Иероглифы Сихотэ-Алиня - Мелентьев Виталий Григорьевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая

— Та шифровки ж шпарят…

— Видно, начинается, — хмуро решил Пряхин и приказал: — Рядовой Сенников, отрыть окоп над дорогой. Приготовиться к обороне. Почуйко, останетесь старшим. Я пойду к городищу.

Он поправил оружие и быстро пошел к дороге. Почуйко остановил его:

— Товарищ старшина! Идуть! Оба идуть. И что-то тянуть на палке. — Он помолчал и восхищенно добавил: — Невжели ж тигра пристрелили… — И спросил: — Слухайте, а тигров едят?

Ему никто не ответил.

Сенников в нерешительности остановился. Приказ занимать оборону показался ему ненужным. Пряхин резко прикрикнул:

— Вам что приказано? Выполняйте!

Губкин и Вася притащили рысью шкуру, и все слушали рассказ возбужденного Васи, с невольным уважением поглядывая на улыбающегося и явно смущенного Губкина. Почуйко молча подкладывал ему лучшие куски, норовя опереться о его плечо. Лазарев больше интересовался принесенной связистами металлической пластинкой. Он нашел на ее краях остатки припая и долго изучал дырочки на краях. Только в конце ужина пришло время заняться пластинкой.

— В том, что это бохайский металл, сомнений нет, — сказал Лазарев. — Но кто из вас знает, что это такое?

Никто, конечно, не знал, хотя каждый с уважением подержал и осмотрел пластинку.

— Это, товарищи, самая настоящая прародительница ваших погонов! Да, да! Не удивляйтесь. Перед вами древний погон. Он крепился к кольчуге, на плечах воина, с помощью шнурков, или припаивался, или иным способом и должен был защищать воина от удара мечом сверху. Прошло время. Нужда в такой защите отпала, а погоны остались. Недаром они и сейчас делаются из металлической канители, как бы напоминая о своих предках. Ну вот. В данном случае погон этот рассказывает, что в найденном вами городище, вероятно, были бои. Под ударом меча погон оторвался, вернее, отпаялся и упал. Видите, есть вмятинка.

Тут только солдаты увидели на матово блестящей поверхности пластинки едва заметную вмятинку, похожую на след металлической чертилки.

— Человек, которого защищал этот погон, дрался в центре городища. Видно, он был отважным, стойким воином и умел драться до конца…

Люди примолкли, словно отдавая дань уважения неизвестному воину, отстаивавшему свою родину до последней капли крови.

— К сожалению, мы не знаем, победил он или погиб. А может быть, победив, умер от «черной болезни»… Как жаль, что мы ничего или почти ничего не знаем о тех людях…

— Вот видишь, — шепнул Вася Губкину. — Я ж говорил, что лучше б нам рукописи найти, чем драгоценности.

И покачал головой так, будто Саша все время хотел найти только драгоценности. Губкин не ответил. Он смотрел на Сенникова и не мог понять, почему у него такое усталое лицо, такой отрешенный, печальный взгляд.

Несколько секунд стояла тишина. Пряхин кашлянул и отдал приказ:

— Что б там ни было, а на городище пока ходить не придется. От поста далеко не отлучаться — за линией нужно будет смотреть в оба глаза. Завтра передохнем немного и возьмемся за оборудование поста.

Пока люди были на линии, Почуйко твердо взял в свои руки хозяйственные дела гарнизона. Утром Пряхин хотел было распорядиться продуктами, но нашел их так тщательно и любовно рассортированными и прибранными, что даже позавидовал Почуйко. Он хотел было сказать об этом Андрею, да его не оказалось на месте.

Солдаты и Вася пошли к реке умываться, и старшина спросил у Лазарева:

— Куда это Почуйко делся?

— Фазанов ловит.

— То есть как?

— А мы тут от нечего делать наплели с ним силков и расставили по обочинам дороги и тропок. Вот он и пошел проверять.

Тут уж, кажется, стоило не хвалить, а ругать. Как это так? Без спроса занялся силками, без разрешения отправился гулять! Старшине не нравилась такая чрезмерная самостоятельность и в то же время… В то же время она ему нравилась, как Пряхин ни убеждал себя, что Почуйко не прав. Нравилось, что Андрей, не ожидая распоряжений, делал то, что считал нужным сделать не для себя, а для всех, для поста. Ругать его за это?.. Нет, ругать Пряхин не мог. Да ведь и распускать тоже нельзя! Дисциплина есть дисциплина.

Минут через десять из кустарника вышел хромающий Почуйко. Юн тяжело опирался на палку, но, увидев Пряхина, пошел бодрее, далеко, как на прогулке, выбрасывая палку. В левой руке он держал за ноги трех связанных фазанов — двух курочек и одного красавца петуха. Фазаны задирали головы и покорно хлопали большими светлыми веками.

— Вы что ж это, Почуйко, никому не доложили об отлучке? — как можно доброжелательней спросил старшина.

— Здрасте! — удивился Почуйко. — Я ж Лазареву сказал. Шо он, вам не передавал?

Так убежденно звучали слова Почуйко, что старшина не мог не отметить: учитель включен в гарнизон поста, и у него с таким хозяйственником, как Андрей, наверное, появились свои обязанности. Это открытие вначале рассмешило Пряхина, однако поразмыслив как следует, он понял, что оба Лазаревы незаметно вошли в гарнизонную семью. Ведь племянник по-настоящему нес линейную службу, дядя сам занимал оборону… Интересно, чем он занимается сейчас?

— Ну как, товарищ лейтенант? — озабоченно спросил Почуйко, укладывая фазанов возле стола. — Понаделали?

— Заготовил, — ответил Лазарев. — Теперь остановка за рукоятками.

— Ну это мы сейчас… Зараз команду дадим. — Андрей озабоченно обратился к старшине: — Тут как вы сказали, что малость отдыхать будем, так мы вот с товарищем лейтенантом подумали, что хорошо бы рыбки набить. Она зараз валом идет, можно сказать, дуриком. А упустишь — не увидишь. Так вот требуется ваше разрешение.

— А чем же вы ее бить будете? — настороженно спросил Пряхин, полагая, грешным делом, что Почуйко попросит тола для глушения.

— А вот… острогами. Товарищ лейтенант…

— Слушайте, Почуйко, не называйте вы меня лейтенантом. Во-первых, я человек гражданский, а во-вторых… то же, что во-первых, — попросил Лазарев.

— Ага, ну ладно. Так вот… Николай Иванович говорит, что Васька покажет. А мы тут со штырей наконечники наделали. Так как, можно?

— Я не совсем понимаю, зачем это?

— Ну як это «зачем»? — искренне удивился Почуйко. — Чего ж мы государственные харчи будем переводить, если они тут кругом бегают? И обратно — они же свежие. А мы, выходит, как дурные будем на консервах сидеть. Верно ж, товарищ старшина?

Не согласиться с Андреем было нельзя, и Пряхин опять отметил, что почуйкинский хозяйственный азарт направлен на общую пользу и видит Почуйко гораздо дальше, чем можно подумать, глядя на его добродушно-хитроватое, круглое, уже обветренное лицо.

Но что-то не нравилось Пряхину в этой затее, и он долго молчал, пока наконец не понял, что именно ему не нравится.

— Все это хорошо, товарищ Почуйко, да ведь то, что вы предлагаете, браконьерство.

— Чего, чего? — искренне удивился Андрей.

— Острожить рыбу запрещено законом. А тем более рыбу, идущую на нерест. Так что придется отставить.

Андрей беззвучно пошевелил губами и с мольбой уставился на Лазарева.

— Все это правильно, товарищ старшина, — вмешался Лазарев. — Острожить рыбу действительно запрещено законам. Но… Но должен вам сказать, что есть и еще один закон, который разрешает поисковым партиям, охотничьим и другим экспедициям, находящимся далеко от баз, не только остроженье рыбы, но даже отстрел охраняемых законом животных. И иначе нельзя. Ведь все, что живет в тайге, все, что растет на земле, охраняется для того, чтобы надежней служить человеку. Не человеку-хищнику, убивающему ради забавы или для обогащения, а советскому человеку-строителю…

Учитель говорил долго, и спорить с ним было трудно. В конце концов самым важным для Пряхина была не сама рыба, хотя он и понимал, что свежая рыба гораздо важнее для здоровья солдат, чем любые консервы, а прежде всего сами солдаты. Он понимал, что нужно поддержать и бескорыстное хозяйственное рвение Почуйко — со, временем из него может выйти хороший старшина. Кроме того, Пряхин был уверен, что необычная охота поможет скорее и надежнее втянуть горожан Сенникова и Губкина в нелегкую жизнь далекого таежного гарнизона.

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая