Кольцо мечей - Арнасон Элинор - Страница 43

• Предыдущая
• 43/71
• Следующая

— Религия, политика, искусство, физическая культура и образование, — продолжал он. — Это фундамент любой общины и должен быть заложен, как можно быстрее. После этого строят жилища, помещения для животных и заводы. Закладываются сады, вскапываются огороды, пастбища обносятся изгородями. И тогда — обычно на это уходит около года — прибывают женщины с детьми. Вот как положено это делать. Вот как мои предки покинули Хей и поселились в долине Атала. Мы все еще посылаем дары нашим родичам, совершаем обряды вместе с ними и с благодарностью и любовью помним все, что они сделали для нас в первые годы.

— Но в одиночку вы что-нибудь делаете?

— Почти нет. Ники говорит, что практически все, чем стоит заниматься, требует по меньшей мере двоих. Но, видимо, у вас это не общепринятое мнение. В сущности вы привержены одиночному образу жизни. Я подметил это в ваших книгах, которые читал. Посмотрите на Гека с Джимом. Они плывут по течению реки, как любовники-подростки, которым удалось избавиться от обязательств, чего мы вопреки своим мечтам никогда не делаем. И даже в той книге на корабле, полном мужчин, я почувствовал дух одиночества. Капитан всегда один. И тот, кто рассказывает, тоже… Ха! Какие вы все-таки! Невозможно понять!

Анна не нашла, что ему сказать, а потому задала вопрос. К поясу шортов Вейхара были прикреплены три металлические круглые бляхи — как и у всех встречных. Что означают эти бляхи?

— Одна удостоверяет личность, вторая ранг, а третья — род. У Ники их только две, потому что у него нет семьи. Или во всяком случае, эмблемы семьи. Я привык его видеть и не задумываюсь о том, что это такое — носить только две бляхи. Но иногда взгляну на него и вспомню. У меня волосы встают дыбом. — Он искоса бросил, на нее взгляд… Какой? Озабоченный? Несчастный? — Просто не понимаю, как он не прервет свою жизнь.

Они подошли к человеческому сектору, и он простился с ней. Она вошла и села наблюдать за переговорами. Ник, сидевший рядом со своим генералом, не показался ей несчастным. На форме Люди блях не носили, а потому его отличие от остальных не бросалось в глаза.

Обсуждался обмен пленными. Где его производить? Как обеспечить невозможность обмана? И единственное выражение, какое можно было уловить на лице Никласа, исчерпывалось скукой.

Я сидел на краю кровати Гвархи и натягивал носки, обнаружив их в дальнем углу кровати, где, насколько мне помнилось, я их не оставлял.

Он протянул руку и легонько погладил меня по плечу.

— Я все смотрел на человеков и думал, как должно быть странно не иметь меха, быть таким незащищенным, таким уязвимым.

Кроме того, я не помнил, чтобы вывернул носки наизнанку.

— Не удивительно, что вы сверху до низу прячетесь в одежде. Не удивительно, что движения у вас такие скованные, словно вы все время ожидаете нападения. Как, наверное, жутко быть такими… таким… — он поколебался, — открытым для вселенной. Я это хочу сказать?

— Может быть.

Он смотрел на меня сощуренными глазами. Я не видел ни горизонтальных зрачков, ни нечеловечески-ярких радужек. Между темно-серыми веками только чуть-чуть что-то поблескивало. И все равно лицо оставалось далеким от человеческого: черты широкие и приплюснутые, уши слишком большие, посажены слишком высоко и все покрыто бархатом меха. Последнее время я все острее замечаю различия, скорее всего потому, что постоянно вижу землян.

— И все-таки интересно, — продолжал он, — обладать телом всюду чувствительным, как губы, рот и ладони.

— Вот, значит, о чем ты думаешь по время переговоров!

— Только, когда ты переводишь мои слова. Я знаю, что было мной сказано, и знаю, что ты переведешь точно. Я гляжу на человеков и думаю: каково этим двоим заниматься любовью? Оба не защищены, оба чувствительны. Все обнажено и эротически доступно. Ничто — ни единая часть тела не укрыта.

Черт и черт! Я покосился на остальную мою одежду на вешалке рядом с одеждой Гвархи. Как бы выпутаться их этого разговора!

— А ты спроси у человеков, каково это. Все-таки некоторое разнообразие в обсуждаемых темах. «На что это похоже, когда вы, ребята, трахаетесь?» Или попроси у них что-нибудь порнографическое. Но, конечно, пристойно-порнографическое. Это выйдет забавно.

— Почему?

— Так они же не могут выписать для тебя, что под руку попадется. А вдруг это окажется таким пакостным, что вы решите больше дело с человечеством не иметь.

— Но что может быть хуже того, что мы уже знаем?

Я пропустил это замечание мимо ушей.

— Нет, мне очень нравится мысль, как на Земле состоится совещание для того, чтобы определить, какой тип гомосексуалистской порнографии представит человечество в наилучшем свете.

— А почему ты не хочешь сказать мне, что чувствуют человеки в процессе любви?

— Я забыл.

— Лжешь, — заметил он после некоторого раздумия. — Такое не забывается.

— Мы же принадлежим к разным расам, разным биологическим видам, первозащитник. И сексуальный опыт у нас разный. Даже и теперь мы воспринимаем одно и то же по-разному. С чего ты взял, будто знаешь, что я помню и чего не помню? И я же без конца твердил, что у человеков стремление к укромности гораздо сильнее, чем у Людей.

Он уставился на меня уже широко открытыми глазами.

— Ты говоришь так много, что, по-моему, ты правда высказываешь свои мысли. Мне бы вспомнить твое прозвище. Под шумом — тишина. Ты закутываешься в него как в плащ.

Я промолчал.

— А все потому, что у тебя нет естественной защиты, — он снова коснулся моего плеча. — И о чем только думала Богиня?

Я встал и кончил одеваться.

Из журнала Сандерс Никласа и т.д.

На следующий день ее провожатым был Вейхар. Когда они пришли в сектор Переговоров-С-Врагом, один из хварских часовых сказал что-то.

— После того как я провожу вас в наблюдательную комнату, — объяснил Вейхар, — мне приказано присоединиться к нашим делегатам. Ха! Хорошо, что я надел мою военно-космическую форму.

— Но что произошло?

— Не знаю. Мне неприятно торопить вас, Анна, но…

Они торопливо направились к комнате наблюдений. Вейхар расстался с Анной у двери. Внутри голограмма уже была включена и показывала зал с двумя рядами кресел. Анна села. Вошли земляне. Вид у них был обычный. Однако хвархаты словно бы в чем-то изменились. Впервые Люди выглядели неуклюжими. Секунду спустя Анна обнаружила причину. Среди них был кто-то новый, громоздкий и темно-серый. Форма была ему тесновата. Он вошел вместе с генералом. Затем они обошли ряд кресел с двух сторон, стараясь (так ей показалось) двигаться синхронно, так чтобы сойтись у двух центральных кресел одновременно.

Встретившись, они разом повернулись к землянам, стоя плечом к плечу. Массивный хвархат возвышался над Эттин Гвархой на полголовы и был заметно шире. Остальные хвархаты тоже обошли кресла с двух сторон, очень неохотно (как показалось Анне) и стараясь держаться как можно ближе к сиденьям. Даже Вейхару было словно бы не по себе, и его движения утратили обычную грациозность.

Генерал посмотрел по сторонам. Его массивный сосед кивнул, и все сели. Генерал, захваченный врасплох, чуть помедлил и опустился в кресло на секунду позже остальных.

В нем чувствовалось напряжение. Рассержен, подумала Анна. В ярости. Затем он расслабился и, наклонившись к массивному соседу, что-то сказал вполголоса. Тот усмехнулся. Зубы у него были крупные, квадратные и очень белые.

— Мне должно представить Головного Лугала Цу, — перевел Вейхар. — Рядом с ним Мин Манхата, его переводчик.

Хаксу представил делегацию землян.

Интересно, подумала Анна. Но что стоит за этим?

Ничего хорошего, поняла она к концу заседания. Лугала Цу ни секунды не сидел спокойно. Это не слишком бросалось в глаза, не переходило в открытую грубость, но тем не менее он менял позу — особенно, когда говорил Эттин Гварха, хмурился, кривил губы. Иногда чуть наклонялся к своему переводчику, словно собираясь что-то ему сказать, но ни разу ничего не шепнул. В начале заседания генерал несколько раз поглядывал на второго головного и наконец обратился прямо к нему.

• Предыдущая
• 43/71
• Следующая