Анализ чеченского кризиса - Мейланов Вазиф Сиражутдинович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/16
• Следующая

Е.Боннер за границей призывает страны западной демократии объявить экономическую и политическую блокаду России, введшей войска против незаконной и мятежной армии Дудаева. С.Ковалев встречается с ведущими политиками Германии. С.Ковалев выступает в Европейском парламенте с призывом не принимать Россию в Совет Европы, пока она не сдастся мятежной Чечне. Министр иностранных дел Германии Кинкель делает выходящее за рамки правил европейской дипломатии заявление, осуждающее действия федерального правительства в Чечне.

Европейский парламент принимает решение не принимать пока нарушающую права человека в Чечне Россию в Совет Европы. Сотрудник института Востока Российской Академии Наук Арутюнов в нескольких выпусках «Вестей» научно разъясняет жителям России, какой чеченцы свободолюбивый и ценящий свою породненность с русскими народ…

Андрей Быстрицкий, публикуясь в газете «Сегодня» и управляя «круглыми столами» на российском телевидении, и там и там долбит одно и то же: «Ну, ей же Богу, зачем нам Чечня?»

Обозреватель «Известий» Леонид Млечин, он же ведущий еженедельной программы «Де-факто» на российском телевидении, уже после террористического акта в Буденновске, продолжает разъяснять правительству, что с террористами нельзя воевать – им надо сдаваться, и что он, Млечин, сомневается в том, что российские власти понимают это.

Чечня не только и даже не столько расколола общество, сколько проявила всю меру нестроения умов в нем.

Чечня выявила такую вещь: сегодня в России нет общества. При коммунизме общество было: плохое, преступное, жалкое, но – общество.

Сегодня общества нет, и это, сегодня, главная беда России. Такой беды, пожалуй, не было у нее со времен Игоревых.

Значит, наверное, не бесполезна задача создания общих, сначала для самостоятельно думающих людей, а потом и для всего общества, толкований гуляющих в обществе понятий и некоторых общих утверждений, связывающих эти понятия.

Сегодня задача не только в изменении взглядов людей, исповедующих коммунизм, но и в изменении представлений людей, считающих себя демократами.

Ноябрь 1995 года

Рассмотрим, как работают неформальные понятия общественного сознания на примере дискуссий о Чеченской войне.

На мой взгляд, ни у России, ни y Северного Кавказа нет понимания идеи закона и, соответственно, пафоса законности.

Русские мыслители и русские религиозные писатели Достоевский, Толстой, Владимир Соловьев, Тютчев учили, что в идеале общество должно жить не по закону, а по любви: «не закон, а любовь». Из размышлений русских философов выпала всего лишь одна категория – «свобода». Как-то не было понято, что если законом станет любовь, то есть, если любовь станет обязанностью, то в жизни не станет свободы. Мы, собственно, при коммунизме и жили не по закону, а по любви: нас заставляли любить: Ленина, Сталина, партию, коммунизм, Советский Союз, марксизм-ленинизм… Заставляли – и потому в советской жизни не было свободы, а была не совсем полноценная, потому что несвободная, любовь к навязанным силой идеалам. Итогом такой жизни стало разрушение в общественном сознании идеи, идеала закона.

Во всю историю России (до самого недавнего времени) в ней были люди не под законом ходящие: цари, генсеки, их окружение.

Сегодня ситуация изменилась: провозглашен и начинает осуществляться принцип подзаконности всех живущих в государстве. Начинает осуществляться, но еще далеко не осуществлен.Сегодня не под законом ходят законодатели.

Северокавказцы отвергают закон иначе, но тоже отвергают: здесь правило жизни гласит: «не закон, а кто сильнее», «не закон, а как договоримся».

Из-за того, что обе противоборствующие стороны не привержены идее Закона, они не так уж экзистенциально и противостоят друг другу. И порой не могут объяснить себе чем, собственно, плоха для них противная сторона.

Без идеи Закона война в Чечне, на мой взгляд, действительно много проигрывает в осмысленности.

А вот с введением в рассмотрение ситуации идеи Закона она, война в Чечне, обретает смысл.

Проблема, понятно, еще и в том, чтобы идею Закона ввести не только в рассмотрение, но и в общественное сознание.

Перехожу к рассмотрению ложных, на мой взгляд, утверждений, сходящих в России и Дагестане за истину.

Но это утверждение – логический нонсенс. Выступая 11 декабря 1994 года перед представителями дагестанских партий и движений, я сказал: «Мне представляется логически противоречивым лозунг «Свободу и независимость Чечне», ибо, если Чечня будет независима, то в ней не будет свободы». В независимой Чечне не будет индивидуальных свобод, потому что она, как и Дагестан, не дожила до желания этих свобод. Тухумная, племенная жизнь, авторитет стариков вместо авторитета закона – это не личностная жизнь и уж, конечно, не личностная свобода. Чечня, как, впрочем, и Дагестан, и Россия, не дожила до понимания того, что только закон обеспечивает свободу личности.

В Чечне установится, потому что уже установился, авторитарный режим, опирающийся не на поддержку народа, а на диктатуру меньшинства, вооруженного автоматами, гранатометами, стингерами, системами залпового огня.

В Чечне сегодня происходит то, что происходило в России в 17-20 годах: народ с энтузиазмом борется за свое рабство.

Три года правления Дудаева были тремя годами предельной несвободы чеченцев. За эту несвободу и борется чеченский народ, как за свою несвободу от сталинско-ленинской партии боролся героический советский народ.

Для объяснения ситуации с Чечней приходится возвращаться к идеям, высказанным мной и пять, и шесть лет тому назад. Я был против самой идеи суверенизации еще в 89-м году: «Гуманизацией надо заниматься, а не суверенизацией. Демократизацией – внутренними проблемами, а не суверенизацией – внешним статусом, – говорю об этом три года» («Другое небо», N2, 1992г., стр.1). 10 мая 1991 года (еще существовал Советский Союз) в речи на З-м съезде народных депутатов Дагестана я сказал: «С этой трибуны задавался вопрос: «Да разве кто-нибудь доказал, что между национальными суверенитетами и межнациональными конфликтами существует причинная связь?» Я намереваюсь доказать, что такая связь есть. Сегодня, когда ни в одной из республик союза нет демократического общественного сознания (что вполне объяснимо), суверенитет служит средством для торжества национального мышления, суверенитет служит средством для создания привилегированного положения одной нации по отношению ко всем остальным. Сплочение в организованную силу в республиках, провозгласивших суверенитет, идет на национальном сознании, организованная национальная сила противостоит всему инонациональному, противостояние выливается в противоборство, противоборство в столкновения, столкновения в кровь. А вы спрашиваете, какая тут причинная связь. Да суверенитет, в условиях торжества национального мышления, служит средством для достижения национального превосходства на суверенной территории – вот вам связь. Суверенитет и национальные конфликты неразделимы. Даже Прибалтика пошла не по демократическому, а по национальному пути» («Другое небо», N2, 1992г., стр.5). Вот объяснение причин происходившего в дудаевской Чечне в течение 91-94 годов. Вот предсказание нарушения прав русского населения Чечни в суверенной дудаевской Чечне, сделанное до прихода Дудаева к власти.

Из того же выступления (1991 год):

«И еще одна мысль. Выступающие за суверенитет говорят, что суверенитет даст нам большую свободу. Кому это «нам»? Суверенитет даст большую свободу дагестанскому государству, а не личности. Я хочу свободы, а не суверенитета. В некотором смысле, чем меньше свободы, т е. суверенитета у государства, тем больше свободы у человека: Советский Союз был суверенным государством в 1938 году, а люди в нем были несвободны. Несколько дней тому назад Советский Союз признал над собой юрисдикцию международного суда ООН по правам человека, т е. поступился частью своего суверенитета во имя суверенитета личности: у государства свободы стало чуть меньше, и ровно настолько же стало больше свободы у человека.

• Предыдущая
• 5/16
• Следующая