Тарантул - Валяев Сергей - Страница 73
- Предыдущая
- 73/106
- Следующая
Вирджиния заметила мое состояние, улыбнулась, плеснула коньячной бурды в хрустальные фужеры:
— Будем здоровы!
— А?..
— Алеша, для душевной анестезии!
И я заглотил жидкость без вкуса и запаха, точно артезианскую водицу. Мир не изменился и по-прежнему был напичкан загадками и таинством? Опять же „жучки“ на столе — знак нашего криминального бытия.
С брезгливостью цапнул одного из них, будто живую гниду. Вирджиния засмеялась — не бойся, он уже не кусается, и спросила разрешения погулять её боевым товарищам по дому.
Я, находившийся в легкой прострации, лишь развел руками — все к вашим услугам, господа. Потом я и Варвара Павловна начали беседовать на отвлеченные темы, но про нашу жизнь. С коньячком, чтобы прояснить общую картину мироздания. То есть со стороны весь наш разговор был похож на бред умалишенных.
— Ты кто?
— Вирджиния.
— А я кто?
— А ты Алеша Иванов по прозвищу Чеченец.
— А у тебя какое прозвище?
— В смысле?
— Как тебя зовут… твои же б-б-боевые товарищи?
— Майор ФСБ…
— Где?
— Кто?
— Майор ФСБ?
— Он перед тобой.
— Врешь, — твердо сказал я. — Я вижу только тебя.
— Я и есть майор. Только не надо задавать вопросы?
— Какие?
— Может ли быть, женщина под полковником?
— Не понял, — признался я. — Давай лучше выпьем на троих.
— На троих?
— Ну, я, ты, майор, и твой полковник, под которым ты… Где он, кстати?..
— Алешка, ты разморился, — засмеялась, накрыла пледом. — Подрыхни пока, поговорим после…
— Все это мне снится?
— Спи, дурачок…
И я провалился в лунку небытия; так, наверно, грешники ухают в тартарары, к сатане на закуску.
Ууух! Не знаю, сколько по времени продолжался мой полет во мраке прямой кишки мироздания, да все имеет свой конец, в смысле окончание впереди забрезжил блеклый светильник: у врат рая или у заслонки геенны огненной?
Узнать я не успел — какая-то инициативная и потусторонняя сила буквально выплюнула меня, фекашку, из заднего прохода Макрокосмы, мол, не торопись, сукин сын, к вечности, ещё помучайся на этом свете…
И я проснулся, обнаружив себя в кресле. В углу мягким болотным цветом отсвечивал торшер. За окнами угадывалась глухая ночь. Напольные часы прохрипели полночь. В пересохшем рту гнездились клопы.
Чертыхаясь, отправился на кухню, чтобы найти дифлофос для поднятия тонуса. Нет, так жить нельзя? А как надо? Кто ответит на этот детский вопрос? Но самый вопрос вопросов: где мои дорогие гости? Или все это очередной дурной сон, который надо немедля позабыть.
Оказалось, не сон: на мой шум явилась Вирджиния, Верка, Варвара Павловна. Вела себя привычно и спокойно, точно была законной, осточертевшей до печенок супругу супругой.
По её утверждению, я выдул всю бутылку коньяка, она лишь успела приласкать стопочку.
— На то были свои причины, — туманно заметил я.
Мы сели за стол. Я поставил перед собой лоханку со льдом и принялся колоть его стальным штырем. От моих яростных ударов восстали, полоумно забрехав, все окрестные собаки. Когда я малость приустал, Вирджиния спокойно поинтересовалась моим состоянием?
— А какое оно может быть, как ты сама думаешь?! — начал драть горло, глотая куски льда. — Я устал! От всех вас! И от себя тоже! Почему? Потому, что я — это не я! Ха-ха! Я — Чеченец, ты это понимаешь? Меня нет — есть только тень по имени Чеченец! Да, что я?! Ты? Моя ненаглядная! Сто лет тебя не было. И вот, пожалуйста, заявилась! Но это не ты, моя хорошая!.. А кто?.. Почему мы живем, как в театре масок? Не жизнь — а тарарамбурия с говном на лопате!..
Такая вот избитая, как котлета, некрасивая истерика. Что там говорить, устал сражаться с фантомами и решать бессмысленные ребусы, которым не было предела.
А что Вирджиния? Она вела весьма оригинально: заливалась от хохота, как дурочка с переулочка. О чем я ей и сказал, о дурочке. Мог и не говорить — не сдержался, умаявшись душевной смутой.
— Ох, Алешка-Алешка, — проговорила моя первая женщина. — Каким ты был…
— Я ещё есть, — вспыхнул последний раз.
— Все мы есть, — взяла из лоханки кусочек льда, сжала её в ладони, помедлила. — А потом нас…. нет, — рассажала ладонь: ледышка таяла, как айсберг в теплых атлантических водах. — Мокрое место…
— А вот и нет, — не согласился. — Мы все есть… мы — бессмертны… пока живы и даже потом… если кто-то будет помнить о нас…
— Эх, ты, бессмертник мой, — взбила рукой мой чубчик. — Твоими устами… Но вернемся на грешную землю…
И мы вернулись — лучше бы этого не делали. Я узнал такое, что вся моя предыдущая жизнь показалась мне же рваным газетным клочком в общественном сортире.
Мои опасения о том, что я лишь пыль, выражусь так, на сапогах истории полностью подтвердились. Правда, удивляет факт моей жизнестойкости. Здесь, как выяснилось, мне просто фатально повезло. Так сказать, счастливое стечение обстоятельств, в противном случае я, по мнению мой собеседницы, уже должен был находиться в состоянии питательного брикета и кормить подземную прожорливую фауну.
Беседовали мы долго, до мутного рассвета. Я был тупее табурета и все время задавал вопросы. Вирджиния терпеливо отвечала на них; хорошо, что у неё был практический опыт работы со школьными оболтусами. Потом она сама задавала вопросы, и я отвечал на них, как юный пионер перед лицом своих товарищей.
После того, как уяснил на каком свете проживаю и что от меня, собственно, все хотят, то почувствовал необычайное, прошу прощения, облегчение. Так ощущает себя первомайский шарик, когда вырывается из детских рук в свободную и чистую ввысь. Все выше и выше — на воле и смерть красна!..
— Ну? — спросила Вирджиния, понимая невротическое состояние человека, готового идти в бой. — Как самочувствие?
— Полет нормальный, товарищ майор, — ответил я. — Приказ родины будет выполнен.
— Не сомневаюсь, — хмыкнула. — Тогда вперед, товарищ гвардии рядовой.
— Есть вперед, — щелкнул пятками. — А куда именно?
— В койку!
— Это приказ?
— Это убедительная просьба, — и придушила в объятиях, чтобы я не дай Бог не вырвался в стратосферу, как дурновой, воздушный шарик.
Интересно, успел подумать я, как отнеслось бы к постельной фривольности офицерши непосредственное её руководство, узнав о связи с гвардии рядовым 104-й дивизии ВДВ? Полагаю, поощрило бы за ладную работенку с человеческим материалом. А-то что работа была проведена великолепно — нет никаких сомнений. Я чувствовал себя пластилином в умелых и энергичных руках мастера своего непростого и секретного дела.
Слюдяная картинка сложилась отменная. Камушек к камушку. Любой глаз бы порадовался красоте неземной, кроме моего. Слишком уж ярок для него свет мерцающих смертью камней.
Проще говоря, я угодил в самое пекло смертельной схватки двух могущественных кланов в стране, которые занимались бизнесом, связанным, как я сам знал, наркотиками. А это, как известно, самая прибыльная коммерция. И тот, кто контролирует поставки, скажем, героина, и есть истинный хозяин на широких российских просторах.
Мои жалкие и любительские трепыхания ими бы и остались, да где-то там, в поднебесье власти, возникли глобальные подвижки, в результате начался новый дележ сладкого пирога с наркотической начинкой.
По утверждению майора, в начале 90-х годов, когда начались истерическо-климактерические, так называемые, демократические преобразования, группа молодых кремлевских мечтателей под рев победных фанфар и шум мутных вод успели организовать на государственном уровне Дело всей своей жизни.
Цель была якобы благородная: хилые ростки демократии нуждались в серьезной финансовой подпитке, а посему, чтобы не зависеть от быстро меняющей политической конъюнктуры, молодые предприниматели, используя все свои бывшие комсомольско-организационные силы, очарование на текущих, увлеченных борьбой за трон вождей и, разумеется, деньги ВЛКСМ, вовремя переметнулись во всевозможные и бесчисленные ТОО, ООО, УКО, АЗОТ, АФО, ТТТ и так далее.
- Предыдущая
- 73/106
- Следующая
