Викинг - Маршалл Эдисон - Страница 74

• Предыдущая
• 74/76
• Следующая

— Берегись, Оге, — тихо сказал Алан. — Ты или сошел с ума, или бросаешь вызов богам.

— И Китти говорила нечто подобное месяц назад. Она каркала, словно ворона, с тех пор, как я убил Рагнара. Сейчас два ее предсказания сбылись. Аэла мертв, и из Хастингса помаленьку вытекает кровь. Какое твое третье предсказание, старая ведьма?

— Берегись, Оге, — повторил Алан, — кого боги хотят погубить, того они лишают разума.

Но я замолчал не из-за этих торжественных слов, а из-за слез Китти. Я увидел их третий раз в жизни, они катились из ее узких глаз по желтым щекам. Все молчали, как Кулик, и тут заговорила Моргана:

— Какое предсказание, Китти? Прошу тебя, скажи, ради любви, которую я питала к нему и теперь потеряла.

— Христианская принцесса просит предсказания от старой желтокожей женщины, — засмеялся я прежде, чем Китти смогла ответить. — Я сам скажу тебе, ради этой самой потерянной любви. Китти предсказала, что когда я убью Хастингса, из хель поднимется дракон и проглотит меня живьем.

— Пусть не оставит меня бог Песен, — крикнул Алан, — но я боюсь, что это может оказаться правдой.

— Где же дракон? — спросил я. — Хастингс, ты вернешь мне меч, чтобы сражаться с чудовищем? Это хороший меч, хоть у него плохая рукоять.

Я повернулся к побледневшим викингам.

— Дед Энит, великий эрл, завещал его самому могучему ее сыну, и Аэла первым носил его. Теперь король Хастингс носит его, хоть и не так, как нужно. Так какой король опояшется им теперь?

— Скажи нам, кто, Оге Кречет! — громко крикнул могучий Оффа.

— Бывший раб Рагнара, — ответил я, — он обменял кольцо невольника на шее на корону. Это будет корона повелителя бриттов, а под его властью будет Эгберт, которому он обещал Нортумбрию. Правда, он сын кухарки, но будет править добытым мечом. Оффа, ты знаешь его имя и прозвище?

— Оге Дан! — раздался дружный крик.

— Вы пришли в Англию, чтобы остаться, и вы завоюете всю землю от моря до моря, — сказал я викингам. — Я провозглашу себя королем, и помажу на царство жиром датской селедки. Но пусть выбор будет за вами. Каков он?

— Оге Дан! — кричали команды трех кораблей. И от толпы, собравшейся на берегу у лагеря вернулось назад мощное эхо.

— Хотя я, может, и низкого происхождения, я возьму себе жену-королеву, чтобы она родила мне сыновей, которые унаследуют то, что я захвачу. Моргана Уэльская, если ты возьмешь мою руку, я сделаю тебя королевой Англии.

Она не отвечала. Ее глаза были полны слез, и я не знал, что это означает.

Я вновь обратился к ней, и неожиданно для в моем голосе прозвучала мольба.

— Моргана, ты должна дать ясный ответ.

Она дала его, медленно и обреченно покачав головой.

Наступила мертвая тишина. Я хотел нарушить ее грубой шуткой — в противном случае окружающие поймут, как я страдаю, и потеряют веру в меня. Но молчание прервал голос, который я уже не думал услышать.

— Оге, ты думаешь, потеря Морганы — это вся месть богов? — спросил Хастингс. — Она даже еще не началась.

— Я не знаю никаких богов, — не сознавая, что говорю, ответил я.

— Ты лжешь. Ты в ужасе ожидаешь их удар, и я тоже. Я не вижу дракона в тумане смерти. Но я знаю, что боги встали на мою сторону, когда удержали от твоего убийства и позволили мне пасть вместо тебя.

— Оге, Оге! — раздался отчаянный крик Морганы. — Я вижу!

— Что ты видишь?

— Тень дракона.

— Где он? — крикнул я в припадке безумия. — Я буду драться с ним мечом!

Тогда Энит поднялась с колен и встала передо мной.

— А разве рукоять не выскользнет из твоих рук, как из рук Аэлы? — спросила она слабым голосом. — Мне следовало догадаться, что «Мститель» повернется против того, кто владеет им не по праву, так что позаботься вернуть навершие на рукоять.

Я стоял неподвижно, и истина открывалась мне яркими вспышками, как молния в горах Тора. Меера вскрикнула.

— Где же навершие рукояти? — услышал я свой вопрос, уже зная ответ.

— На шнурке на твоей шее. Я повесила ее туда, чтобы можно было тебя узнать. Даже тогда я знала, что ты самый сильный из моих двух сыновей. Теперь я знаю, что ты самый сильный из сыновей Рагнара.

Когда два великих норманнских воина хотят биться насмерть, они обычно встречаются на необитаемых островке.

Жилища вёльв тоже стоят на островках, которые считаются обиталищем духов природы и посещаются тенями умерших. Мне казалось, что драккар, севший на мель, стал таким островом на этой широкой реке, открытым для великих богов и для ударов Судьбы.

«Огненный Дракон» и «Гримхильда» встали рядом. Те из моих товарищей, кто случайно оказались со мной, перелезли через борта. Они не смотрели мне в глаза. Со мной остались Меера, Энит, Моргана, Китти, Хастингс, Алан, Марри и Куола. Я не мог сосчитать и увидеть, чьи души собрались здесь. Конечно, великого Рагнара. Наверное, Аэлы, хотя его тело уплыло вперед в гробу. Я вспомнил давно мучивший меня вопрос:

— Может ли душа, помнящая смертельный удар, нанесенный брату или полученный от него, найти покой?

Эгберт оставил нас, пока гнев языческих богов не обрушился, словно лавина, на невинных, виновных даже того, кто собирается стать королем.

— По правде говоря, его вид меня раздражает, — я вновь услышал голос Рагнара, сидящего в своем зале в ночь перед моим испытанием. — В его лице есть что-то, что вызывает у меня поток мыслей, которые крутятся и тянутся, словно нитка на веретено. Мне кажется, что его отец — мой смертельный враг.

Ты не ошибся, Рагнар! Ты сам во мне привел себя к гибели.

— Ивар, а ведь ты сам больше похож на дрожащего раба, чем на меня.

Так говорил Рагнар в ту ночь; и я не мог вспомнить других намеков на наше сходство. Но ему следовало бы догадаться по моему ответу:

— Рагнар не меня имеет в виду, Ивар, ведь я не дрожу.

Так я общался со своими родственниками, и, пока я размышлял, дракон не мог начать свой пир.

— Китти, когда мы были при дворе Аэлы, ты упала передо мной на колени. Я не мог этого вынести и поднял тебя. Ты умоляла отдать судьбу Рагнара в руки Аэлы. Если тогда тебе пришло в голову, что он мой отец, почему ты мне не сказала? Ты предала свою верность мне, и я хочу вонзить сталь в грудь, из которой я пил молоко.

— Оге Дан! — ответила она. — Мой взор бродил среди теней, но я не знала, что ты сын Рагнара.

— Я могу в это поверить и потому не совершу еще одно преступление. Но когда я хотел биться с Аэлой насмерть, ты умоляла отрубить ему руку и отпустить.

— Да.

— Когда я увидел тебя полумертвой, я спросил, что ты видишь. Ты сказала, что я проклят, и ты видишь дракона, который пожрет меня. Если тогда ты видела, что Аэла мой брат, твои глаза больше не увидят света.

— Они и так не видят света, мой родной, из-за твоей проклятой судьбы. Мне кажется, что ты убил своего отца и двух братьев, потому что такова была твоя Судьба. А Судьбе никто не может противиться.

— Мать моя Энит, ты ничего не говорила, когда Аэла хотел убить меня и отрубил мне руку. Ты знала тогда, что я твой сын?

— Нет, но мое сердце чуяло беду.

— Ты узнала это сегодня, когда лгала перед своим Богом, чтобы защитить меня от мести Хастингса. Где доказательство?

— Я говорила с Морганой и заставила рассказать о твоем обереге.

— Ты бы открылась Хастингсу, чтобы попытаться спасти меня?

— Я не понимаю норманнов, но думаю, он вряд ли пощадил тебя, какое бы ужасное наказание его ни ждало. Так что у меня было другое средство.

— Какое?

— Убить его кинжалом.

— Но я убил Аэлу, твоего сына.

— Ты мой любимый сын.

— Ты продала его в рабство, — горько сказала Моргана. — Если бы он вырос при дворе, он стал бы христианином, англичанином.

— Придержи свой язык, — перебил я, — христианское молоко все равно сделало бы из меня Оге Дана.

— Я отвечу тебе, Моргана, — величественно сказала Энит. — Я сразу поняла, что этот сын будет великим — по его крику, по тому, как он сосал молоко. Нет, даже раньше.

• Предыдущая
• 74/76
• Следующая