Солнце в декабре - Брагинский Эмиль Вениаминович - Страница 21

• Предыдущая
• 21/37
• Следующая

В том, что заклинатель бьет кобру, не боясь быть укушенным, нет ничего особенного. Ядовитые зубы у змеи выдраны. Без зубов же ей кусаться нечем. Так что каждый может стать заклинателем, если научится дудеть и… выдирать у змей ядовитые зубы. Следует учесть, правда, что змея оказывает посильное сопротивление. И что у нее в отличие от людей удаленные зубы вырастают снова. И надо не прозевать этот момент. А в остальном спокойная профессия…

Те, которые были с питоном, хотели показать нам изумительное зрелище: питон душит человека. Но мы были не кровожадны.

Когда заклинатели вдоволь надуделись, показался еще один маэстро. Он тащил на поводке упирающегося симпатичного зверька, мохнатенького, похожего на большую белку.

— Мангуста! — закричали заклинатели нестройным хором.

За демонстрацию кобр мы заплатили. Теперь за несколько дополнительных рупий нам предлагали еще одно зрелище: бой мангусты со змеей. Маленький бесстрашный зверек кидается на змею и в жестокой схватке прокусывает ей голову. В этой схватке девяносто девять шансов у мангусты и только один у кобры. Кобра, представляющая для человека такую опасность, для мангусты — обыкновенная еда. А павлины, например, тоже ловко бьют кобр острыми клювами, как наши куры бьют гадюк…

Просто так, «лицом к лицу», мы со змеями не встречались…

Но однажды, это было в Мадрасе, мы поехали в Академию музыки, драмы и танца. Двухэтажный особняк, где она разместилась, окружен прекрасным садом, который выходит к морской лагуне. Я пошел гулять по саду, любуясь деревьями, травой и ослепительными тропическими бабочками — пределом мечтаний московских коллекционеров. Вдруг раздался отчаянный крик. Наш милый хозяин, писатель Сундарам, увидел меня в саду. Не понимая причин паники, я медленно повернул обратно. Как выяснилось, я гулял по известному змеиному месту. Здешний сад кишмя кишел ядовитыми гадами. Правда, змея никогда не нападает первой, предварительно нужно на нее наступить. Очевидно, я не наступил. Перед тем как напасть и цапнуть, змея закидывает назад голову, выдерживает паузу и только потом выбрасывает вперед переднюю половину тела. Во время этой паузы можно успеть прочесть начальные слова молитвы. Больше я не гулял по садам…

Советское консульство в Мадрасе тоже расположено в неплохом особняке с садом. Время от времени туда приглашают «дударей». Они дудят, змеи выползают из нор, заклинатели хватают их за хвосты и переправляют в мешки. Осенью выловили дюжину кобр, а при нас — двадцать пять. Причем двадцать пятая была уже дохлой. Она погибла при попытке проникнуть в дом через установку для кондиционирования воздуха. Ее победила техника.

Во дворе консульства живет дикий мангуста. Когда змей отлавливают, он остается без прокорма и переходит на колбасу.

Если все это правда и змей действительно ловят при помощи музыки, возникает естественный вопрос: можно ли в Мадрасе пользоваться магнитофоном?

Змеями принято пугать всех приезжих. Один мой знакомый с серьезным видом объяснял: в отеле одеяло подворачивают с боков под матрац, чтобы не забралась змея. И слуга, который заходит в номер вечером, смотрит, не заползла ли кобра, и, если находит ее, просит удалиться.

Змей в Индии обычно не убивают. В Кочине рыбаки при нас выловили в сетях ядовитую морскую змею. (Однажды мне довелось видеть, как она плавает, гордо подняв над водой тонкую голову.) Они ее не убили, а взяли палку, расщепленную на конце (у нас на юге такими палками снимают с дерева груши), подцепили змею и отправили обратно в море.

В Индии змеи священны. Они живут в храмах и, говорят, безобидны. Они уничтожают мышей и крыс. Рассказывают, что в некоторых деревнях крестьяне держат ручных змей, которые пьют молоко и ловят мышей, как кошки.

Но есть у кобр еще одно свойство, что дает им возможность в какой-то степени конкурировать с мавзолеем Селима Чишти в Мертвом городе. Дело в том, что, по народному поверью, человек, который убьет кобру, не будет иметь детей! В музее Мадраса можно увидеть древние «змеиные» камни. Их устанавливали под священным деревом те, у кого не было детей. Раз нет детей, значит, в предыдущем рождении они прикончили кобру и теперь замаливают грехи (по индийской религии, человек рождается много раз. Но про предыдущие жизни ничего не помнит)…

В Агре я упал. Примитивно и некрасиво упал в номере, когда складывал чемодан, и растянул мышцу на спине. Я кое-как доплелся до машины. Потом с трудом перебрался в поезд и вышел в Дели полным инвалидом. Меня начали одолевать всякие грустные мысли. Утешало лишь то, что с моим другом и постоянным соавтором Эльдаром Рязановым приключилась в Бразилии аналогичная история. Он, правда, и на этот раз перещеголял меня — упал не в номере гостиницы, а роскошно свалился на бетон у новейшего достижения архитектуры. Он получил растяжение мышц, и его вылечили втираниями випратокса, препарата, содержащего змеиный яд. Мне тоже купили випратокс, я растер им спину и наутро был почти здоров, а после второго растирания вовсе забыл про неприятное происшествие.

Поэтому я присоединяюсь к призыву, который был опубликован в газете «Известия»: «Берегите змей, особенно ядовитых».

Очевидно, в этой главе следует рассказать и о настоящей интермедии со змеями, которая разыгрывается обычно в середине августа в деревне Ширала, в двухстах пятидесяти милях от Бомбея. Существует предание, что жители Ширалы обладают наследственным иммунитетом против укуса кобр. Когда-то, очень давно, в Ширале жил святой, который считается основателем иммунитета.

Праздник называется Нааг Панчами. Мужчины отлавливают сотни кобр и приносят их к храму. Разумеется, живыми. Причем каждый из мужчин старается добыть как можно больше змей.

Женщины надевают на себя лучшие одежды, приносят в храм глиняные блюдечки и кувшины с молоком. Над головами живых кобр наливают в блюдечки молоко и предлагают им угощение. После долгого богослужения кобр (тех, которые не расползлись) относят в поле, и там опытные мастера показывают традиционные представления. Наверно, играют на свирелях, а змеи «танцуют». Я пишу «наверно», потому что, по счастью, на этом празднестве не был. Но то, что поздно вечером, когда уже совершенно темно и не видно, в какую сторону змеи направятся, их всех отпускают, это совершенно точно…

В наш электронный, космический, кибернетический, сверхскоростной век мы постепенно разучились поражаться, все принимаем как должное.

Архитектура нас тоже не потрясает. Сидя дома у телевизора, попивая, ну, скажем, томатный сок, мы спокойно взираем на творения Казакова, Палладио и Оскара Нимайера. «Ну и что?» — говорим мы. «Корбюзье спланировал город Чандигарх. Посмотрите, пожалуйста», — приглашает нас ведущий передачу. Мы смотрим на голубой экран и в этот же момент едим творог, который полезен человеческому организму и от чего-то предохраняет. Мы смотрим на экран и делаем замечание сыну, чтобы он наконец оставил свой нос в покое. Телевидение прочно вошло в нашу жизнь, расширило наш кругозор и сделало нас образованными в мировом телевизионном масштабе. Телевидение было последним этапом в разрушении человеческой эмоции, которая называлась когда-то «удивление, смешанное с восторгом». Из туристских поездок никто не шлет теперь восторженных писем. Пишут обычно так: «Были в Венеции. Очень симпатичные каналы. Только вот пахнут… Посетили могилу известного художника Тициана. Катались на гондолах. Гондола — это лодка без весел, лодочник-гондольер держит в руках шест. Помнишь, мы видели его в передаче Клуба кинопутешественников, которую ведет товарищ Шнейдеров. Еще мы ели лепешки с сыром. Да, на мосту Риальто я купил кофточку тебе и кофточку дочке, зеленую…»

Телевидение — это великая сила. Теперь оно стало цветным. Скоро картины Рембрандта, Веронезе, Ван-Гога, Серова станут «транслировать» в цвете. И тогда мы перестанем удивляться поразительному красочному богатству великих мастеров.

• Предыдущая
• 21/37
• Следующая