Радиоэлектронный шпионаж - Анин Борис Юрьевич - Страница 18

Соблюдались и другие чрезвычайные меры предосторожности. Встречи с Назаром где-либо в ресторане считались нежелательными. Назар передавал документы своему связнику прямо на ходу, прошмыгивая мимо него в уличной толпе, или оставлял их в хорошо укрытых тайниках. Во время передачи этих документов резидентура КГБ в Токио приостанавливала все свои операции.

Место уличной встречи Назара со связником или соответствующий тайник оцеплялись наблюдателями, а поблизости крутились подсадные утки, чтобы в случае чего отвлечь на себя внимание. Сотрудникам вспомогательного персонала КГБ было известно только то, что они участвовали в какой-то важной операции. В какой именно, им знать не полагалось.

Доступ к узлу связи МИД Японии давал Назару возможность фотографировать каждую неделю десятки, а порой и сотни сообщений, поступавших из японских посольств со всех концов мира, в том числе из Москвы и Вашингтона. Таким образом, сами того не подозревая, японские посольства служили поставщиками информации для КГБ. Но этим ценность Назара отнюдь не исчерпывалась, поскольку он давал криптоаналитикам КГБ возможность быстро замечать и разгадывать изменения в японских дипломатических шифрсистемах. Сравнивая полученные открытые и шифрованные тексты одних и тех же сообщений, специалисты определяли основные принципы их шифрования. Количество материалов, поступавших в токийскую резидентуру КГБ от Назара, было так велико, что одно время даже снизилась оперативность их перевода.

В 80-е годы в поле зрения ПГУ попал 43-летний шифровальщик посольства США в Боготе Джеффри Барнетт. Известно, что мужчины в таком возрасте, как Барнетт, часто подводят свои жизненные итоги. Разгульный образ жизни, который, по сообщениям резидентуры КГБ, вел Джеффри, свидетельствовал о том, что эти итоги не вызывали у него ничего, кроме глубокого разочарования. Действительно, семьи нет, богатства тоже нет. Полжизни ушло на то, чтобы стать мелкой посольской сошкой, и времени на изменение ситуации к лучшему оставалось не так уж много. Разумеется, далеко не всегда подобные Барнетту люди становились предателями. Для этого необходимо наличие двух условий. Первое было налицо: продажа ставших ему известными «по долгу службы секретов являлась для Барнетта если не единственным, то, по крайней мере, самым эффективным способом разрешения его проблем. За создание второго необходимого условия — чтобы в этот критический момент на пути Барнетта оказался умный вербовщик — взялся полковник Александр Болотов, под видом шведского дипломата вылетевший в Боготу из Западного Берлина.

Удобный момент для знакомства с Барнеттом представился Болотову в баре, когда он оказался рядом с шифровальщиком за стойкой. Болотов допил свою порцию виски и нарочито медленно направился к выходу. «Сэр, вы рискуете стать нищим, если будете оставлять в барах свои бумажники!» — весело крикнул ему вслед подвыпивший Барнетт. Конечно же бумажник был оставлен Болотовым специально. Он любил этот прием, связанный с известным риском. Ведь намеченная жертва могла не заметить приманки, а иногда втихую присваивала себе его содержимое. В случае с Барнеттом трюк сработал, и жертва сама установила контакт с оперативным работником КГБ.

Знакомство было отмечено обильными возлияниями, в ходе которых Болотов поведал заранее подготовленную легенду о своем беспросветном существовании, продолжавшемся до тех пор, пока он не встретил одного богатого южноафриканца. По словам Болотова, в обстановке политической и экономической изоляции Южно-Африканской Республики (ЮАР) его новый знакомый нашел себе достаточно выгодное дело. Он скупал ценную информацию и затем перепродавал ее правительству ЮАР. Большие деньги рекой потекли в карман Болотова, ставшего компаньоном южноафриканца в сборе информации.

Барнетт поверил легенде и предложил поставлять знакомому Болотова копии открытых текстов шифртелеграмм американского посольства, проходивших через его руки. Оригиналы Барнетт по инструкции должен был уничтожать в присутствии своего напарника. На это предложение Болотов без особого энтузиазма заявил, что посольские материалы стоили малого, поскольку большинство тайн госдепартамента США быстро просачивались в печать, нередко с ведома самих американских дипломатов. Иногда даже целые газетные статьи составлялись из расшифрованных посольских шифртелеграмм, как это случилось с сообщением газеты «Вашингтон тайме» о том, что медельинский картель поставлял наркотики в США из Никарагуа. Тем самым госдепартамент пытался обвинить неугодное ему правительство Никарагуа в пособничестве наркобизнесу и рассчитывал убедить американский конгресс в необходимости увеличить ассигнования противникам этого правительства.

После некоторых раздумий над сказанным Болотовым Барнетт предложил продать за сто тысяч долларов копии открытых текстов шифртелеграмм резидента ЦРУ в Боготе. Для советского разведчика это было пределом мечтаний. Болотов предложил Барнетту аванс в сорок тысяч при условии, что эти шифртелеграммы будут относиться к различным числам последних двух месяцев. Обмен товара на деньги состоялся уже на следующий день. Эта встреча Болотова с Барнеттом стала последней. Болотов знал, что резидентура КГБ в Боготе давно занималась регулярным перехватом шифровок американского посольства в надежде когда-нибудь их дешифровать. Предоставленные Барнеттом открытые тесты шифртелеграмм позволяли надеяться путем их сопоставления с соответствующими зашифрованными вариантами пробить такую брешь в системе обеспечения безопасности связи американского посольства, что залатать ее можно было только с помощью полной замены посольских шифровальных машин. С этого момента помощь Барнетта КГБ больше не требовалась.

Специализация 16-го управления КГБ, созданного в 1969 году, заключалась в добывании информации из линий связи других государств, что включало, в себя перехват шифрсообщений из каналов, принадлежавших как легальным, так и шпионским сетям связи, с последующим их дешифрованием, а также проникновение с помощью технических приспособлений на территории дипломатических представительств зарубежных стран в СССР. Численность сотрудников 16-го управления оценивалась в 80-е годы цифрой в две тысячи человек, не считая военных, задействованных на станциях перехвата.

Не следует забывать, что период становления 16-го управления пришелся на первую половину 70-х годов. К этому времени председатель КГБ Андропов успел превратить опальное во времена Хрущева ведомство в мощную организацию. Органы госбезопасности заняли особое место в Советском государстве: более высокая зарплата, различные льготы, о которых не могли мечтать ни работники прокуратуры, ни сотрудники МВД, ни даже армии, в ту пору не менее влиятельной и крупной структуры. Что бы ни говорили о КГБ в начале 90-х годов, в 70-е служба там считалась престижной. Карательные функции и неприглядные стороны деятельности тщательно скрывались, а молодежи цветисто преподносилась романтика чекистской службы. Поэтому недостатка в людях, желавших стать сотрудниками КГБ, не было. И шли туда не самые худшие. В том же 16-м управлении работало немало лауреатов Ленинской и Государственной премий, главным образом в области математики, а в КГБ в целом — два члена-корреспондента Академии наук СССР.

В Москве 16-е управление обладало крупным компьютерным центром, а за пределами СССР имело развитую сеть радиоразведывательных станций, располагавшихся в советских дипломатических и торговых миссиях более чем в шестидесяти странах мира, а также на советских военных базах. Для размещения радиоэлектронной аппаратуры слежения 16-м управлением активно использовались и суда советского торгового флота. Однако вне зависимости от своего местоположения чуткие электронные «уши» этого управления были нацелены прежде всего на сигналы, которыми передавались шифрованные дипломатические депеши.

Источники информации, откуда 16-е управление черпало свои разведывательные данные, считались очень ценными, что было вполне понятно. Ведь когда удавалось прочитать шифрпереписку какого-либо посла дружественной или, еще того лучше, недружественно настроенной по отношению к СССР страны, это было равносильно его вербовке. Информация, добываемая 16-м управлением, шла на стол избранному числу руководителей Советского государства. В 50-е и 60-е годы тексты, полученные средствами радиоразведки, писали на тонкой прозрачной бумаге и хранили в больших «красных книгах». «Красную книгу» приносил курьер, который стоял за спиной у читавшего, пока облеченное государственной властью лицо просматривало те ее страницы, с которыми ему можно было знакомиться. Записей делать не разрешалось.