долго настраивает скрипку? Неужели требования к музыкантам в Дании так высоки?

– Нет, – улыбнулся он. – Просто я не умею играть.

В Дании к русским относятся хорошо, потому что русских там нет.

В Копенгагене я видел плакат – русский мужик с ножом и пистолетом – и подпись: «Welcome to Russia!» (Добро пожаловать в Россию!).

В нашей стране если нет очереди, значит, ничего нет, а если есть очередь, значит, тебе ничего не достанется.

Датчане показали мне агрегат для сбора, транспортировки и переработки пищевых отходов.

– У вас есть такие агрегаты? – спросили они.

– Нет, – сказал я. – У нас нет пищевых отходов.

Не верю, что в Дании есть настоящие леса. Наверно – только игрушечные. Как театральные декорации. Лампочки, наверно, разноцветные в ветвях. Вороны, говорящие по-немецки. Самый крупный зверь – заяц. Причем – один на весь лес. А перед входом в лес, наверно, заставляют людей вытирать ноги.

Жизнь датчанина безрадостна. Чем ещё можно обрадовать человека, у которого все есть?

Жизнь русского – сплошная цепь радостей. Достал сахарный песок – радость! Пустили горячую воду – радость! Пустили холодную – радость двойная!

Каждую радость надо обмыть. Достал соли – обмыл. Достал мыла – обмыл. Достал бутылку – обмыл двумя.

Копенгаген – красивый город, но только для тех, у кого много денег.

Наше правительство призывало народ строить коммунизм, потому что на собственном опыте убедилось, как хорошо жить при коммунизме.

При социализме не будет богатых, а при коммунизме – и бедных.

Сколько лет нам говорили, что миллионы людей на Западе живут за чертой бедности, но не говорили, что их черта бедности выше нашей черты богатства.

Датчанин, оставляя свою машину, не снимает с нее даже дворники. А русский снимает даже колеса. И не только со своей машины.

Больше всего меня удивляет не то, что у нас чего-то нет, а то, что у нас ещё что-то есть.

В России два святых: один – Пушкин, а другого все время меняют.

Русская природа очень своёобразна: она вредит нашему сельскому хозяйству, но помогает нам во время войн.

В Копенгагенском университете я читал по-английски свои юмористические миниатюры. Все очень смеялись. Оказалось – над моим плохим английским.

Кем работают наши на Западе? Хирург работает мясником. Математик – кассиром. Художник – маляром. Скульптор – штукатуром. Адмирал – швейцаром. Парикмахер – постригальщиком газонов. Пианистка – машинисткой. Дирижер – регулировщиком уличного движения. А вот у сатирика большой спектр профессий: дворник, мусорщик, сантехник, ассенизатор, могильщик.

Голос стюардессы прервал мои размышления:

– Мы подлетаем к России. Затяните потуже пояса.

Маленькую Данию можно сравнить с большим магазином. В этом магазине есть все. Яблоки – как биллиардные шары: все одинаковые, крепкие, блестящие. Если на яблоке есть хотя бы одна царапина, оно не пересечет границу Дании. Ни в том, ни в другом направлении.

Хотел бы я там жить? Нет. Невозможно жить в магазине. Все время будет тянуть домой. Рассказывать друзьям, что ты ел своими глазами, показать, что на тебе надето.

Но если ты здесь выйдешь на улицу в том, что там на тебя надели, тебя обдерут, как елку в конце января.

Там глупо хвастаться, а здесь – опасно.

Нет, конечно, маленькая Дания – не только большой магазин, но и большой стадион, большой музей, большой работяга. Но уезжать туда?.. Нет, лучше здесь – вместе с оставшимися в живых вытаскивать из мусора, грязи, слез и крови то, что нам приходится называть этим красным словом – родина.

Копенгаген – Ленинград. 1988 г.

Я служил в ракетных войсках. Ракеты были с ядерными боеголовками. Местные жители называли их «болеголовками». Вероятно – потому, что имели от них головную боль.

В лесу, где стояла наша дивизия, было полно грибов. Причем – все белые. И рыжики, и мухоморы, и красные, и черноголовики – все белого цвета.

И это понятно: радиационный фон в лесу превышал допустимое количество рентген.

Но местных жителей это не смущало, потому что грибов они не ели. А только собирали. Смущало это покупателей на рынке.

– А они не заразные? – спрашивал какой-нибудь хитрый покупатель у старухи-грибницы.

– Откудова? – говорила старуха и разрезала гриб ножом. – Вишь? Ничего нет! Ни одного рейгана.

Если же покупатель продолжал сомневаться, нет ли в грибах какой другой химии или физики, ему объясняли:

– А если и есть. Так что? Ты их кушай в противогазе.

В армии считается, что главное на войне – это аккуратно пришитый подворотничок и умение ходить строем. Блеск ума в армии заменяют на блеск сапог. Причем сапоги чистят почему-то перед едой. Солдат занят своим внешним видом больше, чем голливудская кинозвезда. Он все время что-то стирает, подметает, смазывает, скребет, моет и моется сам. Такое чувство, что солдат все время готовится не к нападению противника, а к свиданию с девушкой.

• Предыдущая
• 33/75
• Следующая