Изнанка экрана - Марягин Леонид - Страница 42

• Предыдущая
• 42/79
• Следующая

Час настал. Я оглашал кандидатов на поездку.

— Соавтор сценария Виктор Демин...

Целесообразность Витиной поездки не вызвала сомнений продюсера.

— Может быть, придется поправить какие-то сцены на ходу, — согласился он.

— Режиссер-постановщик...

Продюсер счел обсуждение моей кандидатуры пустой тратой времени и махнул рукой:

— Дальше...

Я робко спросил:

— Нельзя ли взять в Лос-Анджелес мою супругу?..

— Режиссер, — поучительно заявил Бадер, — может брать с собой свою супругу, чужую супругу, свою девочку, своего мальчика. Мне все равно. Я оплачу.

— Почему? — удивился я щедрости американца, до этого считавшего каждый цент.

— Мне выгодно, чтобы режиссер чувствовал себя комфортно, а не бегал по ночным клубам Голливуда. Быстрее будешь работать.

Дальше в списке шли: оператор, художник, гример, костюмер... Все они и механики съемочной аппаратуры, и ассистенты оператора, и даже помреж — не вызвали возражений.

Я зачитал последнюю строчку списка:

— Худрук Владимир Наумов.

— Что такое «худрук»? — спросил продюсер.

Я попытался объяснить:

— Это человек, который объясняет, как нужно снимать, как трактовать сцену, как собрать, смонтировать фильм...

Бадер перебил меня:

— Если ты сам этого не умеешь, я вызову другого режиссера, — и вычеркнул Наумова из списка.

Наумов поехал в Голливуд, но уже в качестве актера эпизода, который показался продюсеру нужнее худрука.

Леонид Утесов рассказывал:

— Одесса в очередной раз занята красными. В дождь и слякоть, по лужам и колдобинам, поеживаясь от холода, солдат ведет расстреливать интеллигента, подталкивает его прикладом в спину и ворчит: «Иди быстрей, сволочь. Тебе хорошо, тебе только туда идти, а мне — туда и обратно».

Сталин отправил великого Шостаковича в Америку, доказывая миру, что у нас его почитают и не притесняют. Перелет — дальний, самолет — несовершенный, и в полете композитора укачало. Летевший вместе с композитором кинорежиссер С. Герасимов поддерживал Дмитрия Дмитриевича под локоток, когда они спускались по трапу самолета в нью-йоркском аэропорту. Репортеры сняли эту сцену. Вечерние газеты вышли с фотографиями и подписями: «В Америку прибыл известный композитор Шостакович. Рядом с ним — неизвестный». Все последующее время пребывания композитора в Америке Шостаковича снимали так, что за его спиной всегда оказывался кинорежиссер. И каждая подпись к снимку гласила: «На переднем плане известный композитор Шостакович, за ним — неизвестный». С. Герасимов не выдержал и взмолился:

— Дима, представь меня наконец!

На очередной пресс-конференции Шостакович опередил корреспондентов:

— На вопросы культуры, кино и театра ответит мой друг — он кинорежиссер...

Газеты вышли с шапками: «Неизвестный назвался кинорежиссером».

Актриса, известная своими легкими, многочисленными и небескорыстными связями с деятелями разного ранга и окраски, возникла из небытия, опубликовав мемуары о своей интимной жизни.

Ее ровесник, сценарист, прочитав эти откровения, заметил:

— Она — на все времена. Только раньше она торговала своим телом, а теперь — воспоминаниями о своем теле.

Сергей Михайлович Эйзенштейн принимал костюмы и гримы опричников по фильму «Иван Грозный». Костюмы были тяжелыми, массивными, с накладными плечами и торчащими воротниками — силуэтами напоминали хищных птиц. Комик Сорокин, волею людей попавший в опричники, предстал в порядке общей очереди перед режиссером.

— Повернитесь налево, — попросил Эйзенштейн.

Актер выполнил просьбу.

— Теперь направо.

И это было выполнено.

— Пожалуйста, опять налево.

Взопревший комик остановился:

— По-моему, вам было бы легче обойти меня кругом.

Джаз Утесова был приглашен в клуб НКВД на концерт сразу после торжественного доклада по случаю какого-то праздника.

Леонид Осипович вышел на сцену, обвел глазами зал, заполненный «шпалами» и «кубарями» (по тем временам — офицерские знаки различия), и выдал:

— Я рад, что здесь стою, а вы все без исключения сидите!

Последовала оглушительная пауза и — шквал оваций.

Михаил Козаков, вернувшись с гастролей из Израиля, рассказывал, что был там как раз в тот период, когда Саддам Хусейн посылал в сторону Израиля ядовитые ракеты и вся страна ходила в противогазах.

— Что ты там читал? — спросил собеседник.

— Пастернака, Бродского...

— И тебя все понимали?

— Я читал в противогазе.

На одном ученом собрании человек энциклопедической эрудиции, режиссер и педагог С. Эйзенштейн сделал доклад, показавшийся одному режиссеру, обласканному начальством и претендующему на роль большого педагога, непонятным и наукообразным. Обласканный начальством режиссер желчно заметил:

— Эйзенштейн скоро лопнет от ненужных знаний.

— Лопаются не от знаний, а от зависти, — парировал выпад пионер нашего кино Л. Кулешов.

Одного драматурга, поэта и сценариста спросили:

— Вас не огорчает, что раньше вас очень хвалили в прессе, а теперь только ругают?

— Нисколько. Главное — мелькать.

Борис Ливанов увидал в ресторане ВТО молодого актера из его МХАТа, одетого в свитер с яркой полосой по горловине, при этом изрядно веселого.

Ливанов спросил молодого коллегу, указав на полосу:

— У вас это что — линия налива?

Конферансье Алексеев отбывал свой срок в лагере и иногда работал там по своей основной профессии. Пришлось ему вести концерт и для охранников лагерей. Артист вышел на сцену и сказал:

— Здравствуйте, товарищи.

Из зала его одернули:

— Гусь свинье не товарищ!

— Согласен! — И Алексеев, взмахнув руками, исчез со сцены. — Улетаю! Улетаю!

Провинциальный режиссер приехал на актерскую биржу в Москву в сад Баумана набирать актеров для своего театра. Поставил столик, уселся на стул за ним и выставил табличку:

Неподражаемый мастер реализма питерский актер Певцов, тот самый, что играл полковника в «Чапаеве», должен был приступить к сценическим репетициям главной роли в спектакле «Страх», который оформлял Н.П. Акимов. Художник «болел» в то время конструктивизмом и соорудил на сцене квартиру главного персонажа спектакля со скошенным полом, заваленными стенами, окнами в форме трапеций, кривой мебелью. Певцов увидел декорацию. Его реалистическая природа восстала, и он заявил:

— В эту квартиру я не войду!

Однако на следующее утро как ни в чем не бывало он явился на репетицию и работал в конструктивистской обстановке на славу.

После репетиции его спросили:

— Почему вы изменили решение?

Певцов ответил от имени своего героя:

— Я думал всю ночь и вспомнил. У меня ведь есть брат — архитектор. Он — душевнобольной. Он и построил мне эту квартиру. Если я съеду с нее — он огорчится и попадет в сумасшедший дом. А братьев нужно беречь!

Наш маститый скрипач давал концерт за рубежом. Послушать его пришел не менее известный и авторитетный коллега. После концерта коллега поздравил нашего концертанта и заверил:

• Предыдущая
• 42/79
• Следующая