Джекпот для лоха - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 41

— А что же делать? — прогудел Фёдоров. Щеки его покраснели, он уже подходил к своей обычной кондиции. — Очкарик что предлагает?

Коммерческий директор уставился на Вайса. Но тот уже устал бояться грозного Урагана.

— Придётся, многоуважаемый народом Николай Егорович, идти в тот самый народ и пить с ним не двенадцатилетний вискарь, а палёную водяру полуторадневной выдержки. И в задушевных беседах выяснять, у кого в сундуках и подвалах хранятся запасы драгоценных документов!

— Что-о-о? Ты кому это гонишь, безволосая мартышка?!

Тут уже не выдержал Малышев. Он лёг грудью на стол и громко прошипел, отчего стал похож на друга Маугли удава Каа:

— Хватит из себя великого корчить! Андрей Германович дело говорит! Надо тебе в народ идти, причем лично! Понадобится — все пойдём в народ, все будем гробить печень…

— Да почему я?! — заревел Фёдоров, как раненый медведь. — Вы что, мальчика нашли? Шестерку? Почему я?!

— Да потому! — Малышев откинулся на спинку кресла и перестал быть удавом. — У тебя репутация такая… Подходящая…

— Какая такая репутация?

— А такая! У нас половина народа по тюрьмам сидела. А кто не сидел, тот симпатизирует страдальцам. Вон, блатной шансон из каждого окна несется! Так что ты, Николай Егорыч, будешь нашим флагманом в борьбе за правое дело!

— А что, я готов! — мгновенно изменил позицию коммерческий директор. — Я всех так разворошу — мешками акции понесут! Но и вы свои жопы от кресел отрывайте! Работать надо, господа, работать!

Пашка Колотунчик большой лопатой убирал жидкую грязь, когда сбоку к нему подошел массивный и краснолицый человек с уверенными манерами начальника и одетый, как начальник: кожаное пальто на меху с поднятым воротником, надвинутая на глаза шляпа.

— Работаешь, товарищ пролетарий? — сказал он.

Колотунчик повернулся на голос и узнал коммерческого директора Фёдорова. Его побаивались, потому что знали — если что, может и в ухо зафинтилить. Иди потом, жалуйся в профсоюз…

— Так, а что еще делать? — спросил он, подобравшись. — Иначе колотунчики, и жрать нечего будет…

— Правильно мыслишь, товарищ пролетарий! — добродушно улыбнулся Фёдоров, что Пашку не успокоило, а насторожило еще больше.

— А акции наши у тебя есть? — напрямую спросил Ураган.

— Откуда? Я свои давно выкинул, еще до того, как скупать начали. Потом пожалел, колотунчики…

— А кто скупать начал? — насторожился Фёдоров.

— Да все! — Колотунчик оперся на лопату, вытер пот со лба. — То один подходит, то другой. Вот к Говору этот подкатывал, из парткома. Ну, из «Артемиды» который…

— Да ну? — изобразил удивление Фёдоров.

Это всегда делает собеседника более разговорчивым: простые люди любят удивлять других, может, потому, что это им редко удается.

— Ну, — кивнул Пашка. — Это его друг закадычный.

— И чего?

— Работу ему предлагал. Акции скупать у работяг. Агромадные деньжищи предлагал. В этих, как его, колотунчики… В долларах!

— Ну, ну, — Фёдоров напрягся, как охотничий пес, взявший наконец след. — И чего он? Согласился?

Колотунчик пожал плечами:

— Тогда вроде нет. А потом — не знаю. Чего-то он в последнее время деловой стал, с работы отпрашивается, все думает, аж лоб весь изморщинил… Может, и согласился!

Пашка почесал затылок:

— У него и у самого этих акций мешок, а может, и два. Он их специально собирал. Выкупал у ребят, выброшенные поднимал… Да вот недавно Матвеич ему целую пачку своих отдал. Говорит: хочешь — выброси, а хочешь — себе возьми… Так он себе взял, я видел.

Фёдоров с трудом сохранял на лице видимость безразличия:

— А зачем ему?

— Думает, что когда-то за них хорошие деньги давать станут. Вот он сразу и выиграет…

— Доски на гроб! — вырвалось у коммерческого.

— Что?

— Ничего. Где он сейчас?

— В отгуле.

Фёдоров выдвинул вперед нижнюю челюсть:

— Скажи ему, что я куплю все его акции. За хорошие деньги!

— Ну, ладно, колотунчики… — Пашка шмыгнул носом. — Я скажу, мне что…

В дирекции «Сельхозмаша» шло очередное совещание. Узкий круг участников и закрытый характер выдавали, что оно посвящено не обычным производственным вопросам.

— Так вот, дорогие коллеги, сходил я в народ, как вы мне советовали, — неспешно рассказывал Фёдоров, а Малышев и Вайс заинтересованно слушали.

Многозначительный вид коммерческого директора выдавал, что тот подготовил какой-то важный сюрприз.

— И выяснил, что главный акционер у нас не генеральный директор, не коммерческий, не главный инженер… И даже не старые акулы Смолин, Поленов и Станицын…

— Давай, рожай, не тяни кота за хвост! — поторопил Малышев. — А кто?

— А скромный дворник, который набрал акций аж несколько мешков!

— Да ну? — изумился Вайс. — Кто такой?

— Некто Говоров Андрей Иванович.

— А, знаю я его, — кивнул Вайс. — Очень толковый электрик. Но какой-то нежизнеспособный, вот и попал под сокращение…

Фёдоров бросил на него недобрый взгляд.

— А ты здорово жизнеспособный? Да пятимесячный выкидыш в три раза жизнеспособней тебя! Если бы не я, ты бы уже давно продал все свои акции и убежал с завода! Сидишь за моей спиной и дрожишь. А когда сильного электрика в дворники перевел, не дрожал. А он, хоть и нежизнеспособный, задачи главного энергетика выполняет!

— Я попрошу без оскорблений! — возмутился главный инженер. — На что вы намекаете?

— Ты знаешь, как электрическую часть нового конвейера запускали? — презрительно скривился Фёдоров.

Вайс пожал плечами:

— У них там вначале были проблемы, потом все решили…

— Кто решил?

— Электрику настраивал отдел главного энергетика, как и положено! А кто у Клишина конкретно занимался, не знаю. Да и какое это имеет значение?

— Действительно, Николай, ты это… Ближе к делу, — поддержал главного инженера Малышев. — К чему ты клонишь?

— Да к тому, что ваш Клишин мало того что бездарность, он еще в прошлой жизни живет! И работничков подобрал себе таких же! Английского не знают, в чертежах не разбираются! Так они нежизнеспособного дворника пригласили! Говоров и языками владеет, и чертежи понимает. Он и досмотрел, что колебания в сети должны иметь определенные пределы. Поставили трансформатор, фильтр — и все проблемы отпали!

— Вот как? Ну и суки! — покачал головой генеральный директор.

Под его взглядом Вайс заерзал.

— Откуда вы это взяли? — агрессивно спросил он у Фёдорова.

— Вот отсюда! — Фёдоров поднял над головой лежащую перед ним папку. — Я собрал все про нашего главного акционера!

— Ну, и что там? — поднял бровь Малышев.

— Характеризуется очень положительно, даже удивительно для нашего времени, — усмехнулся коммерческий директор и принялся перелистывать страницы в папке. — Из хорошей семьи: мать учительница, отец — отставной военный. Отлично учился в школе и в институте. Прилежный работник, квалифицированный специалист. Вежлив, добросовестен, скромен, дисциплинирован, к карьерному росту интереса не проявлял…

Руководители «Сельхозмаша» многозначительно переглянулись.

— Всегда отдает долги, держит слово, ценит товарищеские отношения, обладает чувством благодарности, интереса к материальным ценностям не проявляет, живет очень скромно и этим удовлетворен, считает, что главные ценности человека — это честь и совесть, уважение к другим людям…

— Лох, — то ли констатировал, то ли спросил Вайс.

— Первостатейный, — кивнул Малышев, а Фёдоров засмеялся и с нажимом прочел:

— Сокурсники и сослуживцы считали Говорова простаком, уважением у основной массы он не пользовался, его называли лохом…

По кабинету прокатился сдержанный смешок.

— А вот то, что нас интересует! — объявил Фёдоров и медленно продолжил: — Проявлял интерес к акциям завода, собирал их, выигрывал в шахматы, менял на талоны на водку и сигареты. Ему отдавали свои акции те, кто не верил в их перспективность. Некоторые выбрасывали акции, а Говоров их забирал себе. По предположительным оценкам, у него несколько мешков акций.