Любовь и картошка - Киселев Владимир Леонтьевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/57
• Следующая

Сережа втянул носом воздух и снова с удовольствием ощутил особый запах чистой речной воды и сентябрьской лозы. Он дал Наташе и Платону Иннокентьевичу по удочке, показал, куда забрасывать крючок, как забрасывать, чтоб лески не перепутывались, и поднес палец к губам: молчание.

Ему очень хотелось, чтоб сегодня клевало, но поплавки только чуть покачивались от движения воды. Прошел чуть ли не час, и хоть бы одна поклевка. Сережа стал подумывать о том, что нужно опустить поплавки, чтоб крючки были ближе к поверхности. Может, хоть плотва тогда попадется или красноперка.

И вдруг он увидел, что его поплавок едва заметно задергался. Так в эту сытую пору клюет лещ. Как бы нехотя, едва дотрагиваясь до насадки. Подсекать в таких случаях бесполезно — лещ если уж возьмет насадку, то основательно. И вдруг — резкий удар. Поплавок дернулся, пошел вниз. Сережа повел удочку вправо, подсек и начал выводить.

Он выводил, и к нему шло что-то большое, тяжелое, затем оно пошло кругами и вдруг словно закувыркалось в воде. Он держал лесу натянутой. Он подумал, что это короп.

— Дай подсак,— шепотом скомандовал Сережа Наташе.

Показался не короп, а лещ. И только в подсаке Сережа разобрал, что это совсем не лещ. Чешуя золотая, а спина синяя, как оперение селезня. Ярко-красные плавники и зеленые глаза. Язь. Огромный, килограмма на четыре. Ну, может, чуть поменьше. На три с половиной. Но все равно такого крупного язя Сережа поймал впервые в жизни.

И странное, и двойственное чувство переполняло Сережину душу. С одной стороны, радость от того, что попался ему такой огромный и такой красивый язь. А с другой стороны, огорчение от того, что это он подсек и вывел красавца язя, а не Наташа, не Платон Иннокентьевич. Он был бы искренне счастлив, если бы так повезло не ему, а им. И ничуть бы не завидовал.

Сережа взглянул на Наташу и увидел, как сияют ее глаза, как порозовело милое ее лицо, как рада она за него, за Сережу, потом посмотрел на Платона Иннокентьевича, и тот в ответ ободряюще подмигнул ему, и почувствовал признательность и радость от того, что рядом с ним хорошие люди. Очень хорошие люди.

Подбодренные успехом Сережи, Платон Иннокентьевич и Наташа еще бдительнее уставились на поплавки, но поклевок по-прежнему не было. Платону Иннокентьевичу наскучило сидеть молча, и он обратился к Сереже:

— Сережа! Это правду говорят, что ты сочинение написал?.. Про навозную кучу?..

— Да это нам задали,— попытался уклониться от ответа Сережа.

— Что задали? — настаивал археолог.

Наташа рассмеялась, лодка качнулась, и поплавки задвигались, как при легкой поклевке.

— Елена Петровна,— ответила за Сережу Наташа.— Сочинение. На вольную тему. Только почему она «вольная», когда ее выбирает не ученик, а учительница, так никому и не понятно. «Счастливые школьные годы».

— При чем же здесь навозная куча? — удивился Платон Иннокентьевич.— Что ты, Сережа, написал?

— Ну, написал,— сказал Сережа,— все, что полагается. Что школьные годы счастливые потому, что на уроках мы узнаем очень много интересного и полезного для нашей жизни. Особенно на уроках литературы. Художественные произведения, которые мы изучаем, правильно нас нацеливают. Как пример я взял басню Крылова «Петух и жемчужное зерно».

«Навозну кучу разрывая, петух нашел жемчужное зерно». Прежде всего, для чего навоз сложили в кучу? Для того, чтобы под действием термофильных бактерий он нагрелся, чтоб в нем погибли вредные микроорганизмы и чтоб его можно было применять как удобрение. Идем дальше. Что в действительности искал петух? В навозе остается почти половина питательных веществ, имевшихся в съеденной пище. Но петуха интересовало совсем не это. Он выклевывал маленьких беленьких червячков. Это были личинки мух. Они называются опарыши. Зачем эти личинки петуху? По содержанию белков и жиров опарыши самый лучший корм для домашней птицы.

Теперь посмотрим, что из этого следует. В нашем колхозе в новой пятилетке намечено построить самый большой в области свиноводческий комплекс, на сто восемь тысяч голов. Это значит, что каждый день из свинарников будет поступать почти тысяча машин навозной массы.

Очень хорошо. Пустим мы этот навоз на удобрения. Каждому известно, что тонна навоза, внесенная под зерновые, повышает урожайность на один центнер. В зерне примерно двенадцать процентов белка. Значит, за год, пока посеем, пока соберем, получим прибавку белка двенадцать килограммов. А личинки мух, питаясь навозом, за пять дней дают — не поверите! — тридцать килограммов белка. Кроме того, навоз имеет неприятный запах, а личинки этот запах уничтожают и оставляют после себя хорошо переработанное, высококачественное удобрение.

Поэтому я написал, что рядом со свиноводческим комплексом нужно поставить еще большую птицеферму. Дальше я привел в этом сочинении все расчеты и закончил тем, что полезное и интересное можно найти в каждом произведении, которое мы изучаем в школе. Жалко только, что Крылов умер. В наше время он бы еще и не такое написал.

Рассказ Сережи доставил Платону Иннокентьевичу несомненное удовольствие.

— Что же ты получил за это свое сочинение?

— Пятерку. Елена Петровна заставила меня прочесть его вслух всему классу и хвалила. Она меня любит,— добавил Сережа самоуверенно.

— А меня, наоборот, не любит, — с вызовом призналась Наташа.— И поставила мне двойку.

— Почему? — осторожно спросил Платон Иннокентьевич.

— Я написала, что они не такие уж счастливые, эти годы. И привела пример. На уроках литературы мы изучаем стихи, поэмы, рассказы и романы. В некоторых из них описывается первая любовь. Про нее говорится, что она была самой светлой, самой чистой, самой главной. Написали эти художественные произведения взрослые, а первая любовь была у них, понятно, еще в «счастливые школьные годы». Но если не в книжке, а в жизни школьники — мальчик и девочка — полюбят друг друга, так взрослые насмехаются над ними, говорят, что им еще рано, что в их годы они, взрослые, больше думали об учебе и отметках, чем о таких глупостях. Елене Петровне это очень не понравилось. Ведь она преподает у нас «хороший тон», а мое сочинение, по ее мнению, с «хорошим тоном» ничего общего не имело. А кроме того, у меня было три лишних запятых и двух не хватало,— призналась Наташа.

Платон Иннокентьевич сочувственно помолчал. Сережа посмотрел на Наташу и снова подумал о ней словами романса: «Средь шумного бала, случайно, в тревоге мирской суеты, тебя я увидел...»

— Послушай, Сережа, — неожиданно спросил Платон Иннокентьевич. — А какие сейчас применяют удобрения?

Сережа удивился:

— Разные. Их много теперь. Названий много. А удобрений фактически всегда не хватает...

— Ну хоть основные.

— Основные,— задумался Сережа.— Из азотных — аммиачная селитра. NH4NO3. Та, которую Свифт предугадал...

— Какой Свифт?

— Ну... этот... про путешествие Гулливера. Наш химик, Николай Николаевич, говорил, и я потом сам нашел... Там у Свифта в этой академии, в Логадо, есть чудак ученый... Так он с помощниками сгущал воздух в сухое вещество и добывал из него селитру. А теперь в самом деле эту аммиачную селитру получают из воздуха и воды. Так что Свифт догадывался о чем-то таком, чего другие люди в то время не знали и не могли знать. Дальше — натриевая селитра, иначе она называется чилийской, кальциевая селитра, ее еще норвежской называют. Монтан-селитра. Сернокислый аммоний. Карбамид — это синтетическая мочевина, хорошая штука для внекорневых подкормок. Аммиачная вода. А кое-где, говорят, уже и жидкий аммиак применяют. Он покрепче будет... Из фосфорных — суперфосфат, а есть еще и двойной суперфосфат — в нем больше фосфорной кислоты. Фосфоритная мука — тоже неплохая штука. Из калийных удобрений у нас применяют просто хлористый калий... Ну, бывают еще комбинированные удобрения, как нитрофоска или аммофос.

— А компост? — спросил Платон Иннокентьевич.

— Я думал, вы про минеральные удобрения... Компост идет в первую очередь.

• Предыдущая
• 46/57
• Следующая