Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна - Страница 50
- Предыдущая
- 50/63
- Следующая
Несколько ночей не спал.А тучи над ним сгущались. Злоба на жестокий мир, загнавший сюда, внечеловеческие условия, злоба на обидчиков «ментов», злоба на тех, кторазлюбил, предал, вылилась у сокамерников Степана в злобу против него, новичка,неискушённого скуластого якута и злоба эта била через край озверевших,искорёженных сердец и требовала, требовала выхода. Он подслушал разговор:сегодня ночью ему уже не отвертеться. Разработан целый сценарий, несколькочеловек окружат его и... и он займёт позорное место опущенного на нижних нарах.Они спали на нижних нарах, те, кого сломали, уничтожили, сделали уродами на всюоставшуюся жизнь. Только не это... Его уже заставляли шестерить и выбили зубы заотказ от этого поручения. Ему перебили ушную перепонку. Но только не это...Решение созрело мгновенно. Он хватает тупую бритву и начинает торопливо пилитьею по запястью. Тупая бритва, очень тупая, скорее... Но вот уже хлынулафонтаном спасительная алая кровь. Его везут в тюремную больницу. Перехитрил...
Но швы на руке, в концеконцов, зарубцевались. Надо было возвращаться.
Хата 708. Так называласьнаша камера. По тюремному закону надо было возвращаться именно туда, откудаушёл. Иначе убили бы. И опять скопившаяся после его «курорта» злоба - с новойсилой, новым, низменным удовольствием, выплеснулась в лицо Степана. Его билижестоко, не было живого места. Отработанный подлый вариант: один шепнул другому- Степан мент, следит за нами. Даже бросили через решётку записку, якобы,подписанную его именем с доносами на своих. Предатель. Опять нещадно били,самозабвенно, с удовольствием. - Как же вы выдержали, как? - А я молился...Откуда и сила взялась - молиться. Не учил никто, никто никогда не объяснял...
Есть опыт приобретённый,а есть генетический. Приобретённый — скорбей, измен, предательств, физических иморальных страданий. Генетический - молитвенного упования. Может, когда-тодавно прабабка Степана Терехова молилась истово в безысходности своегоизболевшегося сердца. И молитва впечаталась в плоть, вошла в формулу крови ипотекла по жилам — к потомкам. К нему, Степану Терехову, избитому, харкающемукровью у тюремной параши.
Господи, помилуй!
А дальше чудо. Свытаращенными от ужаса глазами, воровато оглядываясь, подполз к нему ночью,когда измотавшиеся от мести зеки отрубились на своих вторых этажах нар —смотритель Тимоха.
Слышь, ты, якут, яничего не понимаю, крыша что ли у меня поехала? Голос мне был, явный голос.Чтобы я тебя защищал. Такой голос, которому не подчиниться страшно.
И он, Тимоха,подчинился. Стал защищать Степана, где хитростью, где педалированием своихзаконных прав.
Потом, после суда, егоповезли в «столыпинском вагоне» в Каширский централ. Там, в централе, он до днаиспил горькую чашу тюремных будней. Сидел в изоляторе, в бетонном мешке смаленьким, будто в насмешку, оконцем. Валявшийся на полу матрац кишел вшами, иопять он молился, и опять «Господи, помилуй» — не сходило с его губ. Так и жил.Страдал и молился. Скрипел зубами от отчаянья и взывал к Богу. Некрещёный,несчастный, всеми оставленный.
Освободился. Куда ехать?Некуда. Но не оставаться же на ступеньках Каширского централа? Дал телеграмму вИваново, последней своей жене: «Помоги деньгами, освободился, хочу уехать вЯкутию». Не ответила. Послал телеграмму первой жене в Якутию. «Помоги!» И опятьон в Домодедово. Опять кругами ходят вокруг него смурные мужики с угрюмымилицами. У них чутьё на сидевших. Опять готовы услужить... Помоги, Господи,избавь от их навязчивого участия. За ним уже следили, его пасли. Ну вот он,долгожданный перевод. Скорее, скорее, схватил деньги, бегом в кассу, нарегистрацию, в самолёт.
Улетел. Москва«златоглавая», Москва преступная... Москва жестокая, Москва чужая, он послужилей сполна и теперь, сидя в самолёте, плачет от счастья, что распрощался с ней,с её заманчивыми посулами и изощрённой жестокостью. Белая, заснеженная Якутия спрозрачным морозом и щемящим чувством собственного дома. Чистый лист бумаги, накотором так хочется писать слова про любовь, надежду, веру и - будущееблагополучие. Но мать умерла, сын вырос и увезён родственниками самой красивойдевочки неизвестно куда.
А жена? Вы простили её,Степан?
Нет, глубоко в душесидела обида. Но я пришёл к ней, сказал: «Давай сойдёмся, попробуем». Да толькокак волка не корми... Пожили чуть-чуть и опять загуляла. А я уехал на Ленустроить домики для золотоискателей.
Уехал на Лену. Жизньпогнала дальше своего неприкаянного странника. Пытать счастья? Нет, скрыватьсяот одиночества. Но именно там оно, одиночество, безжалостно ломало его душу.Казалось — впереди беспросвет, он никому не нужен, забыт, предан. Каждый деньтяжёлая лямка. Он привык не бояться трудностей. Но зачем? Зачем ему всё это?Зачем деньги, зачем завтрашний день, зачем вообще он сам на берегу холоднойЛены, кому нужна его жизнь и кому без него будет плохо? Бесовские путибессмысленности бытия проворны, тонки, прочны и убедительны. Степан понял, чтоему нечего возразить, бессмысленность жизни можно оборвать так быстро и таклегко. Стал выбирать — как? Несколько вечеров он прикидывал, примерял к себесамоубийство без всякого душевного содрогания, даже с любопытством, даже снизменным удовольствием. После непродолжительной дискуссии с самим собойостановился на... «выпью стакан уксусной кислоты и брошусь в Лену дляверности».
После первого глотка мнестало плохо, меня стало выворачивать наизнанку. Второй глоток одолеть не мог.Но хватило и одного, чтобы получить страшные ожоги желудка. Сценарийразваливался, до Лены мне уже было не добежать, страшные боли. И я стал, каккогда-то в тюрьме, резать вены. Лезвие попалось на этот раз острое, одеяло вмомент пропиталось кровью. Помутнело в глазах, круги, круги... Ну, ещё немного,ещё совсем немного и я освобожусь от злых пут земного, жестокого мира. И вдруглучом в помутнённом сознании — что ты делаешь?! Грех! Остановись! А какостановиться, если уже хлещет кровь? Остановись! Господи, помилуй!
Вбежал перепуганныйнапарник.
Скорую, скорее скорую...
В больницу его привезлив беспамятстве. Первое слово, которое он услышал, придя в себя:
Нежилец.
Но врачи ошибаются, еслидиагноз ставит Господь. Он выжил. Господь опять вернул его в земную жизнь, непоменяв, однако, её законы, не убавив громкости бранных и пустых слов, несделав никого вокруг Степана добрее и чище. Прежняя жизнь.
- А вы, Степан, вывернулись в неё прежним?
Степан молчит. Долгомолчит.
Потому что сказать«прежним» не хочет, а сказать «другим», значит не рассказать, что было дальше.И он не отвечает на мой вопрос. Ожог кислотой спровоцировал серьёзную язвужелудка. Лечили долго и потихонечку пошло дело на поправку. Стал почитыватьгазеты, журналы, отгадывать кроссворды. И попалось на глаза Степану ИвановичуТерехову брачное объявление. Женщина ищет спутника для совместной жизни.Надежда, она, как известно, умирает последней, и она никак и не хотела умирать,даже после того, как потерпела явное фиаско от прежних дам его доверчивогосердца. Заволновался, стал тщательно обдумывать стилистику письма. Так, мол, итак, одинок, но хочу создать семью. Началась переписка. «Надо бы познакомитьсяпоближе». «Я не русский, якут». «Это неважно. Приезжай ». Едва поднялся сбольничной койки, помчался по указанному адресу в Челябинск. Приехал. Женщинаоказалась спокойной, расчётливой, небедной. Дом - большим, обставленным,благополучным. Степану выделили маленькую каморку. «Надо познакомитьсяпоближе». Он пылесосил ковры, поливал цветы, гулял с собакой, ходил в аптеку,менял в гостиной паркет. Семейное счастье со Степаном в планы расчётливойженщины не входило. Когда он попробовал намекнуть, что, мол, не за тем приехал,расчётливая женщина развела руками:
Я не держу, уезжай!
Вот, оказывается, какиебывают брачные объявления, — говорил он мне с удивлением.
А я удивлялась ему.Познавший «прелести Каширского централа», человек оказался не искушён в самыхбанальных женских хитростях.
Всё. На этом он поставилточку в поисках семейного счастья. Уехал. Опять на стройку, зарабатывать и ни очём не думать. Но стал пить. В водке глушил, топил все свои так мучающиетрезвую голову вопросы — зачем живу, зачем? Однажды, после похмелья, шёл себе ишёл по тихой улице северного посёлка и вышел - к храму. Он помнит, как стоялнесколько минут в растерянности, силясь понять, почему он так долго ходил мимо.Почему не поспешил сюда сразу же, как освободился. Почему, почему, почему...
- Предыдущая
- 50/63
- Следующая
