Шофферы или Оржерская шайка - Берте (Бертэ) Эли - Страница 83

• Предыдущая
• 83/111
• Следующая

Человек вышел было уже, как Даниэль снова вернул его.

– Контуа, – сказал он, – остерегитесь разнести по дому эту грустную новость. Дайте мне с необходимыми предосторожностями сообщить о ней Марии. Если вас спросят, скажите, что болезнь настолько серьезна, что требует доктора.

Контуа только знаком одобрил эти благоразумные меры. Через пять минут он явился с ключом и поспешил в деревню.

Снова водворилось молчание. Ладранж был грустен, задумчив. Бо Франсуа, подражая ему, тоже сидел с наклоненной головой и мрачной физиономией; только его полузакрытые глаза не покидали желанного портфеля, и незаметно он придвигал свой стул все ближе к столу, чтобы иметь возможность при первом же удобном случае схватить его.

Пока он, рассчитывая, что горе как-то парализовало Даниэля, производил этот маневр, последний, невзначай обернувшись к нему, был поражен выражением его лица. Проследя за почти что магнетическим взглядом Бо Франсуа, он увидел, что глаза того остановились на портфеле, отданном ему накануне нотариусом.

– Бедный Лафоре, – проговорил он грустно, – точно он повиновался какому-то предчувствию, отдавая мне эти бумаги. До сих пор я не обратил на них внимания, при настоящих же обстоятельствах необходимо посмотреть, что за бумаги дал он мне на сохранение.

И взяв портфель, он открыл его.

Бо Франсуа сделал движение, чтобы броситься на своего двоюродного брата, вырвать у него из рук портфель и бежать с ним. И что могло бы в этом помешать ему? Даниэль не в силах был бороться с ним, никого не нашлось бы в замке, кто остановил бы его, а все ходы этого старинного помещения ему были хорошо известны; но именно это-то сознание своей силы и удержало его; наступила опасность, и его заняла борьба. Поэтому-то он остался спокойно сидеть на своем стуле, только откинув маску лицемерного участия. Лицо его выражало обычную свирепость и зверство. Его поза дышала гордостью, вызовом, его презрительная улыбка и смелый взгляд, казалось, смеялись над целым светом.

Между тем, молодой администратор открыл портфель Лафоре и внимательно перечитывал найденные там бумаги. Вдруг он вздрогнул и блестящими ошеломленными глазами взглянул на Бо Франсуа. Этот не пошевельнулся, только улыбка его стала еще злее; но уже Даниэль, увлеченный открытием, продолжал чтение.

Наконец, бросив на стол бумаги и наклонясь к Франсуа Готье, он сказал ему глухим, потрясающим голосом:

– Это вы негодяй!… Это вы убили его!… Но я отомщу за него!

На этот раз атаману Оржерской шайки оставалось одно – спасение в открытой борьбе. Но, к счастью Даниэля, он вместо того начал разыгрывать роль изумленного, не понимающего.

– Э, любезнейший мой кузен, – начал он насмешливым тоном, – какая муха кусает вас? Или, может, сокрушение о смерти этого старого писаки в вашем доме, помрачает ваш рассудок?

– Прошу вас не принимать этого легкого, дерзкого тона, который вовсе не идет к вашему настоящему положению, – начал директор энергично. – Вы более не обманете меня теперь… я знаю вас, Франсуа Жиродо, беглеца из Дурдонской крепости, я знаю вас, и будьте уверены…

– Но ведь, несмотря ни на что, я все же ваш родственник, Готье. Если тут, в прочитанных вами лоскутках бумаги, находится все сполна, то вы не можете сомневаться как в одной, так и в другой из этих истин.

– Какой позор для нашего семейства! – с отчаянием заговорил Даниэль. – И надобно же, чтобы из-за ошибки брата моего отца, все предания чести в нашей семье были бы так ужасно попраны. Но что бы там ни было, я сумею воспользоваться своим положением, чтобы защитить свою честь. Я сознаю свою обязанность и выполню ее до конца.

– Как хотите! – ответил беззаботно Бо Франсуа. – Но будете ли вы в состоянии, посмеете ли вы? Я весьма сомневаюсь в этом, любезнейший мой братец!

– Посмею ли я? – вскрикнул вне себя Даниэль. – Как? После того, что у меня в доме вы совершили ужасное преступление? Да, я теперь все понимаю, – продолжал он, – для вас было очень важно помешать высказаться нотариусу; вы были злы на него за то, что он не решался выдать вам огромную сумму денег, на которую вы не имели более права. Очень может быть, что вы даже не совсем чужды и во вчерашней остановке его на большой дороге; и, конечно, чтобы сохранить свою тайну, вы были способны прошлую ночь…

– О, уж это-то неправда! – сказал Бо Франсуа, – честное слово, кузен Ладранж, добряк совершенно добровольно распорядился. Право, – прибавил он с диким цинизмом, – я не стал бы запираться из-за таких пустяков.

Ужасные слова эти окончательно вывели из себя молодого человека.

– Мошенник! – крикнул он. – И вы смеете при мне хвастаться своими преступлениями? Я сейчас же…

– Ну? – спросил Франсуа, свободно закидывая ногу на ногу. – Что же вы сейчас сделаете, пожалуйста, скажите!

Даниэль замолчал: он был в замке один, с женщинами, со стариком, вдобавок совершенно без всякого оружия, а поза его противника говорила о решительном намерении.

Бо Франсуа как нельзя вернее рассчитал последствия или результат. Итак, Ладранж, после первой вспышки, не мог не заметить невыгодных последствий, произведенных его необдуманным поступком, да еще в таком важном деле. Конечно, он строго должен был исполнить обязанности, как служебное лицо; но не было ли у него обязанностей и в отношении своего семейства, и кто же мог бы запретить ему согласовать их между собой.

Не говоря ни слова, он начал ходить скорыми шагами по комнате. Лежавшая на нем ответственность угнетала его; крупный, холодный пот катился у него по лбу. Бо Франсуа, напротив, продолжал сидеть в своей небрежной позе; можно было принять его за судью, а Даниэля за ответчика!

Наконец, шум шагов заявил о возвращении Контуа, и старик вошел доложить, что доктор и мэр дожидаются господина Ладранжа в гостиной.

– Скажите им, что я сию минуту буду, – ответил Ладранж.

Одевшись наскоро, он собрал все валявшиеся на столе бумаги и печати, запер их в стол и ключ положил в карман. Кончив эти приготовления, он обернулся к Бо Франсуа.

– Милостивый государь, я не могу еще ни на что решиться относительно вас, пока не узнаю настоящей причины смерти несчастного Лафоре. Дознание, которое я сейчас же начну, уяснит мне мое поведение касательно вас. До тех пор оставайтесь здесь и не старайтесь скрыться от меня, потому что теперь я всегда сумею найти вас!

– Я остаюсь, любезнейший мой кузен, потому что так я хочу, – ответил атаман спокойно. – Но если бы я захотел скрыться, то поверьте мне, что ни вы, ни кто здесь не в силах бы был помешать мне.

Даниэль вышел, заперев дверь комнаты, где остался Франсуа, на двойной запор; уходя он слышал смех своего пленника.

Отсутствие молодого директора продолжалось не более часа. После производства полицейского дознания и докторского освидетельствования по всем правилам, предписываемым законом, Даниэль отпустил доктора и мэра и пошел к своему арестанту. По-видимому, он был спокойнее и как будто решился на что-то.

Бо Франсуа нашел он таким же спокойным и равнодушным, каким оставил. Тщательно заперев за собой дверь, чтобы никто не мог слышать их разговора, он твердо сказал ему:

– Благодарю Бога, милостивый государь, что мне нельзя вас упрекнуть по крайней мере в преступлении, в котором я заподозрил было вас сначала. Доктор заявил, что причина смерти Лафоре очень натуральная, мгновенная апоплексия; факт оказался несомненным и на теле никаких знаков насилия. Обстоятельство это заставляет меня быть к вам снисходительнее.

Бо Франсуа улыбнулся.

– Ба, я ожидал этого! – прошептал он.

– Может быть, мне следовало бы, – начал торжественно Даниэль, – теперь же велеть арестовать вас; может быть, мне следовало бы прежде всего убедиться, не совершили ли вы новых преступлений, после побега вашего из Дурдонской крепости. Но у меня недостает духу быть бессострадательным к сыну моего покойного дяди, не попробовав сначала возвратить его на путь добра. Выслушайте же, на что я решился, чтобы знать, на каких условиях соглашаюсь я теперь освободить вас.

• Предыдущая
• 83/111
• Следующая