Креольская честь - Мартин Кэт - Страница 3

• Предыдущая
• 3/75
• Следующая

— Ваш отец дружит с дю Вильерами?

— Да. С самой войны.

— Я никогда вас прежде не видела. Вы не здешняя?

— Нет. Я Николь Сен-Клер. Из Медоувуда, что возле Байю-Лафурш. Мы сейчас гостим у Кристофов.

— Вы дочь Этьена Сен-Клера?

— Да.

В голосе толстухи зазвучали почтительные нотки:

— Вашего отца знают многие. Он показал себя настоящим героем в войне против англичан. Для меня большая честь познакомиться с его дочерью.

— Спасибо. Я тоже рада познакомиться с вами.

Мадам Годен улыбнулась, но глаза ее неотрывно смотрели на грязную и рваную одежду Ники: наверняка ей пришло в голову, что именно Александр дю Вильер виноват в том, что девушка полураздета.

«Господи упаси!» Ники поспешно рассказала мадам, как на нее напали двое, как она вскочила на лошадь и ускакала вплоть до того момента, когда Александр дю Вильер столь своевременно пришел ей на помощь. Выслушав ее, мадам Годен увела Ники за второй занавес, который отделял примерочную от всей лавки.

Она не только жена лавочника, но и швея, пояснила мадам, вернувшись с бледно-розовым платьем из муслина, расшитым темно-розовыми цветочками и с приспущенными рукавами.

— Возможно, оно вам не по росту, но я быстро его укорочу.

— Ничего, и так подойдет, — отказалась Ники. — Я должна вернуться домой до наступления темноты.

— Я уверена, что месье дю Вильер будет счастлив вас проводить, даже если ему придется отложить свой отъезд.

— О нет! — Ники закатила глаза. — Я вовсе не хочу этого.

— Вы правы, — прокудахтала мадам Годен. — Вы слишком молоды для этого необъезженного жеребца. Но кто знает… — Она пожала своими округлыми плечами, — может быть, через несколько лет, когда он вернется из Европы…

Ники усмехнулась, вдруг поняв, что это предположение отнюдь не огорчает ее. Говорила же она, что ей нужен мужчина, который буквально сшибет ее с ног.

— Скорее всего он забудет меня, — сказала она, будучи не совсем уверенной, что именно так тому и быть. — Женится на какой-нибудь заносчивой аристократке.

Глаза мадам Годен заискрились лукавством.

— Может быть, да… А может, и нет. Думаю, он не скоро забудет маленькую мадемуазель с глазами цвета Карибского моря, которая проскакала по улицам Ла-Ронд в одном корсете и нижней рубашке.

Застонав при воспоминании о том, что произошло, девушка быстро осмотрела платье, которое ей было предложено.

— Вы и так добры ко мне. Но могу ли я попросить вас не говорить ему, кто я такая? — В этом случае Ники смела надеяться, что отец ничего не узнает.

Толстушка плутовски улыбнулась.

— Конечно, он спросит меня… Но вы дочь Этьена Сен-Клера, и я постараюсь забыть, кто вы такая. По крайней мере на некоторое время.

— Спасибо, мадам. Я всегда буду перед вами в долгу. И если вы пришлете счет за платье в Медоувуд…

Ей было жаль денег. Времена настали для них тяжелые, и они с матерью берегли каждый цент.

— Месье дю Вильер уже позаботился об оплате.

— В самом деле? — переспросила Ники по-английски.

Хотя ее отец и был французом, на этом языке она говорила дома и в школе при Салемской академии. — Извините, мадам.

Поблагодарите месье дю Вильера от моего имени.

Этот ее поступок вряд ли понравился бы отцу, но, может быть, он все же ничего и не узнает? А дю Вильер вполне может позволить себе потратить не такую уж большую сумму.

«Должна же я хоть раз в жизни, — решила она, — усмирить свою проклятую гордыню и поступить, как подсказывает благоразумие!»

Только бы не встретиться с ним лицом к лицу!

Торопясь уйти до возвращения своего красавца спасителя, Ники быстро отряхнула нижнее белье и натянула через голову нарядное розовое платье.

— Где она?

— Маленькая мадемуазель? — уточнила мадам Годен, забавляясь явной заинтересованностью красавца француза.

— Кто же еще? — пробурчал он — Сколько тут полураздетых женщин, в вашей примерочной?

Мадам сложила губки бантиком и пожала плечами.

— Ушла, месье. Она боялась, как бы не забеспокоились родители. Ее отвез домой Анри в своей повозке.

Анри, по виду сущее чучело, был мужем мадам Годен.

Услышав, что хорошенькая мадемуазель уехала в сопровождении Анри Годена, Александр забеспокоился еще сильнее.

— Он прихватил с собой пистолет, — сказала хозяйка, заметив, как он хмурится. — Вы не нашли людей, которые на нее напали?

— Нет. Тут рядом река, болото. Как их найдешь?

— Черт возьми! Какие негодяи могли напасть на такую невинную крошку?

Александр стиснул зубы.

— Кто она? И где живет, рядом?

— Нет. Она тут гостит у друзей. — Видя его разочарование, мадам Годен улыбнулась. — Вы должны радоваться, что уезжаете. Мадемуазель для вас слишком юна. Она сказала, что ей пятнадцать.

Александр вскинул брови.

— Пятнадцать? — недоверчиво переспросил он.

— Если бы вы лучше рассмотрели ее лицо, а не ее соблазнительное тело, вы бы это поняли.

Алекс усмехнулся. Ему следовало быть более наблюдательным, ибо он на целых двенадцать лет старше ее. Но его еще никогда не привлекала такая юная девушка.

— Видимо, вы правы.

— Какая она красотка, верно? Просто ангел!

Александр рассмеялся.

Ангел с медными волосами, аквамариновыми глазами и телом, которое уже созрело для ласк мужчины. Хорошо, что он уезжает и это опасное искушение испытает на себе кто-нибудь другой. Но все время, пока он ехал на пристань, и позднее, когда смотрел на тростниковые плантации по берегам Миссисипи, а затем и на приближавшиеся огни Нового Орлеана, Александр завидовал тому счастливчику, который первый ляжет в постель с этой девушкой.

К тому дню когда Александр достиг берегов Франции, он почти полностью забыл об этой девушке. Лишь однажды, перехватив взгляд почти столь же живых женских глаз, он вдруг подумал: «Кто же будет этот счастливчик?»

Новый Орлеан, 1840 год

Николь Сен-Клер сидела съежившись в углу сырой, заплесневелой камеры полицейской тюрьмы второго муниципального округа на улице Барон.

Единственная свеча, горевшая на грубо сколоченном деревянном столе, мерцая, отбрасывала странные, зловещие тени на каменные стены. За дверью, в коридоре, стояли несколько тюремщиков в мундирах, но их внимание было сосредоточено на соседней камере, куда два часа тому назад привели двух женщин.

— Я просто не могу слышать их крики, — шепнула Николь, затыкая руками уши.

Эти ужасные, полные отчаяния женские вопли. И крысы — вот что было ей всего ненавистнее в этой мрачной тюрьме. И еще ей очень хотелось солнечного тепла. Две недели назад ее привели в тюрьму. И с тех пор она никак не могла согреться. Мерзло не только тело: отчаяние и страх леденили душу.

— Скоро все это кончится, — сказала Лорна Макинтош, полногрудая темноволосая девушка, ее соседка по камере.

— Какая жалость, что мы ничего не можем сделать!

Из камеры напротив послышался грубый, глумливый хохот, треск разрываемых одежд. Женщины кричали, сыпали проклятиями, но скоро под градом ударов замолчали. Отголоски этих криков разнеслись по всей тюрьме, и по спине Ники бегали мурашки. Сама того не замечая, она комкала коричневую грубую ткань своего длинного, до пят, тюремного платая.

— Все, что ты можешь сделать, — предупредила ее Лорна, — это держаться тихо и молиться, чтобы тебя не тронули.

На самой Лорне можно еще было видеть следы насилия, хотя тюремщики и старались, чтобы никаких синяков не оставалось.

До сих пор Ники везло.

— Никогда не забуду того, что ты для меня сделала, — сказала она Лорне. — Что бы со мной ни случилось.

Николь впервые встретилась с девушкой две недели назад, когда была в полном отчаянии. Лорна, беглая служанка, не отработавшая свой срок по контракту, сначала сторонилась ее, но душераздирающие рыдания Ники принудили ее действовать.

— Замолчи, — шепнула Лорна, присаживаясь на грязный соломенный тюфяк рядом с ней. — Не привлекай их внимания.

• Предыдущая
• 3/75
• Следующая