Король смеха - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 27

– Оба они, вероятно, ничто перед моим Эрастом. Я уверен, что ваши дураки и не дураки вовсе. Так просто, самозванцы. А мой – стоит только посмотреть на его лицо – и всякий скажет: «Да, это он!»

Все трое счастливцев закричали, заволновались, заспорили.

– Чего проще, господа, – пожал я плечами. – Устройте конкурс своих дураков. Чей дурак лучше – тот возьмет первый приз.

– Прекрасно! – воскликнул Подходцев.

Все благодарили меня, а Клинков даже поцеловал.

Конкурс решено было устроить в моей квартире. Так как я не имел своего дурака («обездурачен» – как определил мое положение Подходцев) – меня и выбрали в качестве жюри.

В тот же день я получил от Подходцева, Клинкова и Громова адреса Эраста, Феодосия и Петеньки, поехал к ним и, после недолгой беседы, получил от каждого определенное обещание посетить меня. Чтобы все три дурака могли заранее освоиться друг с другом, я утром в день конкурса собрал их в маленьком ресторанчике, где мы позавтракали и обменялись мнениями по разным вопросам жизни.

Все трое действительно оказались на редкость дураками – все здоровый, отборный, неимоверно глупый народ.

От часовой беседы с ними голова моя так распухла, что при возвращении домой шапку пришлось нести в руках.

К десяти часам вечера прихали все. Каждый приехал со своим дураком, подобно охотникам, которые являются к сборному пункту с собственной собакой на веревке…

Сразу же все прибывшие разбились на две группы: умные тихо шушукались в углу кабинета, а дураков я усадил за чайный стол и принялся энергично угощать чаем с коньяком.

Ко мне подкрался на цыпочках Подходцев с миной озабоченного родственника мертвеца, которого собираются отпевать, и шепнул:

– Ну, что ж… Можно начинать?

– Да. Я распоряжусь, чтобы дали закуску и вино.

Я ободрительно подмигнул насторожившимся дуракам и вышел из комнаты.

Подали ужин. Я посадил всех вразбивку: дурака между двумя умными и умного между двумя дураками. Мне же, как арбитру, пришлось сесть вне этого порядка.

Была минута напряженного молчания.

– Однако и жарко же здесь! – вздохнул Подходцев.

Подходцевский дурак Эраст укоризненно поглядел на своего хозяина и возразил:

– В доме повешенного не говорят о веревке.

– Почему, милый?

– Потому что потому.

– Нет, Эрастик, – захныкал Подходцев. – Вот ты сделал мне замечание, ты обидел меня, а за что? Где у тебя веревка и где повешенный? Если веревка – воздух, а повешенный – хозяин, то ты обидел и хозяина. Если же веревки – все присутствующие – ты обидел и присутствующих. Что ты, родной, думал сказать этой фразой?

– Не хотели ли вы сказать, что из нас можно веревки вить? – спросил обиженно Громов.

– Или что мы вешаемся всем на шею? – возвысил голос Клинков.

Дурак Клинкова, веселый Фeoдocий, услышав слова своего патрона, всплеснул руками и громко захохотал.

– Ну и Клинков! Ну и удружил же! Молодец, Клиночек. Очень зло сказано.

– Ваш спор, господа, отклонился в сторону, – заметил Петенька. – Я принужден указать на то…

– Тише, ребята! – зычно рявкнул Громов. – Мой Петя говорит.

– …На то, что сравнение разогретого воздуха с веревкой грешит неправильностью. Веревка, как известно, имеет два измерения.

– Одно, – тихо сказал Эраст.

– Почему, Эрастик? – прищурился Подходцев.

– Одна веревка, одно и измерение.

– Дайте Петечке договорить, – ревниво перебил его Громов. – Говори, Петечка.

– …Итак, я говорю: воздух есть нечто невесомое, нечто такое, нечто…

– Искомое! – подсказал Громов.

– Почему искомое?

– Потому что мы его ищем. Все люди ищут воздуха, потому что иначе они бы задохлись.

Эраст пожал плечами и сухо возразил:

– Однако же я никогда не ищу воздуха и – как видите – не задыхаюсь.

– Очень зло сказано! – усмехнулся, кивая головой, Феодосий.

– Мы опять отклонились от темы, – поморщился громовский дурак. – Сравнение воздуха с веревкой неправильно в самом корне.

– В корне чего? – переспросил методичный сухой таможенный Эраст. – Я говорю – в корне чего: воздуха или веревки?

– Веревки и воздуха.

– Очень зло сказано, – значительно сказал Феодосий.

– Значит, по-вашему, веревка и воздух имеют корни? – придирчиво подхватился Эраст. – Да? Может, веревка имеет и листья, да?

– Я не понимаю, – робко сказал громовский дурак Петенька, – чего он на меня кричит?

– Отчасти Петя прав, – вступился Клинков. – Если веревка не имеет листьев – она имеет ствол.

– Кто из вас, господа, был когда-нибудь влюблен? – спросил неожиданно Подходцев.

Его дурак Эраст прищурился:

– Это вы почему спросили?

– Так просто, Эрастик.

– Нет, позвольте… нельзя так спрашивать… Ведь всякий вопрос должен же иметь под собой какую-нибудь почву?

– Господа! У нас получается сад! – вскричал Клинков.

– Почему сад? – презрительно спросил непоколебимый дурак Эраст.

– У нас есть почва, есть стволы, есть листья и есть корни…

– Зло сказано!! – восторженно взвизгнул Феодосий. – Тонко сострено!

Но сейчас же под тяжелым взглядом таможенного Эраста съежился Феодосий и сконфуженно зашептал что-то Петеньке.

– Мы сейчас говорили одно, а Подходцев о какой-то любви спрашивает. Был разговор о вещественности воздуха, атмосферы…

– Воздух и атмосфера не одно и то же, – встрепенулся Петенька.

– А какая же разница?

– Атмосфера одна, а воздуху много, – подсказал Громов.

– Да? Вы так думаете? – заскулил, вертя головой, ядовитый подходцевский дурак Эраст. – Вы так полагаете? Таково ваше мнение?

– Так его, Эраст, так! – зааплодировал Подходцев. – Хватай его за ноги.

– Вы полагаете – атмосфера одна, а воздуху много? Да? Так? Так я скажу вам, миленький, что иногда в одном паровом котле помещается двадцать атмосфер.

– Ай да ловко! – загрохотал Феодосий. – Ловко подцепили Громова! Молодец Эраст! Остроумно! Осадили Громчика с атмосферой.

– Это называется атмосферический осадок, – добродушно вставил Петенька.

– Зло сказано! – похвалил и его восторженный Феодосий.

– А не довольно ли? – шепнул мне Подходцев. – Кажется, физиономии выяснились.

– Господа! – громко сказал я. – Пойдем в кабинет. Туда нам дадут кофе. Эраст, Петенька, Феодосий! Идите в кабинет, мы скоро придем – сейчас только кое-какие счеты нужно выяснить.

Дураки переглянулись, подмигнули друг другу и, взявшись под руку, послушно зашагали в кабинет. Мы остались одни.

– Ну-с, – сказал гордо Громов. – Теперь вам ясно превосходство моего веселого Феодосия? Надеюсь…

– Ну, уж твой Феодосий… Обратили вы внимание, господа, какой у меня умный рассудительный дурак Эрастик? Как он методически рассуждает?

– Что?! Да мой Петенька на голову выше. Он, правда, не веселый, не методичный, но ведь его разговор о корне веревки и воздуха – это все! Это Шекспир.

– Тссс!.. – приложил я палец к губам. – Хотите слышать, о чем говорят дураки на свободе? Пойдем в спальню. Оттуда все слышно.

В спальне было темно. Мы на цыпочках подкрались к полуоткрытым в кабинет дверям и заглянули…

– Господа! – возбужденно говорил Петенька. – По справедливости, приз принадлежит мне за моего дурака! За Громова. Вы заметили, что он ляпнул насчет атмосферы?Я в душе чуть не помер со смеху.

– Па-азвольте. Па-азвольте, – перебил Эраст. – По-мо– ему, мой Подходцев в тысячу раз глупee Громова. Его бестактный разговор о любви, когда его никто и не спрашивал…

– Это зло сказано! – захохотал Феодосий. – Но, братцы, прошу вас! Ей-богу! Пусть мой Клинков будет первым. Он самый веселый, остроумный дурак современности. А? Братцы!

– Па-азвольте! Я стою за своего Подходцева! Впрочем, спросим хозяина, как мы с ним и условились. Пусть он скажет.

В спальне произошла возня. Это Подходцев схватил меня за шиворот и вытащил в столовую.