Оливия Джоулз, или пылкое воображение - Филдинг Хелен - Страница 28

– Один билет в Гондурас до Лa-Сейбы, – сказала она кассирше.

– Туда и обратно?

– Нет, только туда, – непреклонно произнесла Оливия.

24

Центральная Америка

С головокружительной быстротой самолет перенес Оливию из операционной стерильности лос-анджелесского аэропорта в дикую цивилизацию Центральной Америки. Напрашивалось сравнение с экспедицией времен королевы Виктории в ускоренной съемке: Бартон или, например, Спик отправляются из Лондона в Африку, в белоснежных кружевных воротниках, но, все дальше и дальше углубляясь в сердце черного континента, теряют рассудок, снаряжение, зубы.

В обшарпанном аэропорту Мехико было настоящее столпотворение. Фланировали мужчины с пышными усами, в ковбойских сапогах и сомбреро, скользили, извиваясь, женщины в туго обтягивающих джинсах и на высоченных шпильках, крошечные топики в блестках чуть не лопались на пышных бюстах, совсем как у телеведущих развлекательных программ. Кстати, эти самые развлекательные программы и мюзиклы на больших плазменных экранах граничили с откровенной порнографией.

Оливия не стала терять времени, и позвонив Салли Хоукинс, объявила ей, что хочет написать статью о дайвинге, но ей нужно для этого несколько дней. Отлично, она будет жить на островах инкогнито и постарается выведать все, что можно, пока никто не догадался, кто она такая. Оливия купила дешевые джинсы и свитер, краску для волос, пошла в душ, выкрасилась в рыжий цвет и приготовила старый паспорт – когда она меняла имя, то смошенничала и сказала, что потеряла его. Итак, теперь она снова Рейчел Пиксли. Обычно при мысли о еде, которую подают в самолете, ее начинало тошнить, но здесь так соблазнительно пахло, что она съела огромную тарелку лепешек с разогретой консервированной фасолью в томатном соусе, с тапиокой и шоколадным сиропом.

Самолет местной авиакомпании «АТАРА» до Ла-Сейбы опаздывал на пять часов, но, казалось, пассажиров это совершенно не беспокоило. Они просто лучились радостью жизни. Когда наконец пестрая толпа заняла свои места в стареньком самолете, начался пир горой, все набросились на отдающие запахом пластика сэндвичи и ядовито-зеленые коктейли с текилой. Сосед Оливии то и дело предлагал ей хлебнуть из бутылки, а она объясняла, что в нее не влезет ни капли, – объелась фасолью в шоколадном сиропе. Через сорок минут полета дурацкий фильм, который пассажиры комментировали с издевательским хохотом, вдруг исчез с экрана, и к ним по системе громкой связи обратился первый пилот, сначала по-испански, потом по-английски:

– Леди и джентльмены. Это командир ваш воздушный судно. Прискорбно сообщу, что наш самолет в проблеме, Ла-Сейба не даст посадку. Летим еще другой места. Будем дальше сообщить. Пока.

Оливия тотчас убедила себя, что самолет захватили террористы. Течение времени замедлилось. Так, говорят, бывает, когда тонешь. Из всех нахлынувших на нее чувств самым сильным было сожаление: она так и не стала настоящей журналисткой, так и не написала ни одной настоящей статьи. Оливия стала было вспоминать «Правила Оливии Джоулз», но потом мрачно подумала: какая разница, все равно умирать. Мелькнула приятная мысль о встрече с родителями и братом, они в ангельских ризах и с крыльями, вот будет слез. Но она тут нее сказала себе: «Катись оно в тартарары, да знай я, что так все кончится, трахнулась бы в последний раз с Феррамо на той яхте».

25

Гондурас, Тегусигальпа

«Не психуй. Только без паники»,– приказала она себе, доставая из сумки баллончик с перечной смесью и глядя на дверь кабины. – «Надо выработать план действий». Сосед снова протянул ей бутылку с текилой, и на этот раз она с благодарностью ее взяла и уж как следует отхлебнула. Возвращая бутылку, она удивилась, что сосед весело улыбался. Оглядев салон, Оливия сообразила, что никто из пассажиров не выглядит так, будто всех ожидает скорая неминуемая смерть.

Стюардесса шла по проходу с подносом ядовито-зеленых напитков и очередной бутылкой текилы.

– Все о'кей, – сказал сосед Оливии. – Не волнуйтесь. На самолетах «АТАРА» никто не знает, когда и куда прилетит. Надо брать с собой парашют. Он громко захохотал.

Приземление самолета в Тегусигальпе больше всего напоминало скачки трактора по крыше из рифленого железа, однако это вовсе не помешало пассажирам устроить пилоту овацию. Все сели в допотопный автобус, и тут закапали первые капли дождя. Пока ехали по облупленным улочкам мимо разрушающихся зданий в колониальном стиле и деревянных домишек, дождь превратился в полномасштабный тропический ливень и оглушительно грохотал по крыше. Было в общем-то даже уютно.

Оливия заключила, что гостиница «Эль Парадор» – высочайшего класса. Кончик туалетной бумаги был сложен идеальным треугольником, точно и ровно. Правда, на полу ванной по щиколотку стояла вода. Она стала звонить дежурному, но в трубке только квакало. Тогда она спустилась вниз, попросила срочно принести ей в номер ведро и швабру и вернулась к себе. Усевшись скрестив ноги на яркое покрывало на постели, она начала разбирать вещи.

Разложив их перед собой, Оливия принялась за сортировку. В основе сортировке лежало два критерия: «Необходимо до конца путешествия»и «Обойдусь».В категорию « Обойдусь»попали свитер и безобразные джинсы (в них можно было умереть от жары), 9. Так же изумительная бежевая кожаная сумка от Марка Джейкобса, модель нынешнего сезона (слишком тяжелая, слишком узнаваемая и слишком шикарная).

В дверь постучали.

– Un momento, рог favor[15], – сказала Оливия, пряча под одеяло материалы расследования и шпионское оборудование.

– Päse adelante[16].

Дверь отворилась, и на пороге возникла швабра, а за ней улыбающаяся латиноамериканка с ведром. Оливия сделала движение, будто хочет взять швабру, но горничная затрясла головой, и они принялись за дело вдвоем. Оливия выливала из ведра воду, а горничная без умолку тараторила по-испански, главным образом о том, как весело Оливия будет проводить время в гостиничном баре. Наконец дамы убрали всю воду и, отступив, стали с улыбкой любоваться сухим полом. Оливия сочла, что непременно должна отблагодарить горничную за радость совместного труда, и отдала ей кожаную сумку, а также несколько вещей, попавших в категорию «Обойдусь», надеясь, что этот жест нельзя истолковать как проявление неоколониалистских тенденций. Горничная была очень довольна, но от восторга не взвизгнула, наверное, не поняла, что вещь действительно из последней коллекции Марка Джейкобса, или она просто была высокодуховным существом и плевать хотела на любые лейблы. Она обняла Оливию и кивнула головой в сторону бара.

– Si, si, mas tarde[17], – ответила Оливия.

«О коктейлях «Маргарита» и думать забудь», –внушала она себе, складывая все ценное в сейф и застегивая молнию оливково-бежевого чемодана, куда было уложено все «Необходимое для путешествия».Но, выйдя во внутренний дворик, где вовсю кипело веселье, решила: а, гори оно все синим пламенем. Вон все уже надрались, как свиньи. И поднесла к губам первый бокал знаменитой «Маргариты». Salud!

Седой усатый красавец, пьяный до положения риз, что-то мурлыкал, аккомпанируя себе на гитаре. Разномастное сборище хиппующих юнцов, туристов, бизнесменов и местных жителей ему подпевало. Но вот у певца стал заплетаться язык, и тут грянула сальса. В мгновенье ока площадка заполнилась танцующими. Местные выделывали немыслимо сложные фигуры изящно и легко, все движения были идеально отточены, а вот американцы в пестрых гавайских рубахах нескладно топтались и дрыгались. У Оливии был как-то недолгий роман с венесуэльским корреспондентом агентства «Рейтер», за время которого она успела полюбить сальсу, и теперь она с восхищением глядела на танцоров: вот это настоящая сальса, этот ритм, эти движения у них в крови. Позади толпы она увидела мужика с короткими, вытравленными перекисью волосами. Среди всеобщего веселья, в этом пьяном разгуле, он невозмутимо сидел за столом, подперев подбородок руками, и внимательно изучал публику.