Строговы - Марков Георгий Мокеевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/141
• Следующая

Анна вздохнула и заговорила просящим шепотом:

– Сам бы, Матюша, взялся за хозяйство. Насидимся мы так без хлеба. Да и стайки надо бы поправить, сена подвезти. А бате я больше ничего говорить не буду. Пусть хозяйствует как знает…

Анна вышла за Матвея против воли родителей. Они не хотели этого брака. Сватался за нее другой жених – Демьян Штычков.

Родителям Анны жалко было упустить такого жениха, как Демьян. После смерти отца он остался единственным наследником большого хозяйства. Штычковы исстари считались первыми хозяевами на селе. У них было много скота, пашни, всегда они держали годовых работников.

Но сам жених был с повинкой. Еще в детстве лошадь ударила Демьяна копытом в лицо и переломила нос. Стал он ломоносый и говорил с тех пор гнусавя. Не вышел наружностью Демьян, не чета был Матвею.

Да и в народе Матвея уважали больше. Слава о его смелости в охоте на медведей шла по всей округе. Был он к тому же искусный гармонист, и не одна девка вздыхала, глядя на рослого, статного парня.

Марфа, мать Анны, отговаривала дочь:

– Смотри, Нюрка, насидишься за Матвеем голодом. Хозяйство Строговых не ахти какое. Все богатство в пасеке, а на пасеку надежда плохая. Сегодня она есть – завтра ее не будет. Мор на пчелу и не таких, как Строговы, разорял.

Анна и сама понимала, что мать говорила правду.

Демьян жил богаче, хозяйство его было прочнее. Но Анну тянуло к Матвею. Про себя она думала:

«Ничего, и мы заживем не хуже других. Будем землю пахать, скот разведем, мельницу поставим. Там, на пасеке-то, вон какие просторы. На селе завидовать будут».

И она настояла на своем: ее просватали за Матвея. Демьян Штычков с горя пил без просыпу. Три года он ждал, когда подрастет Анна, считал ее своей невестой. Да и она не отталкивала его – на вечерках заигрывала с ним. Полгода спустя после свадьбы Анны он женился на бедной-пребедной девке Устиньке Ганыпиной.

Утром Захар и Матвей поехали в Волчьи Норы. Сельский староста Герасим Крутков, выслушав Матвея, велел ехать в волостное правление.

Захар вернулся на пасеку, а Матвей поехал с попутчиком в Жирово.

Прошло четыре дня, Матвей не возвращался.

Домашние думали, что он задержался в Волчьих Норах у тестя, Евдокима Юткина, и не беспокоились. Но один случай взволновал их.

На рассвете Агафья пошла доить коров. Едва она открыла дверь, как навстречу ей бросились собаки. Они были с охотниками на Юксе. Агафья оставила подойник на крыльце и побежала в дом.

– Вставай, старик! Вставай скорее! Собаки из тайги прибежали, – видно, Фишка идет, – тормошила она Захара.

Тот вскочил с постели и впопыхах долго не мог надеть штаны.

Пока старик одевался, Агафья разбудила Анну.

Все трое выбежали на крыльцо и стали смотреть на косогор, ожидая появления деда Фишки. Какая нужда погнала его на пасеку? Вот еще беда-то! А ведь сколько лет жили тихо, мирно!

С полчаса стояли они на крыльце, но дед Фишка не появлялся.

– Что за оказия? – сказал, недоумевая, Захар.

– Съездил бы, батя, в село, узнал, что там с Матюшей. Может быть, оттуда в тайгу ушел? – проговорила Анна, в душе тревожась за мужа.

– Верно, Захарка, скачи, узнай. А Фишка пасеку не минует, – сказала Агафья.

Захар помчался в Волчьи Норы.

По дороге он встретил знакомого жировского мужика Петра Цветкова. Петр ехал на пасеку по просьбе Матвея и рассказал Захару, какая беда приключилась с охотниками.

Когда Матвей заявил о происшествии в тайге жировскому уряднику, тот взял двух понятых (одним из них был Петр Цветков), и они все вместе в тот же день выехали в тайгу.

Тележная дорога была только до Балагачевой. Дальше верст двадцать пришлось идти пешком.

Урядник осмотрел труп и, допросив охотников, решил, что убийство совершено ими. Матвея и деда Фишку отвезли в Жирово и посадили в каталажку волостного правления.

Петр Цветков передал Захару сумку с пушниной и поехал обратно. Захар погнал своего коня на пасеку. Бабы, увидев его в окно, выбежали на крыльцо. Захар соскочил с коня и закричал на них:

– Ну, что глаза вылупили?! Накладывайте в туески меду. Матюшка с Фишкой в жировской каталажке сидят. К уряднику поскачу.

Агафья всплеснула руками и хотела заголосить. Анна закрыла свое по-цыгански смуглое лицо фартуком.

Захар взбежал на крыльцо, замахал руками.

– Ну-ну, помокроглазьте у меня!

Не прошло и часу, как он, наскоро пообедав, мчался в волость, нещадно нахлестывая коня.

Прискакав в Жирово поздно вечером, Захар отнес мед уряднику и стал упрашивать его освободить Матвея и деда Фишку хотя бы на поруки.

Урядник обещал подумать. На другой день Захар сунул ему пятирублевик.

Но вечером к Захару вышла толстая урядничиха и передала от имени мужа, что сделать он ничего не может: весь материал предварительного дознания отправлен в город.

Захар плюнул, хлопнул дверью и вприпрыжку побежал со двора. Не долго думая, он завернул в кабак и всю ночь напролет гулял там с каким-то случайным приятелем.

Потеряв где-то шапку-ушанку, он утром приехал на пасеку с повязкой на голове, сделанной из верхней рубахи на манер тюрбана.

Три недели охотники ждали, когда их отправят в город на суд.

Спали они на соломе, зябли, ели черствый хлеб с холодной водой. Дед Фишка вначале храбрился, потом начал грустить, вечерами усердно молился.

Неизвестно, сколько бы еще пришлось сидеть охотникам в каталажке, если бы не приехал в Жирово судебный следователь Прибыткин. Приезд следователя произвел в волостном правлении суматоху. В отдаленную Жировскую волость из города редко кто наезжал.

Пока следователь отдыхал на земской квартире, бабы выскоблили в правлении полы, на окна повесили холстинные занавески.

Владислав Владимирович Прибыткин по окончании юридического факультета надеялся быстро сделать карьеру. Но ему не хватало связей и денег. Отец его, мелкий чиновник, был небогат и незнатен.

Когда из Жировской волости поступило дело об убийстве охотниками неизвестного золотоискателя, Прибыткин сказал себе:

«Ну, Владислав Владимирович, пора и тебе попытать счастья».

Первым на допрос следователь вызвал деда Фишку.

Старый охотник оробел. Дрожащими руками он разгладил бороду, брови, одернул рубаху и, выходя из каталажки, страдальчески посмотрел на Матвея. Но в комнате следователя дед Фишка почувствовал себя спокойнее.

Полное лицо Прибыткина с черной бородой показалось ему добрым.

Следователь читал какие-то бумаги.

– С-с-адитесь вот тут на с-с-с-тул, – проговорил он, не поднимая глаз.

«Да он заика», – подумал дед Фишка, и это показалось ему потешным.

Прибыткин отложил бумаги и взглянул на старика.

– К-к-к-ак фамилия?

Дед Фишка встал.

– С-с-с-иди.

– Фамилия? А вам какую, барин, фамилию? По-уличному нас кликали Забегалкины, а по-писаному – Теченины. Я, нычит, Финоген Данилов Течении.

– Хорошо. С-с-с-колько тебе лет, Теченин?

– Седьмой десяток, барин, живу.

Следователь окинул его насмешливым взглядом.

– Лет тебе много, а здоров к-к-как?

Дед Фишка вовсе размяк, осмелел:

– О барин! Здоровьем бог не обидел, за мной не каждый угонится. Я умру, а ногой дрыгну.

Прибыткин засмеялся, повеселел и дед Фишка.

Но вдруг следователь откинулся грузным телом на спинку стула и в упор уставился на старика холодными, пронизывающими глазами.

– Ну, с-с-с-тарик, шутки в с-с-торону! С-с-с-ознавайся чистосердечно: много золота взяли?

Дед Фишка соскочил со стула и, торопливо крестясь, стал уверять:

– Что ты, барин! Ай мы разбойники какие! Мы, барин, люди смирные. Мы и зла-то никому, кроме как медведям, не делаем. Вот тебе крест! Мы по совести заявили. Думали – грешно погибшего человека бросать. Нет, барин, ты выпусти нас, настрадались мы тут в неволе.

– С-с-сядь, Теченин, с-с-сядь! – приказал следователь.

• Предыдущая
• 5/141
• Следующая