Красные кресты - Мейсснер Януш - Страница 5

• Предыдущая
• 5/52
• Следующая

Альбрехт не знал, говорить ли об этом, но Филип был уже осведомлен об их бесплодных спорах. Они погрязли в склоках, не в силах были постичь величия задачи, которую предстояло решить. Лишь он один понимал всю её глубину. И сам должен был решать.

Королевская казна была пуста. Огромные доходы, текущие главным образом из Вест — Индии, не покрывали уже расходов на содержание армии и флота, на все разраставшийся чиновничий аппарат, на оплату тайных агентов и шпионов, на подкуп, на поддержку сторонников Испании во Франции, в Ирландии, в немецких землях и в Польше, и наконец на все большую роскошь двора и строительство монументальных замков, пограничных крепостей и дворцов. Одна только постройка собора Сан Лоренцо поглотила за последние двадцать лет сумму в шесть миллионов дукатов — столько же составлял годовой доход страны!

Филип II брал займы, за которые итальянским банкирам приходилось платить убийственные проценты; безжалостно выжимал подати, продавал дворянские титулы и должности, и даже прибегал к обложению духовенства специальной данью вроде «siscidio» или «excusado». Теперь он ожидал от своих советников подобной инициативы, а они старались увернуться, передавая дело в руки теологов!

Король презрительно скривил губы. К счастью, на этот раз он мог с ними не считаться. В стальном шкафчике, укрытом в стене за креслом, покоилось тайное соглашение, подписанное от его имени полномочным послом в Риме графом Оливаресом, а от имени папы кардиналом Карафом. И по этому соглашению Сикст X согласился помимо прочего на заимствование фондов из объемистых денежных мешков испанской церкви. Члены Conseio de Estado ещё об этом не знали. Пусть поломают головы, пусть ищут другие «достойные способы» добычи денег. Ежели найдут-тем лучше, но так или иначе придется им самим выкладывать свои дукаты и крузейдос.

Договор с папой содержал и иные, куда менее выгодные статьи. Сикст был недоверчив и осторожен. Опасался, чтобы Филип не использовал его субсидий на войну с Францией или какие-то другие цели. И потому настаивал начать экспедицию против Елизаветы до конца 1857 года. А с другой стороны, с опаской думал: какая же судьба постигнет Англию в случае победоносного вторжения испанцев? Разве Филип остановится перед её аннексией? А если этот остров будет включен в его королевство, какая сила сможет противостоять Испании?

Чтобы предупредить столь неприятные последствия, в тайном документе было предусмотрено право апостольского престола устанавливать, что будущий католический владыка Англии получит корону из рук папы, а для решения вопросов веры и политики со стороны Рима назначен полномочный кардинал, Уильям Аллен, который в качестве нунция должен был сопровождать экспедицию.

Филип немногое знал об Аллене, кроме того, что этот англичанин пользовался особым расположением и покровительством Ватикана, что само по себе не вызывало доверия. Потому Альбрехт и получил задание добыть о нем более точные сведения, и как раз получил их от человека, который прибыл в тот день вечером в Эскориал, а теперь ожидал в приемной апартаментов Его Святейшества.

Человек этот, рекомендованный влиятельным иезуитом Педро Альваро, секретарем кардинала Маласпина, именовался Генрихом Шульцем. По его сведениям, которые отчасти совпадали с тем, что епископ Толедо уже знал из других источников, Аллен был английским эмигрантом, преследуемым властями Елизаветы. От этих преследований он скрывался в Реймсе, где стал ректором тамошней коллегии. Шульц утверждал, что вновь назначенный кардинал — ярый приверженец католической церкви и сторонник испанской интервенции, но не слишком хорошо ориентируется в нынешней внутренней ситуации у себя на родине. Аллен, между прочим, сумел убедить Сикста X, что для захвата Англии достаточно будет десяти тысяч войска, тогда как Шульц считал, что число это должно быть минимум втрое больше, чтобы вторжение увенчалось успехом.

— На чем он основывает свои утверждения? — спросил Филип.

Секретарь на миг словно бы замялся. Слова Шульца могли показаться умышленным преувеличением; могли возникнуть подозрения, что цель их — убедить отложить или даже отказаться от экспедиции. Но с другой стороны, Шульц прибыл прямо из Англии и точно знал, что там происходит, а его покровитель Педро Альваро не стал бы его столь горячо рекомендовать, имей какие-то сомнения в его преданности.

— Мне кажется, этот человек лучше знает обстановку в Англии, чем нунций, — сказал Альбрехт. — Он утверждает, что на стороне Елизаветы огромное большинство народа. Там уже успели позабыть о казни Марии Стюарт, и народ обожает как королеву, так и её фаворита графа Эссекса.

— Но у Елизаветы нет ни флота, ни армии, — заметил Филип.

— Это верно. Но корабли корсаров…

— Корсары! — нетерпеливо перебил его Филип. — Корсары! презрительно повторил он. — Это жалкое сборище бандитов одерживает победы, нападая исподтишка на торговые суда или мирные города, но им не справиться с Великой Армадой.

— Однако весной им удалось ворваться в Кадис… — начал было Альбрехт и тут же умолк, заметив гневный взгляд короля.

— Созовешь на завтра с утра финансовый совет, — приказал Филип после секундного раздумья. — Нет, на сегодня, — поправился он, взглянув на небо, уже порозовевшее от первых лучей рассвета.

Альбрехт склонился в поклоне, сочтя это повеление концом аудиенции, но король жестом подозвал его поближе.

— Помоги мне встать, — шепнул он тихо, словно опасаясь, что кто-то посторонний может услышать эти слова — свидетельство его физической слабости.

Альбрехт поспешил выполнить желание монарха, и Филип тяжело оперся на его плечо. Медленно, прихрамывая, он перешел в свою опочивальню и опустился на колени перед распахнутым окном балкона, выходившего внутрь собора, как ложа в театре.

Начиналась заутреня; на хорах зазвучал орган, призывая к утренней молитве. Священники в богатых богослужебных мантиях сменялись перед алтарем, переходили слева направо и обратно, опускались на колени, воздевали руки, словно кружились в медленном танце. Монахи тем временем пропели вполголоса три псалма и три антифона, разделенных чтением Писания по латыни, после чего пришел черед бесконечно долгих молитв с «Laudate Dominum» во главе.

Длилось это около часа, и король все это время стоял на коленях, позабыв о своих проблемах. Театральные жесты священников, вся торжественная церемония — почти балет — перед отлитой из чистого серебра фигурой Спасителя, тяжкий синеватый дым кадил, чадящих благовониями, стелящийся слоями поверх золотых огоньков восковых свеч, золотом сверкающие мраморные алтари, великолепные картины и фрески, скрытые в полутени, витражи окон, залитые розовым рассветом, все это вместе с могучим гласом органа и пением хора служило его излюбленным — а теперь и единственным — наслаждением, которому он отдавался после тяжких трудов. Ничего удивительного, если он думал, что Господу Богу это тоже нравится.

Генрих Шульц покидал Испанию под впечатлением её мощи и богатства. Выполнив свою миссию в Эскориале, он поехал в Лиссабон, где собиралась Armada Invencible, и узрев порт, забитый огромными каравеллами с тремя и даже четырьмя артиллерийскими палубами, окончательно усомнился в возможности обороны Англии от такой силищи. Ему было известно, что выход в море этого флота задержала главным образом болезнь, а потом и смерть адмирала де Санта Крус, но также и то, что Филип II на его место уже назначил герцога Медина — Сидония. Судя по всему, ему оставалось совсем немного времени на устройство своих торговых дел в Кале и в Лондоне, который он хотел покинуть до начала военных действий и укрыться в Гданьске. Следовало поторапливаться.

В награду за информацию, содержавшуюся в меморандуме, который он доставил Его Святейшеству епископу Толедо, Генрих испросил лишь дозволения посетить монастырский собор, чтобы исповедаться и прослушать утреннюю мессу, но при этом очень к месту добавил, что надеется таким образом умолить Создателя взять под опеку свое скромное имущество, оставленное в Лондоне. Благодаря этому он получил из рук Альбрехта грамоту, обеспечивавшую ему не только свободу передвижения по Англии при грядущем испанском владычестве, но и охраняющую это «скромное имущество» от конфискации и грабежей во время военных действий. Правда, сам Шульц не слишком верил в эффективность самых грозных бумаг и даже самых страстных молитв в подобных обстоятельствах, и именно потому рвался поскорее очутиться в Дептфорде.

• Предыдущая
• 5/52
• Следующая