Оливье, или Сокровища тамплиеров - Бенцони Жюльетта - Страница 32
- Предыдущая
- 32/92
- Следующая
— Вы хотите похоронить нас в этой мерзости? Я предпочитаю костер. Это быстрее...
— Не нас, а содержимое наших повозок Братья Святого Лазаря всегда были нам обязаны, и мы можем положиться на них. Вы сказали, что в середине убежища есть полуразрушенная башня. Туда можно поместить часть сокровищ. И я отправляюсь туда прямо сейчас...
Кронвелл порывисто схватил его за руку, чтобы удержать:
— Подумайте, что вас ждет, брат!
Жан де Лонгви мягко отвел его руку, а Оливье счел нужным кое-что разъяснить:
— Мой дед, Тибо де Куртене, был конюшим и верным другом доблестного Бодуэна IV Иерусалимского, больного проказой. Он воспитывался вместе с ним и никогда с ним не расставался, за исключением того времени, когда попал в плен к Саладину. До самой смерти короля он делил с ним палатку или спальню. Болезнь не тронула его... Неужели в Лондоне люди так боязливы?
Холодная и презрительная интонация, с которой был задан этот вопрос, заставила англичанина покраснеть. Эрве д'Ольнэ опередил остальных:
— Тише, братья! Возможно, мы последние тамплиеры, сохранившие свободу. Что будет с нами, если мы затеем ссору? Брат Жан думает только о том, как выполнить доверенную нам миссию.
Он выразительно взглянул на своего друга. Оливье со вздохом покорился его немой просьбе:
— Простите меня, брат Адам! Я сказал, не подумав.
— Пустяки...
Между тем Жан де Лонгви отправился к реке с Гийомом де Жи, который пожелал его сопровождать. Их возвращения пришлось подождать, и тамплиеры пытались соблюсти все молитвенные часы, предписанные уставом, но это оказалось нелегко, хотя у каждого из них выработалась привычка к благочестию за долгие годы служения Ордену. Но при таких ужасных обстоятельствах сама эта привычка казалась им лишенной содержания. Весь окружающий мир отныне стал им враждебен. Даже Оливье, питавший к Христу и Богоматери сыновью любовь, столь горячую, как если бы они были членами его семьи, не ощущал привычного отклика на ритуальные слова. Словно врата неба вдруг затворились. Особенно тревожило его воспоминание о старом проклятии, о котором рассказал ему отец. Возможно ли, что настал день гнева, возвещенный старцем у Рогов Хаттина? Что Господь отнял свою руку от Храма, который отныне обречен на гибель?
Когда, наконец, вернулся Жан де Лонгви, заметно стемнело. Сопровождал его монах в черной рясе с капюшоном.
— Это отец Себастьян, приор благочестивого монастыря Святого Лазаря... Он согласился принять нас и пошел со мной, чтобы помочь нам пересечь реку. Ему известен брод. Пора отправляться!
— Мы все туда пойдем? — спросил брат Кронвелл. — Я думал, что только часть из нас должна отправиться туда.
— Сегодня вечером мы пойдем туда все! По крайней мере лошади и люди смогут укрыться от непогоды. Похоже, скоро начнется дождь...
— У нас хватит места для трех повозок, — сказал приор мягким голосом. — Сейчас убежище для прокаженных пустует...
— Ваши больные умерли? — произнес англичанин с недоверием, от которого не мог избавиться.
— Нет, но они последовали за святым человеком, который недавно побывал у нас и увлек их за собой. Они отправились в город Тур на Луаре, чтобы помолиться на могиле великого Святого Мартина, чей день будет отмечаться через месяц. Им сказали, что прокаженные часто исцеляются там в это время... Я не смог их удержать! Да сжалится Господь над этими бедными людьми! — добавил он, перекрестившись.
— Кроме того, — проговорил Жан де Лонгви, — мы сможем спрятать в старой башне содержимое одной из повозок...
— А остальное? — снова спросил англичанин.
— Я дам проводника, который проведет вас к другому убежищу, — ответил отец Себастьян. — Пойдемте же! Ночь близится, а в темноте брод отыскать нелегко...
Обоз тронулся в путь, и через несколько минут тамплиеры стали спускаться к песчаному берегу реки. Через некоторое время они увидели крупный камень, возле которого остановился отец Себастьян, шедший впереди.
— Здесь можно пройти! — сказал он. — Брод совершенно незаметен, но дно реки в этом месте поднимается. Древние римляне построили здесь насыпь, чтобы переходить реку. Насыпь давно осыпалась, но брод достаточно широк, чтобы ваши повозки могли пройти... Только держитесь за мной и не отклоняйтесь в сторону...
— Приказывайте! — просто ответил Жан де Лонгви. — Мы вам подчиняемся...
Хотя дорога была незаметной, и переправа заняла много времени, но все прошло благополучно, и вскоре весь обоз оказался на твердой почве, где начинался двор убежища для прокаженных. Было очень темно — виднелся только слабый отсвет единственного факела, горящего у входа в часовню. Как и подумал сразу Жан де Лонгви, прежде здесь был господский дом; и хотя единственная башня наполовину разрушилась, хотя замка как такового и вовсе не было, осталось несколько служебных строений во вполне приличном состоянии. Поэтому повозки разместили под большим навесом, а лошадей отвели в старую конюшню. Сами больные размещались в бывшей овчарне, а трое монахов ютились в небольшом прилегающем к ней помещении. Приход путешественников не потревожил никого, кроме двух монахов, которые вышли им навстречу и приветствовали их с вежливостью, принятой во всех домах Господних.
Тамплиеры, можно сказать, большую часть дня отдыхали, хотя тревога не позволяла им расслабиться по-настоящему. Поэтому они сразу занялись тем, что разгрузили первую повозку и отнесли ее содержимое в башню, от которой, как удостоверился Жан де Лонгви, сохранились только зал первого этажа — да и в ней потолок прорезала широкая трещина! — и вход на лестницу, ведущую вниз.
— Здесь, как я показал брату Жану, — сказал отец Себастьян, — есть подпол. Там мы храним нашу провизию. Само подземелье с двумя ответвлениями ведет к командерии Иври и в чистое поле. Ответвление Храма снабжено лестницами, которые позволяют пройти под рекой, но все было полностью закрыто, когда на этой старой ферме было устроено убежище для прокаженных. Второе, за лесом, ведет в крипту часовни, разрушенной очень давно. Теперь это лишь скалистые обломки, поросшие колючим кустарником. Пробраться сквозь них невозможно...
— Там мы и сложим наш груз. А потом замуруем вход с этой стороны...
— А почему бы тогда не спрятать там содержимое и двух оставшихся повозок? — спросил Гийом де Жи.
— Потому что крипта тесная, и в ней есть могилы, — ответил Жан де Лонгви. — Кроме того, одну повозку мы можем оставить отцу Себастьяну, пусть он ею пользуется или разберет на дрова. Две лошади тоже не привлекут внимания: они могли вырваться из конюшни Иври, где, как мы видели, был пожар. Их нетрудно будет продать какому-нибудь здешнему крестьянину, а доход пойдет на нужды обители. Но нельзя оставить три повозки и шесть лошадей: что с ними делать? К тому же, сокровища все же лучше разделить. Было бы удивительно, если кто-то сумеет обнаружить место их хранения прежде, чем это сделают те, которые, как я надеюсь, продолжат дело Храма. Не может быть, чтобы подобная удача улыбнулась сразу и тем, и другим.
Почти всю ночь тамплиеры трудились, перенося корзины, ящики и бочонки в подземелье, после чего вход в него замуровали. Затем рыцари перекусили пищей, предложенной отцом Себастьяном, и легли отдыхать на солому, которую набросали для них в нижнем зале башни. Не спал только Жан де Лонгви. Он заперся вместе с приором в каморке при жилище монахов, где хранились счета маленькой общины. Здесь они долго разговаривали, положив локти на стол и поставив между собой масляную лампу...
Когда отец Себастьян задул ее, уже наступил рассвет. День занимался такой же пасмурный, как и накануне, такой же печальный и серый. Низкие облака так же нависали над землей, хотя дождя по-прежнему не было, но для брата Жана, который, наконец, позволил себе расстроиться из-за драмы, навалившейся на всех, подобная погода была предпочтительной: веселое солнце показалось бы ему оскорбительным в момент тяжелейшего испытания. Он долго сидел на камешке у порога башни, пока вдали не начали перекликаться петухи, а трое монахов не собрались в часовне, чтобы предаться молитве, отложив на время как обязанности повседневной жизни, так и нужды своих постоянных обитателей. Теперь их оставалось только двое из числа тех, кто завершал здесь свой крестный путь, — да еще старик, кое-как способный передвигаться, и маленький мальчик, который оказался его внуком.
- Предыдущая
- 32/92
- Следующая
