Незабудки для тебя - Робертс Нора - Страница 16

– Хм… очень мило с твоей стороны, – проговорила Лина. – Ты прав, бабушка – очень сильный человек. Дюпри, милый! – позвала она, не сводя глаз с Деклана. – Закроешь заведение, ладно? Я – домой.

Она достала из-под стойки сумочку, закинула ее на плечо.

– Лина, можно мне проводить тебя до дома?

– Можно.

Она вышла из-за стойки. Улыбнулась, когда он распахнул перед ней дверь.

– Слышала, ты без передышки работаешь в Доме Мане?

– День и ночь, – подтвердил он. – Начал я с кухни. И уже многое успел сделать. А тебя в последнее время что-то не видать на берегу.

– Да, несколько дней я туда не заглядывала. – Она умолчала о том, что не заходила к бабушке намеренно – не хотела искать встречи с Декланом, предпочитала проверить, сделает ли он первый шаг.

Вместе они вышли на улицу.

– Познакомился с Руфусом. Он меня одобрил.

– Бабушка тоже.

– А ты?

– Меня они тоже одобряют.

Деклан рассмеялся. Лина повернула к высоким металлическим воротам, за ними оказался крошечный мощеный дворик, посреди которого стояли железный стол и два стула.

– Лина… – Он взял ее за руку.

– Вот здесь я и живу. – Она указала на лесенку, ведущую на галерею второго этажа, которой он так восхищался в прошлый раз.

– Ну вот! А я-то надеялся вскружить тебе голову своим обаянием и шармом в ходе долгой вечерней прогулки! Знаешь, раз так, почему бы нам…

– Нет. – Повернувшись, она уперлась ладонью ему в грудь. – Зайти я тебя не приглашаю. Во всяком случае, не сегодня. А дальше – поглядим.

С этими словами она приподнялась на цыпочки и, обхватив его за шею, прижалась губами к его губам.

Деклану показалось, что земля под ним закачалась и поплыла. Что за поцелуй! Он пробудил в нем совершенно неописуемые ощущения.

Сладостная нежность ее языка и губ, тепло податливого тела, одурманивающий запах духов…

Но едва он осознал, что происходит, как она отстранилась.

– А ты хорошо целуешься, – проговорила Лина, коснувшись кончиком пальца его губ. – Мне понравилось. Доброй ночи, Дек.

– Подожди минутку!

Хоть Деклан и был потрясен до глубины души, но не настолько, чтобы превратиться в паралитика! Он схватил ее за руку.

– У меня большая практика. – С этими словами он развернул ее лицом к себе.

Накрыв ее улыбающиеся губы своими, гладя ее по спине одной рукой, а другой зарывшись в ее волосы, он позволил себе полностью отдаться поцелую.

«Вот это да!» Эта мысль звенела у нее в голове, а больше Лина ни о чем думать не могла. Она просто таяла у него в руках. Губы его были нежными, но она чувствовала его сдерживаемое нетерпение и вспышки плотского голода. Сильные руки крепко сжимали ее в объятиях.

А вкус его поцелуя… казалось, было в нем что-то полузабытое и родное.

Слышно было, как распахнулась дверь бара, загремела музыка; дверь захлопнулась, музыка стихла. Мимо проехала машина – из ее распахнутых окон доносился энергичный рок-н-ролл.

Лина прижималась к Деклану всем телом, положив руки ему на плечи. От него исходил и окутывал ее пьянящий жар.

– Отлично целуешься, – повторила она и потерлась щекой о его щеку. Раз, другой. – Но сегодня я тебя не приглашаю. Мне нужно подумать. О тебе.

– Ладно. Но я еще вернусь.

– К Лине всегда возвращаются. – «Но ненадолго», – мысленно добавила она. – А теперь езжай домой, Деклан.

– Я подожду, пока ты войдешь в дом.

Она удивленно подняла брови.

– А ты настоящий джентльмен. – И, поцеловав его в щеку на прощание, двинулась вверх по лестнице.

Отперев дверь, она посмотрела вниз. Деклан стоял, устремив на нее взгляд.

– Сладких тебе снов!

– Хорошо бы – для разнообразия! – проворчал он, когда за ней закрылась дверь.

Дом Мане

2 января 1900 года

Все это ложь!

Холодная, жестокая, наглая ложь! Никогда, никогда он не поверит, что его милая Абби от него сбежала! Бросила его, бросила ребенка…

Люсьен, обхватив голову руками, сидел на кровати. Уже два дня – с тех пор, как вернулся домой и узнал, что жена исчезла, – он пребывал в смятении и отчаянии.

Сбежала с другим, так ему говорят, с любовником, с которым встречалась всякий раз, когда Люсьен уезжал по делам в Новый Орлеан.

Все ложь!

Он был у нее первым и единственным. В этом он убедился в первую брачную ночь. Его жена была невинна, чиста как ангел!

С ней что-то случилось. Люсьен разжал руки, невидящим взором уставился на лежащие перед ним брошь-часы – подарок Абби в день, когда он предложил ей руку и сердце. Случилось что-то ужасное, Люсьен чувствовал это.

Но что? Что могло заставить ее покинуть дом среди ночи?

Люсьен вскочил и снова начал мерить шагами комнату, взад – вперед, взад – вперед.

Может быть, заболел кто-то из ее родных? Но нет, дело не в этом. Разве не обе́гал он, как безумный, все болота? Разве не обошел всех ее родных и друзей, требуя, умоляя, заклиная рассказать, куда она могла скрыться?

Да и сейчас слуги прочесывают дорогу, болото, поля.

Но он знает: по обоим берегам реки уже летят слухи и злобные сплетни.

Словно наяву, ему слышится ядовитый шепоток за спиной: «А чего он еще ждал? От этой шлюхи, от дешевки с болот!»

Неправда! Это ложь – отвратительная, мерзкая ложь!

Дверь распахнулась. Жозефина никогда не утруждала себя стуком в дверь, пренебрегая воспитанием и хорошими манерами. Дом Мане принадлежит ей, отныне и навечно, она может входить куда и когда пожелает.

– Люсьен!

Он резко обернулся.

– Ее нашли?

Вернувшись с болот, он не переменил испачканную одежду, не снял сапог, даже не умылся. Лицо его, забрызганное грязью, озарилось безумной надеждой.

– Нет. – Жозефина решительно захлопнула дверь. – И не найдут. Она сбежала. Быть может, прямо сейчас смеется над тобой вместе со своим любовником.

Она столько раз повторяла эти слова, что уже сама почти в это поверила. Еще немного – и это станет правдой.

– Нет! Она не могла сбежать!

– Дурень! По-дурацки женился – и после свадьбы остался дураком! – Она подошла к гардеробу, распахнула дверцы. – Разве ты не заметил, что она взяла с собой кое-какую одежду? Горничная тебе не сказала?

Он видел лишь голубое бальное платье – пышное, словно свадебный торт, с оборками и розетками. Она так восхищалась этим платьем!

– Горничная ошиблась… – Но голос его дрогнул.

– Нет, это ты ошибаешься! А как насчет драгоценностей? – Жозефина сняла с полки обтянутую кожей шкатулку, откинула крышку. – Где жемчуга, что ты подарил ей на Рождество? А бриллиантовый браслет – твой подарок, когда ты узнал, что она беременна?

– Их кто-то украл.

Презрительно фыркнув, Жозефина вывалила содержимое шкатулки на диван.

– Взяла то, что ярче блестит. Таких девиц всегда привлекает внешний блеск. Обольстила тебя, втерлась в нашу семью, а теперь опозорила всех нас, покрыла стыдом наше имя!

– Нет! – крикнул Люсьен, сердце его рвалось на части. – Абби не могла меня бросить! Не могла бросить Мари-Роз!

– Быть может, к ребенку она и была привязана, но, как видно, они с любовником предпочли не обременять себя младенцем. И вообще, Люсьен, почему ты так уверен, что этот ребенок от тебя?

Щеки его запылали алыми пятнами гнева.

– Как ты можешь спрашивать? Ты целый год прожила с ней под одной крышей – и смеешь так о ней говорить?!

«Зерно сомнения посеяно, – сказала себе Жозефина. – Осталось его взрастить».

– Смею. Именно потому, что жила с ней под одной крышей – и при этом, в отличие от тебя, не была ни ослеплена похотью, ни околдована, уж не знаю чем там она тебя околдовала. Ты виноват не меньше ее. Если бы ты удовлетворял свои аппетиты как все прочие мужчины – дал бы ей денег, подарил пару побрякушек, – то не навлек бы на нас два скандала подряд!

– Платить ей? Как шлюхе? Как платит своим женщинам Жюльен? – Люсьен шагнул вперед, дрожа от ярости. – Моя жена – не шлюха!