Иафет в поисках отца - Марриет Фредерик - Страница 18

• Предыдущая
• 18/80
• Следующая

— Хорошо, благодарю небо, что я сам могу вам помочь. Гиппократ говорит: «Re tivum cum antecedente concordat», что значит: «Лекарства, употребляемые в начале болезни, уничтожают ее еще при самом зарождении». Вот, друзья, баночки благодетельного лекарства; берите, берите их, вы мне заплатите за все только шиллинг и будете довольны. Когда вы станете ложиться спать, то не забудьте вознести благодарности Всевышнему за такое чудное средство, которое одной каплей излечивает такое множество болезней. Кроме сказанных мною оно излечивает еще: ponagra, chiragra, omagra и lumbago, то есть оно уничтожает боль в коленях, руках, локтях, плечах и спине. Словом, удивительно полезно во всех означенных болезнях. Старайтесь сохранить этот элексир на целый ваш век; придет старость, и у вас под рукой будет средство излечиваться ото всех недугов… о… как тогда вы будете благодарить себя, что не пожалели шиллинга.

После этого воззвания число больных и ожидающих болезней до того увеличилось, что все наши склянки были разобраны, и доктор обещал через несколько дней доставить им еще этого бесценного лекарства.

— Милостивые государи и государыни, — продолжал он. — Теперь я предложу вам знаменитый пластырь, действия которого удивительны… Подойдите сюда Дионисиус; так как вы имели случай испытать благодетельный этот пластырь, то расскажите почтеннейшей публике, каким образом он вам помог.

Тимофей выступил вперед.

— Милостивые государи и государыни, — сказал он, — клянусь честью, что буду говорить правду. Tpи недели тому назад я упал с лестницы и переломил спину на три части. Меня снесли к хирургу, который, видя, что нет никакой надежды на излечение, велел снять с меня мерку для гроба… Великий же наш доктор был тогда в отсутствии, на консультации королевы, у которой антонов огонь на большом пальце правой ноги; к счастью, что великий доктор поспел вовремя. Меня уже укладывали в ящик вечности, как вдруг явился мой хозяин, приложил к моей спине вот этот пластырь, и в пять дней я уже сидел, а через десять принялся за прежнюю мою должность.

— Совершенно ли вы теперь здоровы, Дионисиус?

— Совершенно, и моя спина теперь крепче китовой.

— Докажите же это на деле.

— Извольте.

И Дионисиус перекинулся вперед и назад, потом, пройдя по платформе на руках, кувыркнулся во все стороны.

— Вы видите, господа, что я совершенно здоров, и что сказал, то могу подтвердить еще честным словом.

— Согласитесь, господа, что надобно много искусства, чтобы вылечить от такой болезни, — прибавил доктор, адресуясь к окружающей толпе. — Теперь нет нужды говорить, что этот пластырь также целителен ото всех ушибов, контузий, вывихов членов и прочее. Вас может удивить также малая цена его: кусочек стоит восемь пенсов.

Пластырь был скоро раскуплен, и Мельхиор стал описывать другие неоценимые лекарства, а когда дошел до косметических вещей для дам, то мы не успевали их даже раздавать.

— Теперь, — сказал доктор, — я должен с вами проститься.

— Очень рад, — сказал Тимофей, — потому что буду продавать лекарства моего собственного изобретения.

— Вашего изобретения?.. Что вы хотите сказать этим?

— Хочу сказать, что у меня есть порошок чудесного свойства.

— От каких же это болезней?

— От блох. Он точно так же удовлетворяет своей дели, как и наши медицинские снадобья.

— Но как употреблять его?

— Я скажу это только тем, которые его купят. Тимофей взял порошок в руку и, обратясь к публике, проговорил:

— Милостивые государи и государыни, даю честное слово, что порошок мой будет иметь желательный успех. Я за него прошу только шесть пенсов.

— Но как с ним обходиться?

— Обходиться с ним точно так же, как и с другими порошками, но я не расскажу употребление его, пока не продам немного, обещая, однако, возвратить деньги назад, если он будет негоден.

— Хорошо, Дионисиус, я постараюсь помочь вам сбыть его. Не желает ли кто купить порошок, уничтожающий блох?

— Я хочу, — ответил кто-то из толпы, — и вот вам, шесть пенсов. Расскажите теперь, как мне употреблять его?

— Как употреблять? — сказал Тимофей, кладя шесть пенсов в карман. — Вы должны сперва поймать блоху, потом нежно сжать ее двумя пальцами левой руки, именно: большим и указательным, и так, чтобы она открыла рот, потом положить ей туда немного этого порошка, и блоха сейчас же умрет.

— Да если уж я поймал блоху, то и без порошка могу ее убить.

— Совершенно справедливо, но это не значит еще, чтобы мой порошок не имел никакого действия.

Ответ и рецепт Тимофея заставил всех присутствующих громко засмеяться. Работа наша в этот день увенчалась совершенным успехом.

После четырехдневного пребывания в этом городе мы отправились далее, имея везде такой же успех, но зато я с Тимофеем должен был просиживать целые ночи, делая пилюли и микстуру. Мельхиора часто не было с нами, потому что, как он говорил, был занят другими делами, почему и предоставлял раздачу целебных лекарств своим ученикам, которые также хорошо знали свое дело. Наружность моя производила большое влияние, особливо на дам. Тимофей также много способствовал выгодам хозяина, и мы таким образом всякий день значительно увеличивали капитал Мельхиора. Впоследствии наш великий доктор показывался только не более, как на полчаса, остальное же время дня, по его словам, употреблял он на лечение больных и нас рекомендовал как людей, на которых мог положиться в исполнении его важной должности. Через шесть недель мы возвратились к цыганам, которые и на этот раз были недалеко.

Выручка Мельхиора была гораздо значительнее, нежели он ожидал, отчего он очень щедро наградил меня с Тимофеем. Видя, как я ему необходим, он с каждым днем более и более выказывал мне свою приязнь. Я был весьма рад прибытию нашему на место, потому что так устал от беспрестанных хлопот, сопровождавших наши занятия, что отдых мне казался блаженством.

Маленькая Флита с восторгом бросалась в мои объятья, а Натте с обыкновенною важностью сказала мне, что ей приятно видеть меня дома.

— Дома! — подумал я. — Ни у меня, ни у бедной Флиты нет здесь постоянного жилища. Эти палатки — только временный наш приют.

Таким образом около года занимались мы нашим ремеслом. Однажды я сидел возле моей палатки с книгой в руках. Явился какой-то цыган, не принадлежащий к нашей партии. Пыль, облепившая его с ног до головы, и пот, капавший с лица, доказывали, что он ехал торопливо; увидев Натте, которая сидела возле меня, он сказал ей что-то на их языке, для меня непонятном, но я догадался, в чем дело: он спрашивал Мельхиора. После нескольких слов лицо Натте переменилось, она как будто чего-то испугалась, закрылась руками, по тотчас же отняла их, боясь унизить свой сан, и, наконец, впала в глубокую задумчивость. В это время Мельхиор подходил к нам; цыган, заметив его, поспешил к нему навстречу. Между ними скоро завязался жаркий разговор, продолжавшийся около десяти минут, после которого незнакомец тотчас же уехал. Когда Мельхиор увидел, что цыган скрылся из вида, то медленно подошел к нам и устремил свои глаза на Натте, которая печально глядела на него, скрестив на груди руки в знак покорности. Она тихим голосом сказала ему, выбрав текст Святого Писания:

— Куда ты пойдешь, туда и я; народ твой будет моим народом, и Бог твой — моим Богом.

Потом она отошла и села в отдалении.

— Иафет, — сказал мне Мельхиор, — не удивляйтесь тому, что я скажу вам. Я доверял вам все, что только можно было доверить, но есть вещи, которые необходимо хранить в тайне, заключить в груди своей, и эту тайну можно передать только той, которая соединена с нами вечными узами. Мы теперь должны расстаться, даже все наши товарищи должны нас оставить и пристать к какой-нибудь другой партии цыган. Меня выуже больше не увидите. Не спрашивайте причин, я не могу объявить их.

— А Натте? — сказал я.

— Она будет делить мою участь, как бы горька ни была она; но с вами что станется?

• Предыдущая
• 18/80
• Следующая