Анализ чеченского кризиса - Мейланов Вазиф Сиражутдинович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/16
• Следующая

Хорошо, на мой взгляд, сказал об этом, почти двести лет назад, Гегель: «На Востоке тот почитается счастливым, у кого хватает отваги подчинить себе то, что слабее его, и достаточно ума для того, чтобы не нападать на то, что его сильнее, а в случае необходимости, сразу этому подчиниться. А мудрым считается тот, кто уходит от реальности и действует лишь в речах и сентенциях», и: «… в восточном характере так тесно переплетаются между собой два с первого взгляда противоречащих определения: стремление властвовать над всем и покорное подчинение любому рабству. Над тем и другим властвует закон необходимости. (А не свободы. – прим. авт.). Господство и порабощение – оба этих состояния здесь на месте, ибо в обоих царствует одинаковый закон власти. (А не правоты. – прим. авт.). (Г.В.Ф.Гегель, Работы разных лет, том 1, стр.214—215).

Эти идеи ничем не походят на сладкий сироп ученых уверений научного сотрудника Института Востока АН России Арутюнова.

Аргументы, весь вес которых сосредоточен в слове народ, на меня не действуют или действуют отрицательно: народ за, значит надо было решать иначе.

Народ проголосовал за Гитлера, ну и что – он был прав?

Народ проголосовал за Гамсахурдиа – ну и что?

Народ Кубы проголосовал за Кастро – и что?

Народ Кубы в состоянии экстатического опьянения (сравни с состоянием митингующих на площади Грозного чеченцев) голосовал «за свободу – против диктатуры Батисты!» И что? Оказалось, что, как всегда, как в большинстве случаев, народ оказался неправ: он проголосовал за диктатуру куда более жестокую, куда более грязную, карикатурную, паранойяльную – за диктатуру Кастро, которого не знает теперь как ссадить со своей, народной, шеи.

Глас народа – глас божий? Абсолютная неправда. Инструментом истины является человек. Одинокий голос первооткрывателя – вот глас божий. Через одного, поначалу враждебного народу, человека народ и доводится до истины. Но для этого надо, чтобы до общества, до народа (с трудом выговариваю это не любимое мною, но очень любимое Сталиным, Лениным, Гитлером, Муссолини, Кастро, Гамсахурдиа, Дудаевым, Даниэлем Ортегой, Менгисту Хайле Мариамом, Муамаром Каддаффи, Саддамом Хусейном – всеми теми, кто вскакивал на шею прославляемому ими народу, слово) мог дойти одинокий голос человека, которому дано.

Этого-то одинокого голоса пуще смерти боятся прославители народа. Они не дают говорить несогласным с их, быстро возводимым в сан «народного», мнением. Посему слитный, единодушный глас народа – это всегда признак несвободы.

Несвободен был СССР, и потому народ в нем был единодушен, несвободна была и Чечня там, где она была единодушна (в дудаевских районах), несвободна была гамсахурдиевская Грузия, ортеговская Никарагуа, кастровская Куба, каддаффиевская Ливия… Там единодушны, потому что несвободны. Чего ж стоит аргументация мнением запуганного народа? И с чего бы это господа журналисты называют дудаевцев «борцами за свободу»? (Сегодня сложилась забавная ситуация: Дудаева признают уже и журналисты преступником, криминальной личностью, а дудаевцев, по инерции, еще продолжают величать «борцами за свободу»). Они борцы не за свободу, а за рабство, за рабство народа под режимом Дудаева. При всех режимах, установившихся в результате «народно-освободительной» идеологии, «народно-освободи­тельных» движений действует структура несвободы – несогласные уничтожаются, заключаются под стражу, изгоняются, проклинаются. Это общее, ненарушимое правило поведения режимов, приведенных к власти «народно-осво­боди­тельными» движениями. Народно-освободительные движения непременно оказываются народно-поработительными. Случайно? Нет, на мой взгляд, вполне логично и потому неизбежно. Виновен народ, виновна категория народ, виновно возведение этой категории в ранг первой, высшей. Народ, вдруг собравшись на Совет, Курултай, Вече, Митинг, Конгресс, Ассамблею и т д и т п. не в силах родить истину, он в силах только проклясть человека не льстящего народу, а говорящего ему, народу, правду о нем – всегда в этих случаях неприятную.

Неправда, самообман, нелепица (на манер отождествления суверенитета государства и свободы человека) провозглашаются народами на этих массовых радениях своею целью и ведут их (народы) к несчастьям, к рабству, падению, гибели.

Все изменится, если не народ станет высшей категорией, а человек, личность. У народа, для которого не народ, как целое, а личность – высшая категория, и жизнь общества иначе структурирована и государство другое, в нем создаются, действуют структуры свободы. Свободы, под которой должна разуметься только свобода каждого отдельного человека.

Верховенство народа над человеком, как я указал выше, неизбежно ведет к несвободе личности и, тем самым, к несвободе народа как целого.

«Не бандформирования, а весь народ». Да нет, раз «весь народ», значит, власть над ним взяли бандформирования. Аргументация народом не проходит, не пройдет.

Вот смысл мартовско-апрельских размышлений бывшего корреспондента радио «Свобода» в Москве, а ныне штатного сотрудника радио «Свобода» в Париже Дмитрия (Мити, как величают его коллеги по радиоэфиру) Волчека.

«Русская беда в том, – разъясняет нам Митя, – что государство опять поставлено у нас выше личности». «Да разве можно государство ставить выше личности, ну пусть закон… а что закон?…неужели ж его ставить выше человека, выше народа? Меня ведь демократы учили, что человек – высшая ценность, а не какой-то там закон. Это все советский синдром, – думает вслух на радио «Свобода» Митя, – мне со стороны-то, из Парижа, виднее, а вот у вас без совета со мною и вышла чечня…»

Русские мальчики, перенявшие у русских мальчиков конца прошлого – начала нынешнего века эстафету погубления России и мира…

Но к делу: с чего это взял господин Волчек, что государство и человек, государство и народ неизбежно, имманентно враждебны друг другу? Это-то заблуждение и есть синдром советской, русской истории: так было, но так не должно быть, так может не быть и в чем-то в России это уже не так. Сегодня государство не навязывает человеку как думать и куда бежать. Сегодня государство ставит целью демократию и свободу, а значит не предписания, а запреты. Но вот запреты, соблюдение запретов должно быть обеспечено чего бы это ни стоило. И если для исполнения запретов необходимы танки, то должны быть танки. Не будет запретов, не будет Закона, не будет Закона – не будет и человека, о котором, фальшивя в стекла телекамер, разговаривают Волчек, Ковалев, Гайдар, Сванидзе и им подобные. А что будет?

А будет Томас Гоббс: «… пока люди живут без общей власти, они находятся в том состоянии, которое называется войной, а именно в состоянии войны всех против всех. Люди живут без всякой другой гарантии безопасности, кроме той, которую им дают их собственная физическая сила и изобретательность. В таком состоянии нет места для трудолюбия, земледелия, морской торговли, ремесла, литературы, нет общества, а, что хуже всего, есть постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна» (1651 год). Вот так, господин Волчек: не будет танков, не будет и житья человеку. Не так уж, видно, и противоречат друг другу категории «человек» и «государство», скорее взаимно обусловливают существование друг друга. Государство сегодня плохое? Согласен! А знаете чем оно сегодня плохое? Тем, что не обеспечивает соблюдения отлитых в Законы государства запретов силой там, где иные способы обеспечения не действуют.

Ответ очень прост. В сегодняшнем мире куда меньше идеализма, чем было во всем XIX веке или даже в первой половине века нынешнего. Сегодняшнее человечество разъедаемо философией прагматизма – философией ближней выгоды. Этой-то сиюминутной выгодой (ведущей к потрясениям и катастрофам, но не сегодня, а завтра) и продиктована политика стран Запада в отношении России.

• Предыдущая
• 7/16
• Следующая