Плата за страх - Арно Жорж - Страница 11

• Предыдущая
• 11/22
• Следующая

— Берись за руль, старик. Я больше не могу.

Переехав последнюю выбоину, грузовик остановился. Оба вышли. Жерар чувствовал себя вконец разбитым. Он вытер о штаны мокрые ладони. Подул слабый ветерок; мокрые от пота рубашки прилипли к телу вызывали дрожь. Жерар вытащил из сумки чистую. Он решил обсохнуть, прежде чем надеть ее, и обдувавший ветер показался ему теплым. С рубашкой в руках он постоял немного, разминая усталые мышцы…

Джонни тронулся с места, как новичок. Он бросил сцепление чересчур нервным движением, отчего кабину слегка тряхнуло. Нажимая на педали, он словно ступал по зыбкому песку, а рычаг скоростей как будто обжигал ему пальцы.

— Пошел, старик. Пора. Давай газ!

Вид у Джонни не очень-то уверенный. Он нажимал на педаль как-то вяло и нерешительно. Тридцать пять, сорок. На четвертой скорости, на низком режиме, мотор почему-то захлебывался. Если Джонни не наберет скорость, все пойдет прахом.

— Ты что, хочешь всю ночь тащиться на четвертой? Давай переходи на пятую. Через десять секунд будет поздно.

Но было уже поздно. Стрелка толчками сползла вниз. Грузовик по инерции проехал еще немного на четвертой. Рука Джонни дважды тронула рычаг скоростей, лицо его перекосилось. Ногой он несколько раз нерешительно тронул педали газа. Потом отпустил педаль, сдался. Жерар призвал на помощь всю свою выдержку.

— Остановись на минутку.

Джонни покорно прижал машину к обочине. Откашлялся, сплюнул в окно и медленно повернулся к Жерару:

— Я не справлюсь. Я боюсь. Ничего не могу с этим поделать — мне страшно.

Штурмер глубоко вздохнул. Это был почти стон. Но сейчас не с рем я нервничать.

— Знаешь, когда я хотел перейти на пятую, мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание. Умру от страха. Я весь затрясся. Что же нам делать?..

Они долго искали подходящее решение. Ехать дальше со скоростью 30 километров в час нельзя. Когда за спиной везешь смерть, хочется отделаться от нее поскорее.

Рассчитывать, что впереди будет еще один участок для разгона, такой же прямой и ровный, они не могли. Француз вышел из кабины. С фонариком в руках осмотрел обочины. Да. Вот здесь набирал скорость грузовик Луиджи: на песке отчетливо виднелись следы шин, именно такие, когда машина берет разгон, переходя на высшую скорость. Здесь первая машина как бы оставила им знак. Молодец, Луиджи!

— Послушай, Джонни. Я отъеду назад, до начала песчаного участка. Задним ходом. Ты меня поведешь. А я уж постараюсь не выходить из колеи, чтобы на обратном пути не было ни ям, ни бугорков.

— Но…

— Нет. Поведу я сам. Наберу нужную скорость. А когда все пойдет гладко, передам руль тебе. Ладно?

— Я попробую.

— Нет, не попробуешь, старик. Ты это сделаешь, и точка.

Что-то в тоне Штурмера заставило Джонни задуматься. Они молча переглянулись.

— Если б этот пакостный участок не был таким трудным, я бы повел дальше, сам понимаешь. И не тратил бы нервы, передавая тебе руль, после того как ты так мило бросил меня, когда перегрелось колесо. Но рейс слишком тяжел, и один я не справлюсь.

— Я боюсь. Я болен, болен. — Джонни закашлялся, не в силах произнести больше ни слова. Лицо его сделалось студенистым и задрожало. Он повторил: — Я болен.

— Болен или нет, сегодня ты поведешь машину или подохнешь. Здесь не бюро плакальщиков, они остались в Лас Пьедрасе, и мы не их филиал. Послушай, не будь ты мне нужен, давно бы тебя пристукнул. Понимаешь: пристукнул!

— Догадываюсь, — прошептал Джонни.

— Но все-таки я не допущу, чтобы наше дело сорвалось только потому, что ты распустил нервы. Ответь мне: если бы тебе пришлось доставать деньги зубами из кучи навоза, стал бы ты их доставать, а? Так вот, ни в каком навозе они не лежат, они — в небольшом сосуде с мгновенной смертью, который ты везешь на своей шее и который может взорваться в любое время. Например, сейчас.

— Заткнись!

Джонни крикнул это совсем негромко: казалось, стон вырвался из его груди и опалил горло. Штурмер пожал плечами.

— Не будь ребенком, ты уже вышел из этого возраста. Мы сделаем вот что: я доведу эту бомбу на колесах до нужной скорости. А потом на ходу передам руль тебе. Это не трудно, и не такая уж это акробатика. Потом я сяду рядом с тобой и буду дрыхнуть. Я не намерен всю жизнь тащить за собой этот ящик со взрывчаткой.

— Да, но…

— Нет, Джонни. Заметь, я не говорю тебе: сделай так, иначе… Я говорю тебе: ты это сделаешь, и точка. Ты сам будешь благодарить меня. А если нет, значит не судьба. Понял?

Джонни медленно шел рядом с плавно отходящим грузовиком. Его фонарь — американский военный фонарь — имел приспособление для регулирования яркости. Четкий луч освещал дорогу на тридцать шагог вперед. Но тени придавали каждому бугорку, каждой ямке фантастические очертания, приводя Джонни в смятение. Все предметы словно вступили в сговор с адской машиной. Все было против него, и он чувствовал, что враги, сговорившиеся оборвать его, Джонни, жизнь, превратить его в придорожную пыль, — сильнее.

Время от времени четкими движениями Штурмер выравнивал грузовик. Машина слушалась хорошо. Ее задние колеса шли точно по оставленным следам.

Наконец они добрались до начала песчаного участка. Час пробил.

Не у каждого приговоренного к смертной казни бывает такой похоронный вид, какой был у Джонни, когда он устраивался рядом с Жераром. Пока француз пробовал педаль газа, тот от ужаса исходил слюной.

— Кажется, меня тошнит.

Но поздно! Они тронулись с места; теперь — вперед. У обоих остановившийся взгляд; у Жерара от напряжения. Мотор то взвивается, то утихает, даря Джонни мгновенные передышки.

Третья, четвертая передача… Если не считать коротких мгновений на переключение скоростей, стрелка спидометра неуклонно движется вправо: сорок пять, пятьдесят… Для разгона остается ровно половина пути.

Шестьдесят. Пятая скорость. Уже секунд десять Джонни не дышит. Приоткрыв рот, следит за убегающей под грузовик дорогой, за летящей навстречу ночью. В лучах фар вьются столбики пыли; подхваченные безумной, исступленной гонкой песчинки пускаются в дикий пляс. Мотор отдает все, что может. Яростным, бешеным ударом ноги Штурмер вдавливает педаль акселератора в пол. Еще бы! На спидометре шестьдесят, шестьдесят — и ни на деление больше. Бросает взгляд на Джонни. Тот забился в угол, изо всех сил уперся ногами, втиснулся в сиденье. Он вопит, не громко, но вопит. Долгий однотонный вой. Этот вой рвется из него сам по себе, он ничего не может поделать.

Но что же все-таки с грузовиком? Вдруг мозг Жерара пронзила догадка, он кричит изо всех сил:

— Ограничитель!..

Чтобы избежать превышения скорости, американские компании пломбируют карбюратор. Механик и О’Брайен забыли, конечно, снять пломбу, никто об этом и не подумал.

Через тридцать—сорок метров песок кончится. Лучше бы через пятьдесят. Но Жерар уже начал тормозить. При шестидесяти в час о езде по «гофрированному железу» и думать нечего. Самая неподходящая скорость. Надо остановиться раньше.

Сильнее, сильнее жать на педаль! И в то же время не слишком сильно. Нажимая, Жерар чувствует спиной и всем своим нутром массу взрывчатки, напирающую на стенки бочонков, — каждая молекула нитроглицерина вздувает сейчас его вены. Он чувствует, как сам подается вперед. Кровь стучит в висках. Это не из-за торможения, это, наверное, страх.

Остается десять—двенадцать метров песка. А скорость на спидометре — двадцать пять. Последний, самый страшный участок: если грузовик затормозит недостаточно плавно, давление жидкости на переднюю стенку немедленно передастся назад. Один всплеск, его вполне хватит… Но остановиться в конце песчаного участка необходимо.

Ряд мелких толчков сотрясает передний мост, грузовик начинает водить. Будь амортизаторы не в порядке, как несколько часов назад… Но балласт делает свое дело. Яростная дрожь передних колес не передается на остальную часть шасси. И послушный, покорный, дружелюбный грузовик, ведомый обессилевшим Жераром, уже снова ползет по дороге со скоростью улитки, плавно переваливаясь через каждый бугорок. Они еще раз выходят из машины, не говоря друг другу ни слова. Красные лампочки бросают отсвет на их опустошенные лица. Выглядят они жалко.

• Предыдущая
• 11/22
• Следующая