Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна - Страница 26

Она помотала головой, не в силах произнести ни одного слова. Непонятно почему, но от простого прикосновения ужас внутри нее только вырос, и она закричала бы, если бы оставались силы.

— Мое имя Морган, — сказал невысокий. — Твой отец изменник, но ты ведь ничего не знала о его планах? Пожалуй, я возьму тебя с собой в Круахан, это будет любопытно.

"Морган считает, что можно указывать круаханскому дворянству, что оно должно делать, а что нет, — прозвучал в ее ушах голос Жоффруа. — Но мне безродные червяки не указ".

Внезапно Женевьева громко фыркнула — стоявший перед ней действительно слегка напоминал червяка или бледную рыбу со слегка водянистыми глазами и изогнутыми губами. Продолжая стоять на коленях, вытирая рукавом кровь из носа и сочившуюся царапину на грязной щеке, она засмеялась, по-прежнему не сводя глаз с Моргана. Наверно, это была просто истерика, но ее смех прозвучал чисто и настолько непривычно, что гвардейцы за спиной первого министра невольно переглянулись.

Морган нахмурился.

— А ну встань, — приказал он, наклоняясь вперед.

Женевьева продолжала смеяться, не поднимаясь с земли. Глаза Моргана остановились в одной точке, и она почувствовала у себя в мозгу странное давление, очень похожее на то, которое испытала, когда сидела за кустами во время разговора Скильвинга и Лоциуса. Но, видимо, ее бедной голове так досталось за это утро, что ей было уже безразлично. В какой-то момент Морган пошатнулся и чуть не упал, Лоциус вовремя поддержал его за локоть.

— Осторожнее, сир, — прошептал он, — вы немного не там концентрируете энергию в этом заклинании. Вам еще нужно поупражняться.

Морган недовольно дернул плечом, высвобождаясь.

— Ты сам мне говорил, что надо именно так.

— Не совсем, — мягко прошелестел голос Лоциуса. — Вы еще сможете потренироваться, хотя бы вот на ней, если так хотите.

Он слегка пошевелил губами, внимательно глядя в сторону Женевьевы. Неодолимая сила навалилась на нее, и в голове прозвучал ясный приказ: "Встань".

Правда, вместо того, чтобы встать, она снова опустилась на четвереньки, глядя на обоих стоявших перед ней мужчин потемневшими глазами. Чужая сила пригибала ее к земле, но наряду с этим в ее мозгу осталась какая-то свободная часть, по своим импульсам близкая к животному. "Страшно. Бойся", — говорила эта ее часть. — "Беги. Пока не поздно, беги".

И внезапно она вскочила, проскользнув мимо ближайшего гвардейца, и бросилась вниз по склону. Она видела совсем неподалеку лес — и метнулась туда, прекрасно понимая, что там ее не догонят на лошадях. Несколько гвардейцев побежали следом, но легкая четырнадцатилетняя девчонка была явно быстрее. Тем более что поселившийся внутри ужас гнал ее вперед, и она летела, сбивая дыхание, не видя перед собой дороги, чувствуя только одно желание — убежать от того, что ожидало ее позади.

— Интересно… — протянул Морган, глядя вслед тонкой фигурке, вбегающей в рощу, — и ты называешь себя великим магом?

— Вы сомневаетесь в моих способностях?

Лоциус обернулся через плечо, и сразу трех гвардейцев снесло на землю от его взгляда.

— Раз вы хотите спокойной жизни, ваша светлость, — сказал он, — то прикажите оцепить лес, найти ее и уничтожить. Если нужно, пошлите собак по следу. Людей, настолько невосприимчивых к магии, остается только убивать.

— Если настаиваешь…

Морган посмотрел на просвет между деревьями, где, казалось, еще сохранился золотой отблеск от волос пробежавшей там Женевьевы, и еле слышно вздохнул.

Женевьева сидела, прислонившись спиной к огромному, медленно остывающему камню. Весь день она из последних сил бежала по лесу, но в конце концов гвардейцы на лошадях оказались быстрее, и вся роща была окружена. Стоило подобраться поближе к выходу из леса, как она видела фигуры всадников. патрулирующих опушки, и поспешно отползала вглубь, в большой овраг.

Она скорчилась за валуном, поджав ноги и глядя в одну точку. Сейчас она меньше всего напоминала наследницу второго по величине графства в Круахане, возводившую свой род к рыцарям из-за моря и мечтавшую о собственном корабле с преданными ей воинами. Но и покорной испуганной девочкой она тоже не была — может быть, в ней говорила ее кровь, может, просто природное упрямство. Глаза ее были сухие, только горели каким-то странным блеском, как у загнанного животного. Сейчас она не могла думать об отце, о горящем замке, о своей кормилице, которую видела лежащей ничком в луже крови, о Гэрде, переломленной пополам и оставшейся валяться во дворе. Поэтому она не думала ни о чем — просто сидела, привалившись к камню и медленно выщипывала мелкий мох, покрывавший его северную сторону.

Нельзя сказать, чтобы она во что бы то ни стало хотела выжить — скорее всего, если бы ей предложили быструю и легкую смерть сейчас, она бы не испугалась — но при мысли о том, что ее ожидало позади, в ней снова начинал подниматься какой-то темный и древний ужас. Лоциуса она не слишком боялась — в его прозрачных глазах она как раз читала эту самую достаточно быструю смерть. Но взгляд Моргана, вроде совсем не страшный, а скорее немного приторный, обещал ей что-то такое жуткое, после чего она уже больше не сможет быть Женевьевой де Ламорак.

Женевьева с длинным сухим всхлипом вздохнула и внезапно задержала дыхание. На другой стороне оврага, внимательно глядя прямо на нее, стояла большая черная собака с гладкой, словно намокшей короткой шерстью и молча скалилась. Вид у нее был несомненно довольный — не просто как у пса, поймавшего добычу и готового похвастаться перед хозяевами, а как у твари, выбравшей себе жертву.

Лоциус предпочел подстраховаться — он посылал свору вовсе не затем, чтобы отыскать ее следы и привести гвардейцев, или притащить к их кострам. Он науськал собак на убийство.

Вряд ли Женевьева это понимала. Но в общем, ей было безразлично, собирается ли собака перервать ей горло или притащить к Моргану. Когда тяжелые лапы наступили ей на плечи, оставляя дыры в камзоле, она покатилась со своим врагом по траве, отбиваясь ногами, коленями, локтями, и даже зубами. Она отплевывалась жесткой шерстью, сразу попавшей на язык и в горло, лягалась, отталкивая ярко-алую морду, от запаха которой голова кружилась, и ее тошнило. Гэрды с ней больше не было., раньше на шее у нее висел кинжал в кожаных ножнах, но гвардейцы его сорвали. Только за голенищем сапога оставался маленький, почти детский ножик, которым она тщетно пыталась кромсать толстую шкуру, но собака только сипло рычала. Женевьева не осознавала, что сама рычит в ответ, что сейчас по высохшей листве на поляне катаются двое животных. Одно из них явно слабее другого, его проще порвать острыми зубами или поранить когтями, но своей первозданной яростью боя оно ни в чем не уступает. Она не чувствовала, что с плеча давно сорвана кожа и что кости хрустят под навалившейся тяжестью. Она не особенно надеялась победить, наотмашь нанося удары своим несерьезным ножиком и уворачиваясь от пасти, стремящейся ухватить ее за горло. Но если бы она могла видеть себя со стороны, то поняла бы, что действует абсолютно инстинктивно, как когда-то, фехтуя с Эрни, случайно угадывала, каким будет следующий удар.

Морган и Лоциус совершили стратегическую ошибку — они выбрали самых свирепых, но самых короткошерстных собак. Зубы у Женевьевы были, конечно, совсем не такие острые, как у ее черной противницы, но она сжимала их сильнее и сильнее на шее, защищенной лишь тонким подшерстком, и одновременно тыкала ножом куда придется. Неожиданно кровь из собачьей артерии хлынула ручьем, попав Женевьеве в глаза. Она закричала от отвращения и принялась сталкивать с себя начинающие медленно слабеть, но все равно тяжелые лапы, оставляя на когтях кусочки собственной одежды и кожи.

Такой ее и увидел Эрни, пробиравшийся оврагом в мундире гвардейца и ведший двух лошадей в поводу. Она стояла, вся перемазанная в собачьей и собственной, быстро засыхающей крови, в руке судорожно сжимая маленький кинжальчик, волосы дыбом и зубы оскалены. Она даже не заметила его, потому что была занята тем, чтобы сделать несколько шагов вперед на дрожащих от напряжения ногах. Наконец колени подогнулись, и она упала рядом с неподвижно лежащей черной тушей, которая почти совпадала с ней в размерах.