Бессмертие по Флоренскому Известия - Кедров Константин Александрович "brenko" - Страница 2

Магнетизм Троицы Рублева притягивал взор Флоренского, внезапно открывшего в этой великой иконе геометрию Лобачевского. Да, да, именно Лобачевского. Ведь «воображаемая геометрия» великого геометра была действительна для зеркально выгнутых полусфер. Флоренский увидел, что геометрия иконы подчинена не Евклиду, а Лобачевскому. Перспектива изогнутого пространства такова, что не вы смотрите в глубь картины, а картина охватывает вас своей изогнутой полусферой – вы внутри иконы. Так елочный зеркальный шар отражает пространство всей комнаты, вбирая его в себя.

Флоренский назвал это «обратной перспективой». Оставался один шаг до главного открытия жизни. Вышла в свет на русском языке «Общая теория относительности» Альберта Эйнштейна, где все пространство нашей Вселенной оказалось искривленным именно по законам обратной перспективы Флоренского.

С этого момента начался духовный поединок отца Павла с великим физиком. С чем же не согласился Флоренский в теории относительности Эйнштейна?

Дело в том, что, согласно теории относительности скорость света во Вселенной не может

Превышать 300 000 км/сек. Все, что за пределами этой скорости, в формулах великой теории выступает со знаком минус, обозначается мнимыми величинами.

С этим фактом Флоренский не спорит, но он считает, что именно эти «мнимости в геометрии» обозначают» реальность не подвластную физике и космологии. Свёт выше скорости света — это «тот свет». Физически его нет, но, кроме физики, есть еще Дух…

Прервемся на время и вспомним, что Флоренский считает, что золотой фон древних икон символизирует свет невидимый или «тот свет». Почему голубое небо Италии и древней Византии обозначено золотым светом? Потому, что художники пишу незримое небо, небо, не видимое телесными очами.

Нет никакого сомнения, что священник Павел Флоренский увидел в формулах общей теории относительности фактическое подтверждение своей правоты. Он не согласен с Эйнштейном, но он согласен с его открытием: время и пространство по мере приближения к скорости света – 300 000 км/сек. Становится равным нулю. Ну а если перескочить через этот нуль и выйти в потусторонний мир? Сделать этот шаг Флоренскому помог Данте.

Читая «Божественною комедию», отец Павел заметил, что Данте, спускаясь все ниже и ниже по кругам ада, внезапно оказывается наверху и выходит в Чистилище. Это происходит только в том случае, если есть точка скручивания пространства по законам неэвклидовой геометрий. Спускаешься вниз – оказываешься наверху.

Так и случилось в жизни Павла Флоренского. Спускаясь все ниже и ниже по ступеням советского ада (высылка, ссылка, лагерь), он незримо для окружающих поднимался выше и выше по лестнице света. «Свет устроен таким образом, что давать можно только ценой страданий». Этот закон жизни Флоренский сформулировал и понял. «Само скверное в моей судьбе – фактическое уничтожение опыта всей жизни...»

Вот здесь Флоренский ошибся. Опыт жизни гения не в силах уничтожить никакой тиран.

Житие отца Павла фактически уже создано. Меня волнует другое — за сусальным образом мученика не забудем ли мы великие идеи, гипотезы и открытия ученого, которые стоили ему жизни.

Соединив общую теорию относительности Эйнштейна с «Божественной комедией» Данте,

Флоренский создал свой неповторимый образ Вселенной. Здесь дух является причиной возникновения света, мысль летит по Вселенной быстрее всех скоростей. Границы же нашего земного мира очерчивает радиус светового луча, пробегая свой путь за одну секунду. Таким образом, наш земной мир оказывается в пределах Солнечной системы; а то, что мы видим за ее пределами, это уже другие, совсем нечеловеческие миры.

Получается, что физически мы пребываем здесь, в пределах скорости света, а мысленно проникаем во все измерения мироздания, где, никуда не исчезая, свернулось в клубок наше земное время, вмещая прошлое, будущее и настоящее, реальная вечность. Эта змея, свернувшаяся в клубок, у Эйнштейна называлась «линия мировых событий», но в отличие от Флоренского великий физик поначалу считал, что это всего лишь удобная математическая абстракция, помогающее понять, как устроено мироздание, и лишь в конце жизни поверил в свое открытие по-настоящему. Получив письмо от своего сына о смерти друга юности Марка Соловина, Эйнштейн ответил, что известие это его нисколько не огорчает, поскольку «мы-то, физики, знаем, что никакого прошлого нет». Все прошедшее остается и пребывает всегда на линии мировых событий». Земным зрением этого нельзя увидеть, но мало ли обманов дает нам земное зрение: плоская Земля, Солнце, вращаемое вокруг Земли. Доверять надо не земному, а вечному.

Разумеется, Эйнштейн ничего не знал о Флоренском, расстрелянном в 1937 году в Соловках, который именно так истолковал теорию относительности.

Эйнштейн верил в Бога, как «в высший Разум и высшую красоту», не нуждаясь для его созерцания в посредничестве церкви. Флоренский — канонически верующий православный священник, но пришли они к сходным результатам.

Заканчивается книга «Мнимости в геометрии» очень важным мысленным экспериментом, который Флоренский осуществляет по законам теории относительности Эйнштейна. Если любое тело будет мчаться по Вселенной со скоростью света, то оно «выверяется»» во Вселенную и обретет бесконечную массу, т. е. станет всей Вселенной. Не есть ли эта вечная сущность эйдоса всякой вещи, о которой писал еще Платон.

И тут же у Флоренского возникла, на мой взгляд, самая гениальная и ослепительная по красоте догадка. Вовсе не обязательно мчаться со скоростью света, чтобы «вывернуться» в мироздание, — надо стать им.

Я думаю, что здесь Флоренский опирался, на личный опыт. Он давно уже вместил в себя

мироздание, опережая время и многие его тайны. Человек в отличие от бездушной вещи может «вывернуться» во Вселенную и обрести вселенское бессмертие силой своего духа.

Что душа человека — это свернувшаяся в клубок Вселенная, знали многие философы и поэты, но до Флоренского это утверждение было лишь красивой метафорой. «Под каждым камнем погребена Вселенная», – говорили мы об умерших. С появлением книги. Флоренского «Мнимости в геометрии» метафора бессмертия превратилась в убедительную научную гипотезу.

Вот за что убили Павла Флоренского — он доказал нам, что мы бессмертны.