Викинг - Маршалл Эдисон - Страница 65

• Предыдущая
• 65/76
• Следующая

— Когда, Оге? Когда ты сожжешь все христианские аббатства, монастыри, храмы и перебьешь всех людей?

— Одно из аббатств укрыло тебя, и больше я не сжег и не разрушил ни одного, и мои люди смогли понять меня. Но я не стану удерживать других.

— Ты думаешь, это верно?

— Не знаю, верно или нет, но вполне вероятно, что они, как язычники, и не должны уважать христианского Бога. Если бы я поклялся ему, я должен был бы остановить их, но мой бог — Один.

— Разве ты не видишь, что христианский Бог гораздо сильнее?

— Мне нечего сказать.

— Неужели ты не видишь, что христианский Бог — единственный Бог?

— Было бы нечестно сказать, что Один слабее Бога христиан. Но еще хуже вовсе отвергнуть его существование.

— И ты веришь, что попадешь к нему?

— Не я. Я призвал его из лужи с отбросами, куда кинул меня Рагнар, и он прислал северный ветер.

— Я спрашивала священников об этом, и сестер в монастыре. Но кто-то говорит, что это дьявол насылает ветер, а кто-то считает, что его может послать наш Господь, но нам не постичь Его замыслов.

— Мы, норманны, и не пытаемся понимать наших северных богов.

— Вот видишь, нам не на что надеяться.

— Объясни мне это так, чтобы я понял, и я больше не буду беспокоить тебя.

Ее глаза наполнились слезами.

— Сядь, Оге.

— Я не устал. — Но я не смог удержаться, чтобы не сесть напротив нее.

— Ты бледен и хмур. Я знаю, что война никогда не утомит тебя и, должно быть, это из-за беспокойства обо мне. Не волнуйся. У меня все будет хорошо.

— Не уверен, — сказал я.

— Ты спрашивал, пойду ли я с тобой искать Авалон, но не сказал, когда мы сможем отправиться.

— Как только я верну Аэле долг, посажу Эгберта на трон, который я ему обещал, и посчитаюсь с Хастингсом.

— Долг крови — ненависть и месть, и во имя этого — реки крови. Ты сможешь отказаться от этого и отправиться сейчас же?

— Нет.

— Другого ответа я и не заслуживаю. Любой священник подтвердит это. Я пойду с тобой, Оге, если ты пустишься в путь прямо сейчас, но и в этом случае я совершу грех перед Богом и всеми святыми. Я должна думать о том, чтобы попасть в Рай, а не на волшебную землю со своим возлюбленным. Христиане не должны искать очарованных королевств, где люди живут вечно, не зная печали. Это подходит нашим уэльским героям, не знающим о Рае и небесах, но мне говорить об этом — значит показать, что мое раскаяние недостаточно глубоко.

— Раскаяние? Я не знал, что ты в чем-то виновна.

— Я полюбила язычника и стала с ним единою плотью.

— Какая же это вина? Я ведь думал о тебе не как о христианской девушке, а как о фее.

— Даже если и так, я должна пытаться быть праведной, чтобы заслужить прощение святых и попасть в Рай, а не продолжать любить язычника и испытывать грешное наслаждение.

— А мне кажется, так было бы правильнее, — сказал я, вспоминая это наслаждение.

— Я была с тобой более страстной, чем многие христианки со своими законными мужьями. Хуже того, еще очень долго после твоего отъезда я молилась о том, чтобы оказаться беременной от тебя. Позже я увидела, в какой грех впала, но даже после этого дьявол приходил ко мне, когда я была одна, ночь за ночью, наполняя меня порочным томлением. Но, наконец, я уяснила этот урок. Мало того, что твои люди сожгли и разграбили обитель, давшую мне защиту, пока тебя не было со мной. Мало того, что благочестивые сестры, которые заботились обо мне и любили меня, вынуждены были бежать в дождь. Я еще и поддалась искушению отправиться с тобой на поиски Авалона. Пока ты сам не сказал, что для тебя важнее отдать кровавый долг Аэле. Ты должен свести с ним счеты. Ты должен посадить на трон Эгберта…

Ее голос прервался, и она быстро опустила голову.

— Я ничего не могу изменить, — сказал я, понимаясь, — это моя судьба…

— Твоя судьба ничтожна!

Она словно встала на дорогу берсерка.

— А моя судьба — выйти замуж за великого христианского короля, — выкрикнула она. — Который будет более страстным, чем ты, и у которого обе руки будут на месте! Того, который действительно полюбит меня, того, кто знает латынь, и не сделает меня игрушкой своих греховных страстей…

— Если ты подождешь…

— Почему я должна ждать? Я — Моргана Уэльская! Я ждала три года. Ты потерял руку ради меня, и я попытаюсь вернуть долг. Может, когда-нибудь мне представится случай спасти твою жизнь, когда воины моего мужа приведут тебя на веревке, чтобы повесить. Прости, что я хотела пойти с тобой. Даже если ты пообещаешь сейчас же забыть все свои счеты, я не пойду с тобой. Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего. Ты был так занят охотой за Аэлой, что оставил меня цепляться за перевернутую лодку. Я ненавижу тебя.

— Сильно?

— Всем сердцем.

— Значит, хуже уже не будет…

Прежде чем она поняла, что произошло, я рывком подхватил ее и попытался утолить голод своих губ. Как кошка, вцепилась она мне в лицо, но это меня не остановило, — прижав ее к себе, я кинулся к ближайшему укрытию, как истинный викинг. Это вызвало смех у моих людей, но я не мог позволить им увидеть мою принцессу, такую прекрасную и смелую, побежденной грубой силой. Это ее красота и смелость затуманили мой разум. Мое сердце жарко билось в груди, разгоряченное прелестью ее губ.

Я быстро опустил ее наземь. Пальцы Морганы, готовые к битве, расслабились, ярость на лице сменилась печалью, а глаза наполнились слезами.

— Давай, делай свою гнусность и никогда не возвращайся, — закричала она.

— Я уйду, но я буду любить тебя до самой смерти. — Я повернулся и пошел прочь. А за спиной я услышал ее плач, похожий на рыдания ребенка.

Я вернулся к костру пленников. Аэла спокойно попивал вино, принесенное ему одним из его сторонников. Он отставил кружку, вытер губы и отер красивую мягкую бороду, но не выказал ни малейшего беспокойства при моем появлении.

— Не торопись, — остановил меня Алан, бросив один быстрый взгляд на мое лицо.

— Чего будет стоить эта задержка?

— Кто знает? Наши главные силы уже прибыли. Будут приказания для Рольфа?

— Сейчас я могу думать только о себе.

— Будешь ты драться, или нет, тебе нужно отдохнуть. Ты же знаешь, что Аэла отличный боец…

— Я не знаком с приемами норманнов, — запальчиво перебил Аэла. — Если я одолею, то лишь с Божьей помощью, милостью единственного Бога.

Китти не могла понять его слов, но что-то в его тоне заставило ее схватить меня за рукав и прошептать.

— Будь осторожен, Оге, он пытается взбесить тебя.

— Я не бык, чтобы беситься. — Я повернулся к Аэле. — Будем биться на мечах без щитов.

Китти пронзительно рассмеялась над выражением лица Алана. Я же смотрел на плохо скрытую радость на лице Аэлы.

— Теперь можно с полной уверенностью сказать, что в тебе благородный дух, несмотря на низкое происхождение, — величественно произнес он.

— Будем биться насмерть. И павший не получит пощады.

— Согласен, только давай пойдем еще дальше: пусть наш поединок решит все, и наши люди не будут потом сражаться. Победитель получит мою корону, а мы сохраним многие жизни. Если я возьму верх, твои люди будут биться плечом к плечу с моими против Осберта, и не как подданные, а как братья.

— Останешься ты в живых или умрешь, но никогда тебе больше не сидеть на троне Нортумбрии.

Аэла вспыльчив — он говорил об этом на исповеди брату Годвину, — и его лицо начало багроветь. Но затем он вспомнил, что брата Годвина рядом нет, дабы помочь ему усмирить себя во имя всех святых и Господа.

— Если бы ты действительно был высокорожденным, ты бы знал, что не следует полагаться на удачу.

— Да, но я норманн.

— А какую награду получу я, победив тебя? Если ты меня убьешь, то получишь мою корону…

— А если ты убьешь меня, то можешь сохранить меч, который твоя мать отдала мне. А затем Куола отрубит тебе левую руку, палец с правой руки, вырвет передний зуб, а Китти обреет твои волосы, так что ты станешь похож на только что вылупившегося галчонка, и тогда ты сможешь уйти с миром.

• Предыдущая
• 65/76
• Следующая