Уддияна или путь искусства - Артемьев Илья - Страница 25

• Предыдущая
• 25/25

— А ты, писюн, сиди! — бросил низкорослый мне и ласково положил руку на плечо.

Я оцепенел, как будто снова вернулся «страх опоссума». Жена в ужасе переводила взгляд с них на меня. Нужно было действовать, но я замер в страхе.

Высокий резко дернул мою спутницу за руку, вынудив встать.

— Пошли-пошли, девочка. Поздно уже, — ухмыляясь, произнес он. — Того и гляди, хулиганы пристанут. А мы ж порядочные парни, да Серый? — он подмигнул низкорослому и бросил мне: — Сиди, чмошник. Рыпнешься — пеняй на себя.

Они начали удаляться, и с каждым шагом тело цепенело все больше. Я чувствовал, как рушится моя жизнь, но сделать ничего не мог. Парочка двигалась по направлению к кустарнику. Я попытался встать, но низкорослый, оскалившись, достал из кармана отточенный скальпель и легонько полоснул мне по курке.

— Сидеть! Ты не понял? — и с оттяжкой ударил меня по лицу. Слезы брызнули из глаз.

И в этот момент я почувствовал зов. Он шел из правого кармана куртки — оттуда, где лежал злобный, безжалостный, жаждущий крови нож. Какая-то волна заставила меня вскочить. Низкорослый тупо уставился на меня:

— Ох… л пацан! Пеняй на себя.

Но он не успел договорить. Нож вылетел из кармана куртки и исчез в животе низкорослого. С ужасом наблюдал он, как кровавое пятно расплывается по футболке, а затем грузно, по-неживому осел на землю. Я смотрел на свою руку, залитую кровью человека. Бурое пятно расползалось по асфальту. Из кустов выскользнул Серега и остолбенел, переводя взгляд то на меня, то на хрипевшего приятеля.

— Пац-цан… — губы его тряслись. — Ты че, ты че, пацан?

Я молча развернулся к нему; в свете фонаря кровь на лезвии выглядела призрачной, как в фильме про вампиров. Попробовав крови, нож уже не мог остановиться.

— Стоять, — беспомощно пролепетал человек, который еще минуту назад собирался изнасиловать мою жену. — Не надо, ты че?

Я знал, что убью его, убью, как бешеную собаку. Похоже, теперь им овладел «страх опоссума»: он не шевелился, а только повторял: «Ты че, ты че…» Нож знал свое дело: изощренно, хитро, до тонкостей. Он наметил место, где пульсировала сонная артерия. Этот звук, трепет крови в человеческом теле, теле жертвы, чуяла каждая моя клетка, и шептала: «убей!»

— Не смей!! — раздался немыслимый по силе и громкости женский голос, — это был голос Тары, Рама, Халида, это кричал Джамшед, мастер Ножа, странствующий воин. Это кричала Вселенная — это был голос моей жены…

Нож мгновенно утратил свою силу и выскольнул из пальцев. Она стояла, растрепанная, страшная, с округлившимися глазами и кричала, выла: «Не смей!» Я не посмел…

— Он… Он успел?.. — прошептал я, понимая, что от ее ответа зависит все.

— Нет, — выдавила она и бросилась мне на шею. Она… Мир разрушался на моих глазах. Я стоял один перед разверстым ужасом его, перед жуткой его красотой.

… И та, что в мире женщин всех моложе, Та, мать, его целуя, говорит, Что смерти нет, Что смерти быть не может…

И она целовала меня, и ее слезы смешивались с жертвенной кровью, и нелепый свидетель этого упоения, оторопелый, стоял, как в церкви, не в силах вымолвить и слова.

… рассказывать не буду. Если без подробностей, этот человек остался жив. Как сказал врач, достаточно было одного миллиметра… Нож изъяли, и слава Богу.

Надеюсь, он никому не причинит вреда. Началось следствие, но меня выпустили под подписку. «Висел» срок за ношение холодного оружия (я бы добавил, такого оружия). Серега, свидетель, рассказал все как было. Началась отвратительная пора

— конец осени, время изматывающих дождей и липкой, чавкающей грязи. Потянулись дни ожидания.

Однажды на пороге райотдела я столкнулся с Рамом.

— Что Вы здесь делаете? — спросил изумленно. Рам отвел меня в сторонку и усадил под высоким, развесистым деревом. По-моему, это был клен.

— Надеюсь, теперь ты будешь называть меня Свами, — удовлетворенно изрек он. — Ты свободен.

— Как?

— Да вот так. Напрасно ты не верил в мой «Дом Чая». Его действительно посещают важные люди. И они доверяют мне.

— Что же ты им сказал?

— Это тебя не касается. Теперь зайди, подпиши бумажки и — катись на все четыре стороны, — и Рам, Свами Рам презабавно надул щеки и выдал жабью трель.

Но дома меня ждал еще один сюрприз: моя жена — она преспокойно пила чай с Халидом! Мэтр демонстрировал ей гимнастику для глаз.

— О, сиделец! — воскликнул Халид, разводя руки. — На зоне коцал, пять булок схавал, крест на пузе! — и откуда мог взяться такой арсенал блатной лексики.

Халид стиснул меня в объятиях, и я, уже никого не стесняясь, дал волю слезам.

Жена смеялась и гладила меня по головке, как маленького. Халид продолжал ерничать:

— Вай-вай, панымаешь! Скупой мужской слеза катился по нэму! Вах! По путям хадыл, просветление обрел. Зачэм плачешь, да?

Какие же они были хорошие, светлые!

— Ты знаешь, где меня нашел Свами? — усмехнулся Халид. — В Пешаваре, на том самом рынке! Сам нагрузил работой, сам же и выдернул. Как на грех, там подвернулась такая красотка, — и он подмигнул жене.

— Что ты делал в Пешаваре? — недоуменно спросил я.

— Много будешь знать, — строго сказал Халид, — ничему не научишься. Или научишься, но не тому. Пошли гулять!

Мы втроем бродили по серым, прозябшим улицам и не замечали ни моросящего дождя, ни ветра. Халид закурил, и вслед за ним я.

— Уддияна — это место, где мы все встретимся снова, — с легкой печалью произнес он. — Ее уже нет на карте, но она всегда с нами, с теми, кто идет по пути Искусства. Я солгал тебе, когда говорил, что на пути Искусства существуют разные дороги. Пути нет, но есть жизнь. Есть Искусство жить. Я счастлив, что вы,

— он поглядел на нас по очереди, — что вы вместе, и ты — господин своих решений.

— Расскажите немного об Уддияне, — попросила жена. — Вы так интересно начали

— этот балбес пришел совсем не вовремя.

Ее глаза светились радостью и теплом — теплом плюшевого мишки, теплом Той, которая сберегла учение Падмасамбхавы, Той, которая непостижимо взирает на нас с небес. небес.

• Предыдущая
• 25/25