Викинг - Маршалл Эдисон - Страница 40
- Предыдущая
- 40/76
- Следующая
— С Энит все было не так. Я имел в виду Мееру и сокровища иудейского принца.
— Насколько мне известно, такие молитвы восходят к христианскому Богу, а он разгадает нашу хитрость и отвергнет просьбу.
— Об этом я не подумал, — загрустил Рагнар.
— Я уговорю ее, хоть это будет непросто. Но получится ли что-нибудь здесь, в этом пустынном море?
Рагнар не хотел, чтобы я видел пот, выступивший у него на лбу.
— А ты как думаешь, Оге?
— Если я взову к Одину, вдалеке от его Священной Рощи, я буду чувствовать себя дураком. Может, он и услышит меня со своего трона в Асгарде, но вряд ли он станет тратить время на нас, а находиться в двух местах одновременно он не может. Я слыхал, твои ярлы рассказывали, что он никогда не посещает христианские берега. Но Моргана говорит, что ее Бог всегда рядом с ней, где бы она ни находилась.
Рагнар задумчиво кивнул.
— Она говорит, что если бы они с Бертой находились в разных странах, их Бог был бы с каждой из них. Они говорили также, что он с каждым христианином все время.
— Не знаю, верить этому или нет. Мне известно лишь, что он не спасает христиан от моего меча, а их золото от моих сундуков. Ставь-ка парус, Оге, и помчимся вперед. Я лучше угожу в водоворот, чем буду лежать здесь, словно больная акула.
На этот раз лезвие ножа уронило тень на ноготь моего пальца. Если солнце, как и мы, не заблудилось в этой серой пустыне, то ветер дул с северо-востока и был почти попутным. Мы вновь позволили веслам отдохнуть, и наш пузатый скакун помчался вперед. Когда в конце дня сквозь просвет в облаках выглянул светлый диск, мы были рады ему, и я осмелился продолжать путь до тех пор, пока черная ночь не поглотила остатки света.
Наше путешествие то ускорялось, то замедлялось. Иногда мы даже теряли пройденные мили.
Так продолжалось семь дней. На восьмой у нас кончилась вода, и мы вскоре бы погибли от жажды, если бы не сильный ливень, обрушившийся с небес. Я рассчитывал, что на девятый день мы увидим берег, ведь и путешествие в Хель занимает девять дней, и каждый девятый год — это год жертвоприношений, когда великие Ярлы жертвует по девять птиц и животных и девять рабов, — вместо этого мы попали в штиль.
На десятый день, когда мы сожгли весь уголь, а из еды остался только кусок вяленой оленины, мы увидели стаю плывущих тюленей, а затем полоску берега незнакомого острова. Кулик издал дикий крик, и, уступив его безумной жестикуляции, я позволил ему встать у руля. Мы повернули южнее. Подплыв к берегу поближе, мы заметили какие-то постройки из красного камня.
— Ты знаешь, что это? — спросил я глядящую во все глаза Моргану.
— Похоже, это Линдисфарне. Здесь покоится прах святого Кутберта.
— Линдисфарне? — оживился Рагнар. — Это мне знакомо. Мой дедушка лично сжег здешнее аббатство и перерезал священников лет этак шестьдесят назад. Но, видать, они вновь отстроились. Теперь это наверняка святое место, которое для христианского Бога — что перстень на пальце. Эх, чего бы я не дал за свой драккар и хотя бы денек свободы!
— Сильна твоя ненависть, Рагнар!
Он посмотрел на меня, во взгляде его сквозило удивление:
— Где-то я слышал эти слова.
— От Эгберта, когда ты грозил мне смертью от Красного Орла.
— Да, и я ответил, что твой вид выводит меня из себя, а мысли путаются в узел, словно змеи в клубок. И так же я не выношу Бога христиан. Беда в том, что вы вдвоем одолели меня.
— А ну, полегче, Рагнар, а то я вырву твои глаза. Я не имею ничего общего с христианским богом.
— Я не боюсь, и не откажусь от своих слов. Он тебя использует, как слепое орудие против меня. Если бы все происходящее было записано рунами в моей судьбе, а не его прихотью!
В пути на юг, к заливу Хамбер, нас радовала малочисленность кораблей: за все время мы повстречались лишь с парой крутобоких фризских купеческих кораблей. Они были скорее волами, а не скакунами морских пастбищ. Остальные встреченные нами лодки вообще нельзя было назвать морскими судами. Мы могли бы описывать круги вокруг самой быстрой из них. Приятно было сознавать, что никто не сможет ни догнать нас, ни подстеречь неожиданно. Хоть дома и многие другие вещи христиан были лучше наших, по части лодок они не могли с нами спорить, и я гордился этим.
В ящике, который девушки притащили из богатого дома, оказалась не только роскошная одежда, но и сорок серебряных монет, незамеченных викингами. Здесь на такую монету, конечно, не купить овцу, как у нас на севере, но можно было приобрести пару кур или корзину рыбы. Хоть мы и обрядились в английскую одежду, местные жители смотрели на нас с недоверием. Их рыбацкие лодки старались скрыться от нас, и их так удивляло, что мы предлагаем им серебро, а не пытаемся убить, что порой они давали нам еще в придачу хлеб и овощи. Однажды нам вручили даже флягу пива. На всех было слишком мало, и я отдал ее Рагнару за то, что он не отнял у меня Стрелу Одина.
Наконец мы вошли в реку Уз. Мы не стали плыть до самого Йорка, а остановились у Селби, чтобы обезопасить себя в случае чего. Берта собралась отправиться к королю, и я договорился с двумя рыбаками, чтобы ее отвезли.
Я пообещал, что если они вздумают обмануть меня, то я поджарю их родителей над костром. Тем не менее, я все равно опасался за честь Берты.
Они отплыли с началом прилива, и к концу отлива вернулись. Рядом с Бертой сидел красивый человек в белой сутане, с позолоченным крестом на серебряной цепочке. Он представился как Годвин из братства святого Бенедикта и советник короля Аэлы.
— Ты читаешь по-латыни? — спросил он, протягивая мне свиток.
— Пусть этим занимаются монахи, — ответил я.
— Что ж, тогда я прочту его тебе.
— Откуда мне знать, что ты не обманешь?
— Он священник, и не станет лгать, Оге, — сказала Моргана мягко, и я не смог удержать выступивший румянец.
— Письмо для Оге Дана, ярла Хорика, конунга данов, — начал Годвин. — Ты можешь бывать или жить в любом месте моих владений, не подвергаясь опасностям, со своим пленником Рагнаром Лодброком, спасенной тобой Морганой Уэльской и другими спутниками. Ты можешь мирно уехать с ними, или обменять их на что-либо по твоему выбору. Тебе не будут чиниться никакие препятствия и притеснения, в чем я приношу клятву. Король Аэла.
Итак, мы отправились вверх по реке, и брат Годвин указывал путь. Он с обеими девушками чинно сидел на носу, Рагнар растянулся на дне лодки, а мы с лапландцами и Куликом управлялись со снастью и веслами. Я почти не смотрел на незнакомую страну, чтобы не показать себя невежественным пахарем в глазах Годвина, а когда мы добрались до Йорка, по моему равнодушному виду он вполне мог заключить, что я бывал и в больших городах.
Брат Годвин привез нас на королевский причал, отделенный стенами от остального города. Он уверил, что «Игрушка Одина» будет здесь в безопасности. Все же Куола вызвался остаться на всякий случай. Кроме двух королевских слуг лишь два воина сопровождали нас ко дворцу.
Китти жалась ко мне, Берта шагала с гордо поднятой головой, а Кулик — со своим обычным задумчивым видом.
Мы прошли по многочисленным сумрачным залам в палату с высоким потолком, украшенную гобеленами, и с возвышением у одной из стен. В креслах с высокими спинками сидели молодой человек и женщина средних лет, возле них на мраморном полу стояли роскошно одетые мужчины и женщины — человек шесть. Подальше от возвышения находилось еще несколько человек, но в целом огромный зал выглядел пустым и холодным.
Кресло молодого человека было украшено золотом и драгоценными камнями, а кресло женщины — серебром. На голове у нее был серебряный обруч с разноцветными камнями, а у молодого человека — золотая корона. И все же это были люди, а не боги. Когда-то женщина, верно, была красива и похожа на Берту. Теперь же она сильно располнела и выглядела старше, чем наши женщины в ее возрасте.
- Предыдущая
- 40/76
- Следующая
