Государева охота - Арсеньева Елена - Страница 30
- Предыдущая
- 30/75
- Следующая
Что же касается Екатерины, она впервые осознала, что уже привыкла к тщательно внушаемой отцом мысли: обольстить императора, сделаться государыней. Она любила Миллесимо, это правда, но еще сильнее она любила себя и свое тщеславие. Одно дело — бегать на свидания к Альфреду, страдать от безнадежности их положения, оставаясь при этом в убеждении, что собственная судьба зависит только от нее, что стоит ей захотеть — и судьба пылкого мальчишки окажется у нее в руках... так же, как и судьба всего государства. Но каково почувствует она себя, если Петр предпочтет другую? О, конечно, Миллесимо будет счастлив снова сделать ей предложение... или нет? Что, если он сочтет себя оскорбленным? Не захочет подбирать отвергнутое императором? Да и сама Екатерина разве хочет быть отвергнутой? Конечно, Петр ей не нужен. Если бы можно было сделаться царицей, а потом овдоветь и получить всю власть, трон и могущество, как получила Екатерина, жена Петра Великого! Какая жалость, что ее любовник Виллим Монс, из-за которого императрица натворила столько глупостей, к тому времени уже успел расстаться с головой. Небось был бы объявлен признанным фаворитом, как князь Василий Голицын при правительнице Софье, сестре Петра Первого, а еще раньше — князь Иван Овчина-Телепнев при Елене Глинской. О, какой изумительный фаворит получился бы из Миллесимо! Изысканный, необычайно красивый, умный, образованный, страстный... Наверное, таким же был Роберт Дадли, граф Лестер, которого страстно любила английская королева Елизавета. Днем Екатерина правила бы страной, а ночами фаворит властвовал бы над императрицей! И уж, сидя на троне-то, она никогда не надоела бы своему возлюбленному, как непременно надоедает всякая жена. В самом деле: выйди она замуж за Миллесимо, и через несколько лет тот начнет заглядываться на молоденьких красоток, начнет изменять — с его-то пылкостью! А императрицам не изменяют...
Екатерина вонзила ногти в ладони. Теперь она знала, чего хочет. Но для исполнения этого желания все-таки надо смириться с требованиями отца и прибрать Петра к рукам. Но что же делать с этой стриженой девчонкой? Екатерине теперь диким казалось, что еще вчера она смотрела на Дашу как на лучшую подругу, особенно когда та, отвела глаза отцу. Сейчас она уставилась на нее с такой неприязнью, что Даша растерялась, смешалась и в карете забилась в самый уголок сиденья, стараясь держаться как можно дальше от рассерженной княжны.
Долго ехали молча, хотя, казалось бы, две девушки всегда найдут, о чем поболтать. Тем более что им никто не мешал: это была маленькая двухместная коляска, изящная и нарядная, как игрушка. Чтобы девушкам ехалось просторнее, все сундуки и короба с одеждою погрузили в другой возок. Даже лакей, державший на коленях корзинку с едой, сидел рядом с кучером. Но все это время раздраженную Екатерину не оставляло чувство, что ей не хватает воздуха. В самом деле, сквозь плотно задернутые занавески не проникало ни ветерка. И постепенно Екатерина поняла, что ее так бесит. Запах немытого тела!
Она была необычайно чистоплотна: мать со смехом называла ее кошкой за пристрастие к мытью и душистой воде, а прислуга сбивалась с ног, беспрестанно вычищая и стирая ее платья и обильно устилая сундуки мешочками с благоухающими травами, особенно с лавандой, запах которой Екатерина очень любила. Она прослыла гордячкой еще и потому, что всегда воротила нос от неопрятных, неухоженных людей, и сейчас дух застарелого пота вызывал тошноту.
Она неприязненно косилась на Дашу: «Деревенщина немытая! А строит из себя, а уж строит! Возомнила, что может со мной тягаться, жениха отбивать, а самой место на кухне за печкою! Да от последней нашей судомойки после целого дня работы не будет так разить, как от нее! Диво, что я этого раньше не замечала!»
Она выхватила из-за высокого кружевного манжета крошечный платочек, сладко пахнущий лавандою, и брезгливо прижала его к носу, бросая на Дашу неприязненные взгляды, даже не обратив внимания, что мысленно уже назвала императора женихом...
Даша сидела как на иголках. Екатерина заметила, что «замарашка» поглядывает на нее растерянно, лицо ее было озадаченным. Внезапно наклонилась и заглянула под сиденье. Все пространство было забрано переборкою, так что само сиденье, обитое шитым бархатом, служило крышкой для большого сундука. Бросив еще один удивленный взгляд на Екатерину, Даша вскочила, с силой откинула крышку — да так и ахнула.
Екатерина сорвалась со своего сиденья, заглянула под Дашино — и тоже громко ахнула, потому что увидела лежавшую там и сладко спавшую... Мавруху!
— Вот те на! — воскликнула Даша. — Значит, это от нее так разило всю дорогу! А я думала, уж не протухло ли что в сундуке.
— Как она сюда попала? — все еще не веря своим глазам, пробормотала Екатерина. — Зачем залезла? Чего хотела?
И нахмурилась, вспомнив крик, вспугнувший их с Миллесимо, а потом кожаный пояс, найденный в траве. Что, если и в самом деле их с Альфредом видела Мавруха? Что, если она увязалась за Екатериной, рассчитывая припугнуть ее увиденным?
Да нет, едва ли. Ну откуда такая тонкость расчетов у полоумной девки? Небось притащилась из лесу, шаталась по имению ночью, забрела на конюшню, захотела спать, залезла в карету... Екатерина с тоской покачала головой. Ей не хотелось проверять свои догадки. Хотелось, чтобы Маврухи тут не было, чтобы она исчезла невесть куда. Эта тварь еще опаснее Даши. Ведь скорбным разумом закон не писан, они не ведают, что творят. Кто может остановить Мавруху, если она и впрямь видела Екатерину и ее любовника и захочет трепать об этом налево и направо?.. Может, ей и не поверят, но всяк сочтет, что дыма без огня не бывает.
Надо что-то делать. Надо заставить ее замолчать.
Екатерина сунула руку в карман, нашитый изнутри меж складок пышного дорожного платья, и стиснула золотую крышечку розового каменного сосуда, который нашла вчера в лесу. Кстати сказать, открывался он очень просто, они с Миллесимо не поняли этого, а вечером в своей спальне, так и этак вертя крышечку, Екатерина поняла: ее надо сперва сильно прижать, а потом потянуть вверх. И тогда она отвинчивалась очень легко. Наверное, благодаря этой хитрости крышечка прилегала очень плотно и надежно охраняла темную, густую, золотисто-зеленую жидкость с острым запахом лаврового листа. На духи это мало походило, на нюхательную соль тоже. Ведь запах нюхательной соли проясняет сознание, а у Екатерины слегка закружилась голова, стоило ей вдохнуть аромат странной жидкости. Она решила не рисковать, и, как велико ни было искушение лизнуть неведомую жидкость, поскорее завинтила крышечку.
Бог его знает, а вдруг там яд? Лизнешь его — и тут же умрешь в страшных судорогах. Или, что еще хуже, это медленно действующий яд, какими, судя по рассказам, пользовались знаменитая отравительница Екатерина Медичи и ее придворный медик Козимо Руджиери. Попробуешь его, не ощутив никаких неудобств, — и не узнаешь, что смерть уже поселилась в твоем теле, ждет, когда настанет миг — и она заставит твое сердце замереть...
Нет, пробовать таинственную жидкость Екатерина не собиралась, хотя самая мысль, что в руки попал яд, ей страшно понравилась. Это давало ощущение неограниченной власти над людьми, тайную силу. Ведь стоит Екатерине разозлиться на кого-то, она может незаметно подлить яд этому человеку в еду или питье, а он даже не заподозрит, откуда пришла смерть...
Всю ночь она упивалась своей тайной властью над людьми, а утром, с первой молитвой, настало просветление. Сделалось стыдно, Екатерина подальше отогнала мысли о яде, однако... однако, одеваясь, первым делом сунула сосудец в карман. И сейчас вспомнила о нем, подумав: вот средство заставить Мавруху замолчать. Знать бы наверняка, сразу подействует яд или через какое-то время?
«А может, это вовсе не яд, а какое-то лекарство? — вдруг насмешливо спросил ее внутренний голос. — Напоишь Мавруху, а она потом еще сто лет проживет! Небось обхохочешься!»
Да, знать бы наверняка, но не узнаешь, не испытав зелья на ком-нибудь.
- Предыдущая
- 30/75
- Следующая