История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века - Верн Жюль Габриэль - Страница 13
- Предыдущая
- 13/115
- Следующая
Уоллис привел к себе на корабль восемь патагонцев. При виде огромного количества совершенно неизвестных предметов дикари, вопреки ожиданиям, не проявили особого изумления. Их поразило только зеркало. Они приближались, отступали, делали тысячи поворотов, строили перед ним гримасы, громко хохотали и оживленно переговаривались между собой. На мгновение их внимание привлекли живые свиньи; но больше всего им нравилось рассматривать цесарок. С немалым трудом удалось их уговорить покинуть корабль. На берег они вернулись с пением и знаками выражали свое удовольствие ожидавшим их там соплеменникам.
Семнадцатого декабря Уоллис просигнализировал шлюпу «Суоллоу», чтобы тот, став во главе эскадры, первым вошел с Магелланов пролив. В Пуэрто-Амбре командир приказал разбить на берегу две большие палатки для больных, лесорубов и парусных мастеров. Рыба, которую ежедневно ловили в достаточном для пропитания всего экипажа количестве, сельдерей и росшие в изобилии кислые ягоды, похожие на клюкву и барбарис, — таковы были те продовольственные ресурсы, которыми могла снабдить эта стоянка и которые меньше чем за две недели полностью восстановили здоровье многочисленных цинготных больных. Корабли частично отремонтировали и проконопатили, паруса починили, сильно износившийся стоячий и бегучий такелаж[57] проверили и по мере необходимости заменили, так что вскоре эскадра оказалась в состоянии снова выйти в море.
Но сначала Уоллис приказал заготовить большое количество дров; их погрузили на «Принс-Фредерик», чтобы доставить на Фолклендские острова, где нет леса. Одновременно командир распорядился с величайшей осторожностью выкопать несколько тысяч молодых деревьев, сохранив вокруг корней комья земли, что должно было облегчить их посадку в Порт-Эгмонте. Если бы они, как Уоллис надеялся, там принялись, то этот обездоленный архипелаг получил бы ценный ресурс топлива. Наконец запасы, доставленные на транспортном судне, перегрузили на «Дофин» и «Суоллоу». Первый взял запасов на год, другой — на десять месяцев.
Мы не будем вдаваться в подробности при описании различных событий, которыми было отмечено плавание обоих кораблей в Магеллановом проливе, — неожиданных шквалов, бурь, снежных зарядов, коварных быстрых течений, больших приливов и туманов, не раз приводивших английских моряков на край гибели. Шлюп «Суоллоу» находился в таком ужасающе ветхом состоянии, что капитан Картерет попросил Уоллиса учесть полную бесполезность его корабля для экспедиции и дать ему такое предписание, какое он сочтет наиболее соответствующим благу государства.
«Приказ Адмиралтейства совершенно точен, — ответил Уоллис, — вы должны ему подчиниться и сопровождать „Дофин" до последней возможности. Я знаю, что „Суоллоу" неходкое судно, поэтому я буду двигаться с той же скоростью и следить за всеми его движениями, ибо в том случае, если с одним из кораблей произойдет какая-либо катастрофа, чрезвычайно важно, чтобы другой находился поблизости и мог оказать ему посильную помощь».
Картерету нечего было возразить; он замолчал, но его одолевали мрачные предчувствия в отношении исхода экспедиции.
Когда корабли приблизились к выходу из пролива, ведущему в Тихий океан, погода стала отвратительной. Густой туман, шквалы со снегом и дождем, течения, увлекавшие корабли к подводным скалам, яростные волны — все эти препятствия задержали мореплавателей в проливе до 10 апреля. В этот день на широте мыса Пилар «Дофин» и «Суоллоу» потеряли друг друга из виду и больше не встретились, так как Уоллис не позаботился назначить место свидания на случай разъединения.
Прежде чем последовать за Уоллисом в его плавании через Тихий океан, мы остановимся на некоторых подробностях, сообщенных им относительно несчастных обитателей Огненной Земли и общего вида страны. Необыкновенно грубые и предельно жалкие, насколько это только было возможно, эти аборигены питались лишь сырым мясом морских коров и пингвинов.
«Какой-то матрос, ловивший рыбу на удочку, — рассказывал Уоллис, — дал одному из этих американцев только что вытащенную им из воды живую рыбу величиной чуть больше селедки. Американец схватил ее с жадностью собаки, получившей кость. Прежде всего он убил рыбу, впившись зубами около жабр, а затем принялся есть ее, начав с головы и кончив хвостом, не выплюнув ни костей, ни плавников, ни чешуи, ни кишок».
Впрочем, туземцы поглощали все, что им давали, будь то в сыром или жареном виде, свежее или соленое, но от любого питья, кроме воды, отказывались. Одеждой им служила жалкая тюленья шкура, ниспадавшая до колен. В качестве оружия они пользовались лишь дротиком с наконечником из рыбьей кости. У всех были больные глаза; англичане приписывали это обыкновению все время находиться среди дыма, чтобы избавиться от комаров. От огнеземельцев исходила невыносимая вонь, напоминавшая запах лисиц и объяснявшаяся, без сомнения, исключительной нечистоплотностью.
Точность этого не слишком привлекательного описания была подтверждена всеми путешественниками. Для огнеземельцев, стоявших на таком низком уровне развития, жизнь, казалось, застыла. Успехи цивилизации были для них мертвым звуком, и они продолжали прозябать, как их предки, не заботясь о том, чтобы улучшить свое существование, не испытывая потребности в больших удобствах.
«Итак, мы покинули, — рассказывает Уоллис, — эту дикую, не пригодную для существования страну, где на протяжении без малого четырех месяцев почти постоянно подвергались опасности кораблекрушения, где в разгаре лета погода стояла пасмурная, холодная и ветреная, где почти повсюду в долинах не было зелени, а на горах — лесов, где, наконец, земля, куда ни взглянешь, напоминает скорее развалины мира, чем место обитания разумных существ».
Сразу по выходе из пролива Уоллис взял курс на запад; дули порывистые ветры, туман стоял такой густой и море было такое бурное, что в течение нескольких недель подряд на корабле нельзя было найти ни одного сухого места. От постоянной сырости появились насморки и сильные лихорадки, за которыми вскоре последовала цинга. Достигнув 32° южной широты и 100° западной долготы, мореплаватель направился прямо на север.
Шестого июня, ко всеобщей радости, заметили два острова. Немедленно снаряженные шлюпки под командованием лейтенанта Фюрно пристали к берегу. Морякам удалось собрать несколько кокосовых орехов и большое количество противоцинготных растений; но хотя англичане видели хижины и навесы, ни одного туземца они не встретили. Этот остров, открытый в канун Троицы — почему он и был назван Уитсанди[58] (ныне Пинаки) — и расположенный на 19°26' южной широты и 137°56' западной долготы, принадлежит, как и следующие, к архипелагу Туамоту.
Назавтра англичане попытались вступить в сношения с жителями другого острова; но намерения туземцев им показались столь враждебными, а берег был так крут, что высадиться не представилось возможным. Пролавировав всю ночь, Уоллис снова отрядил шлюпки с приказом не причинять никакого вреда островитянам, если только к этому не вынудит необходимость.
Приблизившись к берегу, лейтенант Фюрно с изумлением увидел семь больших двухмачтовых пирог, на которые погрузилось все население острова. Как только пироги отплыли, англичане высадились на песчаный берег и обошли весь остров. Они нашли на нем несколько водоемов, полных прекрасной воды. Местность была ровная, песчаная, поросшая деревьями, главным образом кокосовыми и другими пальмами, и различными противоцинготными растениями.
«Жители этого острова, — говорится в отчете, — были среднего роста, со смуглой кожей и с длинными черными волосами, лежавшими космами на плечах. Мужчины отличались хорошим сложением, а женщины — красотой. Одежду их составляла какая-то грубая ткань, закрепленная вокруг талии и приспособленная, по-видимому, к тому, чтобы ее можно было накинуть на плечи».
После полудня Уоллис снова отправил лейтенанта на землю набрать воды и вступить от имени Георга III во владение вновь открытым островом, присвоив ему название острова Королевы Шарлотты — в честь королевы Англии.
- Предыдущая
- 13/115
- Следующая
