Шел ребятам в ту пору… - Харченко Людмила Ивановна - Страница 32

• Предыдущая
• 32/37
• Следующая

Томилов ехал тихо, придерживая коня. Лесничий шел рядом.

— За тобой там тоже гонялись немецкие мины? — показал лесничий на видневшийся вдали Марухский перевал.

— Не только мины. Бураны, мороз и голод были злейшими нашими врагами, после немцев, конечно.

— А как ты туда попал?

— Сперва я был в партизанском отряде «За Родину».

Лесник сначала обрадовался, потом подозрительно посмотрел на Томилова.

— Я тоже был в этом отряде, но тебя что-то не помню.

Теперь Томилов нетерпеливо склонился к леснику.

— А ты не знал там Димку Юрченко?

— Знал, как же! Знал храброго джигита! — обрадовался лесник. — Мы вместе на Монаховой поляне за селением Хасаут-Греческое дрались с фашистами.

— Ну, а потом? Потом видел Димку? — нетерпеливо спросил Томилов.

— Погиб в бою.

— Как тебя зовут?

— Якуб.

— Якуб, расскажи все, что помнишь.

— Расскажу, все расскажу, дорогой, но у нас говорят: кто поднимается в горы, тот запасается молчанием.

— Садись, а я пойду, — и Геннадий сделал резкое движение, собираясь слезть с коня.

— С горами не шутят, дорогой. Сиди, раз лошадь везет, а?

Подниматься было все труднее и труднее. Круче становились горы. По живописному ущелью расползлась фиолетовая дымка, делая его еще более загадочным и неприступным.

— Слушай! Тебе сейчас легче говорить, — поднял к Геннадию заросшее щетиной лицо Якуб. — Расскажи, как это вас, совсем мальчишек, приняли в партизанский отряд?

Густые, светлые брови Томилова почти сошлись у переносицы.

— Друзья мы были с Димой со школьной скамьи. Мечтали после десятилетки поступить в военное училище, занимались гимнастикой, ходили в секцию бокса. Однажды мальчишек старших классов вызвали в военкомат. А мы тоже были старшие, восьмиклассники. Вооружили нас винтовками, выдали холостые патроны и повели в горы, в леса. Димка был правофланговым. Ночью должны были обнаружить «противника». Помню, как мерзли в ту ночь. Горы манят своей красотой, а потом мстят своим холодным дыханием за вторжение. «Противника» мы взяли на рассвете. Днем входим в город, а нам говорят: «Война!».

Мы тогда не представляли, что такое война. Думали, легко, как иногда в кино. Но если бы мы и знали, как это трудно, все равно пошли бы на фронт. Мы ходили в военкомат. Сколько раз ходили! На фронт не попали, а вот в батальон местной охраны нас зачислили. В сентябре сорок первого. Сперва нас обучали военному делу, потом мы дежурили на мостах, проверяли документы, участвовали в облавах, а в мае сорок второго уже были в деле.

В Преградненском районе немцы высадили десант, который должен был связаться с бандой. Местному батальону вместе с краевыми работниками поручили его выловить. День и ночь бродили мы по лесистым горам. Не помню уж, на какой день разведка донесла, что враг обнаружен.

Ночью, стараясь не хрустнуть веткой, подкрались к фашистам.

На поляне горел небольшой костер, около него сидел мужчина в бурке, остальные спали тут же, у костра.

Наш сержант, целясь в того, что сидел, тихо приказал:

— Руки вверх!

Человек вскочил и выстрелил в сержанта. Пуля попала в гранату, которая висела на поясе. Граната взорвалась и убила нашего сержанта и немца. Разбуженные фашисты и бандиты повскакивали и начали строчить из автоматов. Мы стреляли в них из укрытий. Нас они не видели, а они оставались на виду. Костер-то горел! Мы с Димой были рядом. Оба гнались за убегавшими в чащу леса фашистами. Многих тогда убили, шестерых гитлеровцев взяли в плен, захватили рации, оружие. Местные бандиты драпанули в горы. Ты слушаешь? — посмотрел на Якуба Томилов.

— Когда говорят, всегда надо слушать.

— Батальону непременно надо было найти банду, и мы ее искали несколько дней. Встретился на нашем пути пастух и сказал, что видел каких-то вооруженных людей в Белых скалах. Это в Краснодарском крае. Взяли курс на Белые скалы. Пастух сказал правду. Мы окружили бандитов. Я с Димой лежал в густом папоротнике. Засевший в скале бандит все время стрелял из автомата и не давал нам поднять головы.

— Дима, — крикнул я ему в самое ухо, — ты продолжай стрелять, а я заползу вот за тот большой камень, с левой стороны, и сниму бандита.

— Действуй, — сказал Дима.

Я пополз. Притаился за камнем, долго целился и убил бандита с одного выстрела. Но оказалось, что за этим камнем лежал еще бандит. Он выстрелил в меня, но пуля попала в камень, а его осколки в мою голову. Бандит вскочил и побежал. Далеко он не ушел. Димкина пуля достала его.

После этой операции Диму и меня приняли в комсомол.

Фронт приближался к нашим Кавказским горам. Формировались партизанские отряды. Мы с Димой вступили в отряд «За Родину».

Вышли мы из Микоян-Шахара девятого августа, в сорок втором. Задача была такая — пройти в Аксаутскую долину и действовать в районе Марухского перевала.

Возле Осетиновки ко мне подъехал командир и говорит:

— Мы забыли снять бойца на мосту. Вернись, Томилов, сними его и догоняй отряд.

Я подъехал к Диме, отдал ему свой вещмешок, винтовку, патронташ…

Задание я выполнил, но при выезде из города меня задержал патруль партизанского отряда «Мститель». Привели в военкомат к Подосиновскому.

Тот удивился:

— Откуда ты?

Я объяснил.

— Ну, вот что, товарищ Томилов, садись с бойцами на полуторку и заминируйте Тебердинский мост, — приказал он.

Так вот и остался я с «Мстителем».

— При-и-ва-а-л! — разнеслось по цепочке.

Через несколько минут запылали костры. Вершина, казалось, рукой подать. Но это только казалось. У костров закурили, заговорили. Бойцы вспоминали пережитые на Марухском перевале дни сражений.

В больших глазах Якуба отсветы пламени. Он рассказывает о коротких днях жизни партизанского отряда «За Родину».

— Боевое крещение мы получили на второй же день. Встретились с вражеским десантом на горе. Первый жестокий бой. Атаку фашистов отбили. Они потеряли несколько человек убитыми и много ранеными, а мы одну лошадь. Э, не так. Почему я говорю потеряли? Мы ничего не потеряли. Мы приобрели тогда ярость. Мы готовы были крошить врагов на куски. Зачем они пришли в наши прекрасные горы? — Якуб посмотрел на искрящийся от снега и льда Кавказский хребет. — Если гость — это хорошо. Гость всегда радость хозяину. А они пришли убивать, чтоб завладеть нашей землей. Карачай землей. Карачай горы все равно, что сердце в человеке. Нельзя его отделить от тела, а Карачай от России. Земля как нана. Сын гор не может отдать свою нана в обиду. Тот не сын, кто не поможет матери, когда над ней нависнет опасность.

В догоревший костер кто-то из мужчин бросил сухие ветки. Якуб обхватил руками колено и взволнованно продолжал:

— На подступах к Николинским лесам отставший от нас «пикап» вместе с шофером Ванюшей попал в окружение десантников. Жалко, фамилию Ванюши забыл. Из облзо он. Ваня пустил «пикап» на врага, а сам бросился в кусты и, отстреливаясь, стал пробираться к своим.

Отряд спустился с гор, прошел через Хасаут-Греческое и углубился в ущелье Аксаута. Восемь комсомольцев замыкали отход отряда. Я был с ними. И медсестра Нина… Ее фамилию тоже забыл. Совсем стареть стал, а? Засели мы в теснине. Фрицы тут как тут. Шли за нами. В горы полз бронеавтомобиль. За ним мотоциклисты. Мы лежали, ждали — пусть подойдут ближе. Один не выдержал — стал стрелять. Тогда все стали стрелять. Кто-то сумел пробить скат броневика. Мотоциклисты сразу назад. А мы стреляли… стреляли, пока пули их догонять могли.

Потом мы скоро уходили в горы. Под утро услышали разговор, чужой разговор: «Шнель, шнель». Мы засели. И увидели такое… Впереди шли женщины, дети, старики. В их спины упирались автоматы фашистов.

Разве мы могли стрелять в своих? Командир приказал — без выстрела уйти в глубь ущелья.

Мы шли. Мы быстро шли. Мост в Красный Карачай был взорван отступавшими частями Красной. Армии. Мы пустили под откос весь автотранспорт и на бричках стали подниматься по лесной тропе мимо Караулки.

• Предыдущая
• 32/37
• Следующая