Монтер путей господних - Сыромятникова Ирина Владимировна "tinatoga" - Страница 30

• Предыдущая
• 30/81
• Следующая

Но буря кончалась, дворники сноровисто убирали с улиц мелкую соленую пыль, и мне снова приходилось идти на встречу с людьми, уверенными, что прошлого не существует. Сами они пришли к такому выводу или их кто-то убедил в том, что древними эпохами можно пренебречь, я не знал. Искусники, судя по всему, считали иначе. Как бы еще узнать, кто прав?

После двух недель этого дурного копошения Хемалис обрадовал меня новостью:

— Вы знаете, мастер Тангор, тут меня спрашивали о людях, интересующихся древней литературой. Я сказал, что ко мне еще не обращались, но обещал при случае расспросить. Как вы думаете, это важно?

Хвала предкам, тяжелая жизнь научила белого подозрительности!

— Да, мастер Хемалис, это важно. Нас здесь нет!

Не знаю, что за деятели собрались по мою душу, но к общению с ними меня не тянет. Самое время покидать гостеприимную столицу.

Нужда — мать изобретательности, а когда тебе кто-то сопит в спину, мысль вообще дивно ускоряется. У меня созрел план: зайдем на цель с другой стороны — от результата. Логически рассуждая, если человек разбирается в древних артефактах, то откуда-то он про них узнал? Поднапрягшись, я изобразил на бумаге символ, который во время блужданий по логову выползня намозолил мне глаза, отправился в лавку древностей и тупо спросил, не интересуют ли кого-нибудь предметы с такими знаками. Кто может оценить мою находку? Торговец два часа полировал мне мозги, убеждая принести добычу ему, но я держался стойко: принесу, но сначала узнаю, что это. В конце концов, за скромное вознаграждение в двадцать крон мне вручили адрес некоего эксперта.

Хемалис, взявшийся объяснить нам, как добраться до места, с сомнением поджал губы.

— Знаете, это не очень хороший район. Городище. Там живут местные. Я имею в виду очень местные. Они стараются не иметь с приезжими ничего общего и дел совместных тоже не ведут. Вы уверены, что вам туда надо?

Все логично. Вряд ли торговец дал бы мне адрес конкурента, имеющего возможность и желание перекупить таинственные артефакты.

— Мы должны туда попасть! Это вопрос жизни и смерти.

По крайней мере, для тех, кого я пытаюсь прижать (еще немного, и жуткая смерть им гарантирована).

Добирались долго — в само Городище извозчик заезжать отказался. По правде сказать, экипажу делать там было нечего: за обновленными фасадами, легко впитавшими образ столичного города, скрывался подлинно аутентичный ландшафт — узкие щели между домами, погруженные в глубокую тень, наполненные разговорами жителей и, как ни странно, начисто лишенные запахов. Как местным это удавалось? Не иначе магия.

Зигзагообразные дворы и темные подворотни были стерильны, словно камни пустыни, приглушенные запахи еды обозначали положение чайных и пельменных, общественные купальни выдавал аромат лаванды (точно, стерилизующая магия). Наверное, тут даже подметать не требовалось: откуда в таком месте пыль? Мне стало понятнее, почему рикш и автомобилей в столице намного больше, чем конных экипажей. Я представил действия возницы, если лошади вздумалось напрудить, и глупо ухмылялся добрые полчаса.

По нужному мне адресу располагался дом, половина которого была снесена в ходе какого-то давнего строительства (а может, там что-то сгорело или обрушилось). Оштукатуренные снаружи стены в разрезе оказались землебитными и поражали своей толщиной, за все прошедшие годы их слоистые изломы так и не познакомились с небесной влагой. Вот с таких вот коробок и начиналось, наверное, поселение торговцев селитрой, по чьей-то прихоти превращенное в столицу Ингерники.

То, что нужный нам дом относится к неблагополучным, стало ясно сразу, по запаху — он здесь был. Легкий душок от давно не чищенных труб мешался с кухонными ароматами и солью пустыни, оставляя на языке неприятную горечь.

«Расмус Иберли, оценка древностей» — гласила надпись на дверях. Звонок не работал, пришлось стучать.

— Проваливайте, не заперто!

Я решил руководствоваться второй частью фразы и забить на первую.

Дверь, как ни странно, открылась без скрипа. Жилище оценщика пропитал стойкий запах дешевых стерилизующих снадобий армейского образца: умирать от серой чумы хозяин квартиры не хотел, но и на ежедневное ритуальное купание его уже не хватало. Понятно почему: на куче засаленных подушек развалился мужик в халате на голое тело, а рядом с импровизированным ложем стоял здоровенный (в половину моего роста) кальян, источающий вкрадчивую сладость.

То, что Расмус Иберли знал моего отца, я понял по специфическому взгляду. Но если Хемалис при первой встрече сильно побледнел, то этот тип с сомнением покосился на мундштук кальяна. Интересно, что он там курит?

— Я Томас Тангор, здравствуйте!

— Чё, правда?

— Нет. Мы с Королем выпили и решили тебя проведать.

Такое объяснение понравилось хозяину квартиры еще меньше, поэтому он отложил мундштук и сел прямее.

— А чё надо?

— Лично мне — вопросы задать.

Что от него нужно Королю, я не знаю.

Мисс Фиберти потихоньку ущипнула меня и кивнула на единственный более-менее опрятный угол квартиры. Там на тумбочке стоял большой дагерротип с аккуратно вычерненным углом — женщина, мужчина и очаровательный малыш смотрелись как живые. В мужчине при изрядной доле фантазии можно было узнать владельца кальяна.

Оценщик древностей с силой растер лицо, пытаясь вернуть себе толику здравомыслия.

— Живой, значит, — с какой-то непонятной интонацией проговорил он.

— А ваши когда умерли? — брякнул я.

— Тогда же, — процедил сквозь зубы он.

Я резко вспомнил историю с убитыми букинистами, которую мне рассказал Ларкес. По словам мага, дело было громким, а среди жертв сектантов были и семьи торговцев.

— «Слово о Короле»?

— Отвали! — Он грязно выругался и принялся нашаривать мундштук. — Твари. Все — твари. Никак не успокоитесь…

Я пожал плечами:

— Да у меня оно, у меня, не нервничай. Я о другом спросить хочу.

М-да, привлечь внимание у меня получилось. Глаза Расмуса Иберли лихорадочно заблестели.

— И ты… читал?

— Его не читают, — вежливо уточнил я. — Текст абсолютно не переводим. Содержание «Слова» усваивают путем магических практик.

Полагаю, Шорох не обидится, если его назовут «практикой».

Расмус наконец оставил в покое кальян и принялся рассматривать меня уже с некоторым интересом.

Тем временем я размышлял о том, что отыскать его живым — огромная удача. Когда люди так интенсивно грузятся дурью, их хватает максимум года на два — на три. Впрочем, Расмус мог сопротивляться, пытаться завязать, может, к целителям ходил, а потом брался за старое. Это пока деньги были, нынешний срыв явно будет последним.

Предполагаемый соратник отца решительно тряхнул головой:

— Поцелуй их в задницу! Думаешь, я снова в это полезу? — Его голос сочился презрением. — Из-за твоего долбаного любопытства я потерял все… всех…

Такое впечатление, что он вообще не делает разницы между мной и покойным папой. Сильная у него трава! Эмпат нашел бы способ вернуть его к реальности, а мне что делать?

Я встретил взгляд Расмуса. У него были глаза мертвого человека, иначе не скажешь. Даже у Хемалиса, жившего в гниющем квартале с мертвой птицей за шкафом, не было таких глаз — белый не потерял надежду. Этот человек посвятил себя духам прошлого, не желая расставаться с тенями ушедших, а потому был не в силах творить будущее. У простых людей так бывает.

Но у меня было что сказать живому мертвецу.

— Вы ошибаетесь, у меня более конкретные планы. Я хочу убить их мечту, уничтожить то, что им дороже жизни, то, к повторению чего они стремятся веками, жертвуя всем. Я вырву у них жало. Они смогут представлять себя кем угодно, но уже никогда не заставят реальность содрогнуться.

Признаю, пафосно, но суть дела отражает.

В полумраке его беззубая улыбка выглядела гримасой горгульи.

— С ним они справились.

Глупо спрашивать, о ком речь.

— Я не он. Я сильнее и могу больше. У меня есть друзья, — только не говорить «среди нежити». — Они покушались на меня трижды и не добились успеха, но им удалось привлечь мое внимание.

• Предыдущая
• 30/81
• Следующая