Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности - Федор Джули - Страница 10

Вот в таком контексте Хрущев и назначил Шелепина, «лидера советской молодежи», который сделал себе имя, занимая руководящие должности в комсомоле, председателем КГБ [49]. Этот выбор соответствовал новому образу КГБ, отвечал стремлению создать прочную ассоциацию с силами обновления и возрождения. Руководители новой организации (КГБ) являлись не только выходцами из комсомола, но и сами были исключительно молоды: Шелепину в момент назначения на пост председателя КГБ едва исполнилось 40, а его преемник Семичастный сменил его в 37 лет [50].

Назначение нечекиста Шелепина сломало прежнюю модель карьерного роста руководителей советских органов госбезопасности. Серов и большинство его предшественников имели за плечами солидный «чекистский» опыт [51], но Серов надолго стал последним главой органов безопасности, вышедшим из этой же структуры. Для тех, кто возглавлял КГБ в последующие почти тридцать лет – для Шелепина, Семичастного и Андропова, – стартовой карьерной площадкой стал комсомол [52].

Назначение человека не из органов на пост председателя КГБ было результатом сознательной политики Хрущева. Об этом свидетельствует, например, рассмотренный нами рассказ Семичастного о его разговоре с Хрущевым в 1961 году. Одной из главных задач, стоявших перед руководством КГБ, было заново утвердить партийный контроль над органами. Как профессиональный «чекист», Серов, вероятно, был чересчур предан организации; он возражал, к примеру, против дополнительного сокращения кадров, которое планировал Хрущев [53]. Шелепин, кажется, не испытывал подобных сомнений.

Шелепин и Семичастный продолжили и усилили чистку кадров КГБ, начатую Серовым [54]. 24 февраля 1959 года Хрущев публично заявил о своих намерениях провести «целесообразное сокращение» персонала КГБ. В ответ на это заявление Шелепин в апреле 1959-го послал в ЦК план предполагаемых увольнений [55]. В январе 1963 года Семичастный доложил руководству партии, что с 1954 года от своих обязанностей были освобождены порядка 46 тысяч офицеров КГБ, и почти половина этого сокращения пришлась на эпоху Шелепина и Семичастного [56]. Но в то время как общая численность кадров в КГБ сокращалась, происходил также и набор новых чекистов, которые пришли на место уволенных (особенно после событий в Новочеркасске в июле 1962 года, которые подтолкнули в увеличению численности служащих в КГБ, особенно в контрразведке), и эти вновь пришедшие чекисты главным образом привлекались из комсомола [57]. В период существенных кадровых изменений Шелепин пригласил многих своих бывших коллег по комсомольской организации и назначил их на высокие посты, к досаде старых «профессиональных» чекистов [58].

Выход на передний план чекистов-комсомольцев в эпоху Шелепина отражал и новый образ чекистов в кино: с начала 1960-х годов на экранах стали появляться молодые опрятные герои в строгих костюмах [59]. Это был существенный отход от прошлого, когда главным признаком чекиста служила кожаная куртка, кожанка, символизирующая маскулинные идеалы Гражданской войны и военного коммунизма, а также суровые, «экстраординарные» условия, в которых приходилось действовать чекистам. Чекисты перестали быть «кожаными людьми в кожаных куртках», как описывал их писатель Борис Пильняк; теперь они были уважаемыми членами общества, полностью интегрированными в советскую государственную систему, представителями одного из государственных институтов [60]. Как мы увидим дальше, появившиеся в этот период фильмы, посвященные новому поколению чекистов, восхваляли кинокритики от КГБ за то, что они «раскрывают образ чекистов новой формации и тем самым радуют советских зрителей» [61].

Происшедший сдвиг демонстрирует проявившееся в конце 1950-х – начале 1960-х годов стремление создать образ «культурного» сотрудника секретной службы. Внимание к интеллектуальным качествам чекиста в 1960-х стало просто обязательным. Редактор романа Кожевникова «Щит и меч» (1965), ставшего впоследствии культовым произведением чекистов, с одобрением отметил, что офицер разведки в этом романе изображен «высокоинтеллектуальным человеком» [62]. Да и позже постоянно подчеркивался возросший уровень образования чекистов, особенно в материалах, которые выпускались ежегодно ко дню возникновения ЧК. Так, например, по случаю 60-летнего юбилея ЧК в «Ленинградской правде» писалось: «Сегодня абсолютное большинство сотрудников Комитета государственной безопасности имеют высшее образование, [и] многие владеют одним или несколькими иностранными языками», по сравнению с ситуацией в 1921 году, когда лишь 1,3 % чекистов имели высшее образование, 19,1 % – среднее, а 1,5 % вообще были неграмотными [63].

Когда пришла пора создавать образ нового, культурного чекиста, оказалось, что и в этом тон задавал Шелепин: в отличие от большинства руководителей советских органов безопасности, он имел высшее образование, и что еще более необычно – гуманитарное. Героями фильмов той эпохи становились чекисты с аналогичным образованием.

Разработка чекистской тематики в литературе и кино была также сознательной и систематической реакцией на «тлетворное» влияние западной буржуазной массовой культуры, которому, как считалось, более всего подвержена молодежь [64]. Угроза такого влияния возросла в конце 1950-х – начале 1960-х годов в связи с беспрецедентным наплывом иностранцев (особенно во время фестиваля молодежи летом 1957 года и последовавшего за ним Международного кинофестиваля в Москве [65]) и заключением в 1958-м американо-советского соглашения по культурному обмену, после чего на советских экранах появилось американское кино.

Ситуацию еще больше осложнила новая «молодежная» культура, которая начала просачиваться в СССР со второй половины 1950-х годов. Открытость СССР для иностранцев и рост импорта западных фильмов совпали с «открытием такого потребителя культуры, как тинейджер» в Соединенных Штатах и с переориентацией Голливуда на новую подростковую аудиторию [66]. Впервые молодежь стала восприниматься как отдельная категория – социологами, психологами и маркетологами. Это новое западное понимание юности и связанная с ним культурная продукция рассматривались советским руководством как явления потенциально взрывоопасные, в связи с чем были предприняты попытки приписать проблему отчужденности западной молодежи от общества кризису капитализма, представить ее симптомом несостоятельности и надвигающегося краха капиталистической идеологии [67].

Между тем росло осознание того, что советская культура не умеет развлекать, что советские читатели в результате этого предпочитают западные детективы и шпионские романы. В апреле 1958 года Центральный комитет признал это положение официально, выразив недовольство популярностью Шерлока Холмса в Советском Союзе [68]. На эту резолюцию чуть позже (в том же месяце) откликнулась «Комсомольская правда», призвав советских писателей заняться чекистской тематикой в противовес Шерлоку Холмсу [69]. В августе отдел пропаганды и агитации союзных республик ЦК и отдел культуры сообщили:

«Сотрудники библиотек отмечают, что в последнее время в связи с проникновением в книгоиздание большого количества детективной литературы спрос на классические произведения и лучшие работы советских писателей в библиотеках снизился. По данным московской городской молодежной библиотеки, почти треть читателей (школьники старших классов, рабочая молодежь) берут в библиотеке исключительно детективную литературу» [70].

В проекте резолюции, разработанной на основании этого доклада, признавалось, что писатели и режиссеры должны откликнуться на явный спрос молодого поколения на приключенческие фильмы и литературу. Указывалось, что такие произведения должны иметь захватывающий сюжет и придавать особое значение «бдительности» и советским ценностям – а этим задачам идеально соответствовала бы чекистская тематика [71].

Позже пришло осознание того, что советские фильмы о чекистах послужат также целям пропаганды. В марте 1964 года в «Комсомольской правде» отмечалось, что этот жанр может стать «мощным средством пропаганды советского образа жизни, нового отношения нашего народа к людям, которые охраняют их мир, к людям самой человечной, рыцарской профессии. В силу своей исключительной популярности приключенческая литература способна стать нашим самым деятельным посланником на международной книжной арене». [72] И снова бросается в глаза акцент, сделанный на нравственной стороне вопроса. Это жанр должен был стать главным образом нравоучительным, наставляющим публику через образ «человечного, рыцарского» чекиста [73].