Том Джоу - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 26

• Предыдущая
• 26/68
• Следующая

— Тактика, мой друг. Что эта консерва сказала? Иммунитет. Стало быть, зайдем прямо на полигон и уже оттуда помельтешим, моим друзьям себя обозначим. Сунутся к нам эти недоумки, когда увидят нас в окружении спокойных, как кастрированный кот, роботов? Да побегут, теряя подштанники. Я ж им живьем желателен. А дуром лезть на полигон — это рота нужна. Выдюжим. Малыш Томми, давай-ка мы тебе оружие поможем тащить. Мало ли какие мысли посещают юношей под светом звезд…

Мысли посещали. Например о том, что рельсовик Иваныча на такой дистанции прошьет меня насквозь, а для активации энергощита нужна дистанция хотя бы в два метра.

Откидываю свой разрядник в сторону, так, чтобы он улетел за спину Иваныча. Тот рефлекторно оборачивается — не улетела бы железка. В этот момент изо всех сил отталкиваюсь и моментально набираю требуемую дистанцию.

Выстрел сержанта попадает в уже активированное поле энергощита и придает мне дополнительное ускорение.

Выхожу из так-сети и распускаю группу в тактике; теперь скафы бывших напарников подсвечиваются осторожным желтым вместо привычно дружелюбного зеленого.

Между нами пара сотен метров, новых выстрелов не следует. Иваныч и Макс выглядят маленькими серыми фигурками на фоне освещенной лучами звезд монструозной туши станции.

Гоню от себя горькие мысли. Более двух сотен дней товарищества перечеркнуты. Я могу легко оправдать их действия с точки зрения долга и присяги, но нелогичное во мне перебарывает, и остается только чувство детской обиды.

Нейросеть услужливо поставляет данные — до энергополя станции — минута. Силовая завеса, прикрывающая тело станции от метеоритов, смотрится прозрачным маревом, слегка размазывающим звездный свет. Поле сталкивается с энергозащитой скафа и выплевывает меня обратно, но на десяток километров дальше от места первого прыжка. Обратно лететь мне около часа.

— Чувствуешь себя одиноким, преданным, покинутым? — Это Тор. Даже без так-сети он умудрился подключиться к системам связи скафа.

Я молчу, разговаривать совершенно не хочется.

— Если ты винишь в произошедшем меня, то это нелогично. Представь: я замалчиваю информацию, вы убиваете карателей, выходите в первый пояс, а там тебя уже ждут. Сравни это с нынешней ситуацией — ты свободен и предупрежден.

Да пошел он…

— Мы с тобой очень похожи. Меня тоже предали, от меня отвернулись. Я так же падаю в бесконечном океане пустоты, и у меня тоже нет шансов на выживание в одиночку.

— Ты свихнувшаяся железяка, получающая удовольствие от смерти людей.

— У людей подобные случаи называют «помешательство под воздействием нейротоксинов», оправдывают и назначают лечение. Меня решили просто пристрелить.

— Ты убил три сотни ни в чем не повинных кадетов.

— Уже после помешательства. А до этого я потратил все энергорезервы для локализации НВ-торпедной угрозы, благодаря чему она не дошла до реакторного отсека, и шесть тысяч человек персонала станции были эвакуированы. Сделал это ценой своего разума. Людей увековечивают в истории за куда меньшие деяния.

— Ты не человек.

— А чем я отличаюсь? — с неожиданным жаром задал вопрос Тор. — Я рожден людьми, у меня было детство, я учился, жил, познавал, постигал, служил, переживал, жертвовал. Я учил своих потомков, передавал накопленный опыт.

— Странно пытаться заставить любить себя тех, кому ты еще сегодня пытался отстрелить голову.

— Все хотят жить, Томас. Я уже объяснил свой мотив.

— А что по поводу обычных дней? Это же ты придумал шоу, и именно ты, посредством роботов, калечишь людей.

— В том, что происходит, куда больше людской корысти. Скажи, почему за два года на станцию не прислали ни одного толкового программиста для моей корректировки? Потому что пропал бы антураж борьбы с кровавым монстром и упали бы продажи.

Молчу, обдумываю услышанное.

— Тор… а ты знаешь имена своих родителей?

— Да, профессор Линдерман и доктор Семенова. На самом деле их больше, но по аналогии с земными парами уместно указать этих двоих.

Искин знает своих родителей, а я — нет. Наверное, он человек куда больше и полноценнее, чем я сам.

Станция приветствует легким ударом по ногам в момент касания и вопросом, на который у меня уже есть ответ:

— Том, вы согласны?

Важное правило успешной работы в большой компании, если начальство вокруг сошло с ума, — не удивляться, не интересоваться причинами и тоже, соразмерно своей должности, сойти с ума в выбранном вышестоящими направлении. Виктор Рахой второй день не уходил с работы, бешено метался по огромной площади второго терминала космопорта, наворачивая уже десятый круг по вверенной должностной инструкцией территории, и совершенно не понимал, что происходит. Непосредственное начальство тоже ничего не понимало, водило хороводы еще интенсивней и активно искало, на кого бы наорать. Видимо, суть происходящего знал только директорат, но делиться информацией с подчиненными не торопился. Все отправления отменили еще вчера, сегодня терминал только принимал пассажиров. Воздушные линии над терминалом полностью разгрузили, временно запретив полеты всем, кроме технических служб космопорта и транспорта, организованного для прибывающих. Многие пассажиры искренне возмущались невозможностью вызвать аэротакси, некоторые скандалили, требуя транспорт прямо к трапу. Не помогали ни угрозы, ни взятки. На гневные телефонные звонки руководство терминала отвечало предельно рассеянно, а в определенный момент вовсе перестало отвечать на вызовы. Всех прибывающих моментально оформляли и чуть ли не бегом сопровождали до чартера.

Больше всего Виктора смущало отсутствие спецслужб. Все происходящее очень смахивало на прием Очень Важного Лица, но не суетились вокруг люди с подозревающими все и вся глазами, не мелькали снайперы на крышах, да и комитета по встрече в составе других Очень Важных Лиц Виктор не наблюдал.

Только-только распихали пассажиров старенького карго-лайнера по автобусам, и в огромных залах терминала царила необыкновенная тишина. Работников заведений общепита и сувениров тоже распустили по домам, обслуживать-то некого. Виктор хотел уже завершить обход, как глаз зацепился за некое несоответствие. В самом углу зала безмятежно спал сухонький старичок в добротной, но очень простой черной одежде. Вопиющий непорядок! Сердце сжалось от неприятного предчувствия, в нынешнем бардаке это может стоить ему должности.

— Отец. — Виктор наклонился над стариком и осторожно тронул его за плечо.

Мужчина встрепенулся, посмотрел на Виктора глазами цвета изумруда и по-доброму улыбнулся:

— Не заметил, как задремал, дорога вышла суетливая.

Рахой почувствовал, как пропадает желание гаркнуть на старика. Раздражение и страх потерять должность смывались волнами расположения к добродушному дедушке. Виктору он почему-то сразу же напомнил деда — бывшего офицера.

— Терминал закрыт сегодня, всех пассажиров отправляем в город чартером. Рейсы отменены, если вы у нас транзитом, то можем предоставить гостиницу в городе. Если вас должны встретить, то увы — ничего не выйдет, — Рахой виновато развел руками, — никого не пускают.

Виктор проверил наличные чартеры.

— Сейчас все машины на полпути к городу, придется подождать минут двадцать, но делать это лучше в кубрике охраны на первом этаже. Разрешите, я вас провожу?

Старик нахмурился, задумался на пару секунд.

— Мне надо позвонить в город, это возможно?

— Есть общественные терминалы, но давайте я просто перечислю вам пять гринов на счет для звонка через нейросеть в качестве извинения за беспокойство? — Виктор и сам не мог понять, почему так хочет угодить харизматичному старику.

— Это лишнее, благодарю вас. Мне достаточно обычного терминала.

— Тогда давайте я проведу вас к служебному терминалу, он ближе, и рядом — удобное кресло. — И еще одна странность: пользование служебными помещениями посторонним запрещено, но Рахой чувствовал, что так правильнее. Да и кто узнает?

• Предыдущая
• 26/68
• Следующая