Отражение Улле - Марков Александр Владимирович (биолог) - Страница 59

• Предыдущая
• 59/72
• Следующая

— Зачем ты это сделала? Даже марбиане не тронули нас. А ты… За что тебе нас ненавидеть?

— Грязные выродки, — прохрипела Грага, вращая жуткими выпученными глазами и судорожно вздрагивая. — У вас и так было все… вонючие счастливчики… а у нас только сила… и вера, что не бывает иначе… но вы и это отняли… дерьмо. Убью!

Грага попыталась схватить Эйле за горло, но промахнулась — руки не слушались. Кулу, зайдя сбоку, всадил-таки нож ей в сердце.

Эйле бросила на Кулу взгляд, полный гнева, и что-то крикнула, но слова ее потонули в оглушительном грохоте. Столб огня взметнулся в сотне шагов к югу, посыпались градом ледяные обломки.

— Пушки! — крикнул Аги. — Плохо дело. Надо уходить!

У них остался только один путь к отступлению — на северо-восток, к скалам. Они побежали, и облако пара над входом в Дуль-Куг ненадолго скрыло их от врагов.

Два мертвых тела остались на красном снегу у провала.

Взрывы следовали один за другим. Глыбы льда пролетали над самыми головами беглецов, но никто пока не был ранен. Они достигли первых утесов и начали подниматься на кряж, перебегая от валуна к валуну. В небольшой лощине в четверти мили над ледником остановились перевести дух. Отсюда вражеское войско было видно как на ладони. Всадники на мамонтах и мохнатых конях миновали дымящееся отверстие шахты и приближались к скалам, а один мамонт уже поднимался по ущелью. Пушки продолжали стрелять, и взрывы раздавались то слева, то справа, с каждым разом все ближе.

Мешкать было нельзя, и после краткой передышки они двинулись дальше. Вдруг сверху из-за нависшей скалы раздался рев мамонта. «Неужели окружены?»

— Эй! Сюда!

Голос Хресы. Вот это удача!

— Вижу, вы совсем не наделали шума там внизу! За вами почти никто не гонится, разрази меня Улле!

— Белолобый! Хреса! Мама!

Они обогнули утес, и мамонты посадили их себе на спины и понесли. Теперь беглецы поднимались куда быстрее, но скрываться от глаз неприятеля уже не могли. Мохнатые гиганты оказались слишком хорошей мишенью. Один из снарядов разорвался совсем близко, и обломок камня ударил Бату в грудь. Бату наклонился вперед и прижался к затылку Белолобого. Кровь была почти не видна на красноватой шерсти. «Все, конец, — подумал Орми, до боли стискивая зубы, — Пропал Бату. Дня не протянет».

Мамонты поднимались все выше, и вот уже пушечные выстрелы перестали доставать их. Грохотало теперь только позади, а потом стрельба и вовсе прекратилась. Гуганяне бросили пушки: слишком тяжело было тащить их вверх по крутому склону.

Но погоня не отставала. Внизу, на ледяной равнине, почти не осталось солдат, все они карабкались по уступам, ручьями и реками тянулись по ущельям; мамонты шли впереди всех, за ними, с небольшим отрывом, конные и пешие воины.

Гуганяне, те, что на мамонтах, держались от беглецов в полумиле, так что Белолобому и Маме приходилось бежать без остановок: стоило расстоянию немного сократиться, и в ход пошли бы ружья.

Подъем становился все круче и опаснее. Потом Предельные горы и вовсе вздыбились отвесной стеной, оставив беглецам единственный проход: глубокое узкое ущелье, только-только протиснуться мамонту. Его дно круто поднималось; там было полно снега. Белолобый следом за мамонтихой вошел в ущелье, и тогда Бату шевельнулся и сказал:

— Здесь ты меня сними, друг мамонт. Ни к чему волочь на спине мертвеца. А ты, Орми, дай мне ружье, а лучше два. И не спорь, пожалуйста, я дело говорю.

Орми, похоже, что-то попало в глаза. Он еще сильнее стиснул зубы и промолчал. Белолобый бережно опустил Бату на снег. Потом протянул хобот за ружьями.

У входа в ущелье лежал валун. Бату пополз к нему, оставляя в снегу кровавую борозду. Ружья, целых три штуки, он тащил за собой, и видно было, что ноша ему не по силам. Но он преодолел эти пять сажен и, притаившись за камнем, направил ствол на врагов. Стрелять было еще рано. Бату замер.

— Прощай, — сказал Элгар странным глухим голосом. — Имир видит тебя сквозь тучу.

Мамонты побежали вверх по дну ущелья. Эйле плакала. Хреса утерла сопли. Потом они услышали выстрел. Бешеный рев, грохот. Долгая тишина. Белолобый и Мама поднялись еще на четверть мили, прежде чем второй выстрел прокатился эхом по ущелью. И снова рев и грохот.

— Верный глаз у него, — сказал Кулу.

Беглецы поднимались до самой ночи и выстрелов больше не слышали. Погоня сильно отстала. Они решили остановиться на краткий отдых. Мороз стоял лютый; по счастью, тюки с гуганской меховой одеждой были на месте, и все смогли одеться потеплее. В трещинах скал кое-где торчали сухие деревца и чахлый обледеневший кустарник. Кулу развел огонь. Костер показался им настоящим чудом: никто не надеялся найти топливо так далеко на севере, да к тому же высоко в горах.

— Это еще ничего, — сказала Хреса, протягивая к огню побелевшие руки, — Прошлой зимой в горах Мару не такого лиха хлебнули. Это разве мороз.

Хреса не теряла времени даром, пока ее спутники были в Дуль-Куге. Ей удалось подстрелить пару снежных козлов, и теперь они болтались по бокам мамонтихи, связанные за рога прочной веревкой. Так что путникам было чем утолить голод.

— Куда мы теперь? — спросил Кулу мрачно, вороша палкой угли. — На носу зима. В горах только подохнуть. Чего молчишь, старый? Отвечай.

Элгар смотрел поверх голов в черное небо.

— Я узнал эти места, — сказал он спустя минуту, — Здесь проходит единственный путь через горы на восток. В давние времена на этих склонах шумели кедры и всегда было тепло, даже зимой. Глубинный жар Земли согревал долины и ущелья по обе стороны перевала. Потому-то и сейчас здесь нет вечных снегов, хотя внизу — ледник толщиной в полмили. А теплее всего было в долине Иггир. По склонам там били горячие ключи, и только дно оставалось прохладным.

— Иггир? — Орми нахмурился. — Не та ли это долина, куда спустился Улле с небес и которая теперь зовется Темной землей?

— Да, это она, — сказал Элгар. — И мы не минуем ее, если гуганяне будут преследовать нас и дальше.

— Куда ж они денутся, — буркнул Барг, — Такую силу пригнали — теперь не отступятся. А что, худо нам в этой Темной земле?

— Если б вернулся оттуда хоть кто-то живой, мы бы знали, худо ли там, — сказал Энки.

— Так надо ее обойти. Неужели другого пути нет?

— Есть, — сказал Элгар. — Был раньше, по крайней мере. Но кажется мне, что нам не миновать долины Иггир. Энки, шкура с письменами у тебя? Дай-ка ее мне.

Элгар какое-то время водил пальцем по знакам, беззвучно шевеля губами.

— Вот оно, смотрите: «И все же для того, кто осмелился бросить вызов Губителю, нет иного пути, нет иной цели; куда бы ни шел он, судьба приведет его в долину Иггир. Мрак, покрывающий Землю, исходит оттуда».

— Судьба, — проворчал Кулу. — Какая такая судьба? Не верю я в эти бредни. Я не боюсь ни гуганян, ни марбиан этих вонючих — никого. Но и без толку подыхать неохота. Если там, в этой поганой долине, верная смерть и ничего больше — зачем туда лезть?

— Правильно, — сказала Эйле с усмешкой. — Как ты говорил, Элгар? Мы должны поступать по совести и быть честными перед собой? Так вот: по совести люди на бессмысленную смерть не ходят. А если судьбе угодно все же загнать нас в долину Иггир, то это уже ее забота. Предоставим это ей.

— Кому? — не поняла Хреса. Эйле смерила ее взглядом.

— Судьбе, Хреса, судьбе.

И больше в тот вечер никто не сказал, ни слова.

Еще три дня они поднимались. Иногда, взобравшись на высокий уступ, видели внизу погоню. Гуганяне хоть и сильно отстали, но не собирались сдаваться.

— Ишь как уверенно ползут, — заметил Барг. — Особо и не торопятся. Как будто мы уже у них в руках.

— Наверное, тоже верят в судьбу, — сказала Эйле. — Или просто знают, что нам некуда деться.

И ее слова, судя по всему, были недалеки от истины. Спрятаться от преследователей было негде, и отряду оставалось только подниматься все выше и выше. Свернуть они тоже не могли. Путь их лежал по широкой впадине, ограниченной с обеих сторон неприступными склонами снежных пиков, вонзавшихся вершинами в небо.

• Предыдущая
• 59/72
• Следующая