Тринадцатый апостол - Манов Юрий - Страница 31
- Предыдущая
- 31/33
- Следующая
— А ты, блин, гений. Конечно, торговать наркотой — гениальный способ обогатиться. И где же ты собираешься истратить накопленное? Свалишь в Штаты? В Европу? К китаезам как политический беженец?
— Ты дурак, Семенов! Ты еще не понял, что никуда я сваливать не собираюсь. Мы организуем здесь общество, новое общество свободных и сильных людей.
— Ну да, конечно, вольная пиратская республика и армия батьки Махно в одном флаконе. Помню, в школе проходили. Только у пиратов, ты знаешь, хоть признаки благородства встречались, если, конечно, книжкам верить. А судя по тому, что вы натворили в поселке Хвойном, с вашими же товарищами-казаками…
— Да пошли они! — крикнул зло Лепила. — На словах о свободе болтают, а на деле — работорговцы, батраков в цепи на ночь заковывают, хуторяне хреновы.
— Вы-то, конечно, в цепях не держите, вы, как «духи», выкуп берете.
— Знаешь, Семенов, я от тебя устал. Я думал, ты — сильный человек, ставший рабом общества в силу обстоятельств, а ты раб по сути… Ты любишь судилища; хорошо, завтра тебе будет суд, адвоката я тебе не обещаю, а вот прокуроров будет сколько угодно… Жить хочешь? — неожиданно спросил Фрязин.
Семенов вздрогнул от неожиданности.
— Выкладывай мне все про зернолет, и я устрою тебе побег.
Семенов аж присвистнул:
— Так вот в чем дело, доктор Фрязин решил сорвать большой куш. Ваша свободная пиратская республика решила обзавестись своими военно-космическими войсками? Знаешь, Лепила, это я от тебя устал, мне твоя рожа противна, да и тошнит от тебя.
Фрязин встал:
— Дурак! Завтра тебе развяжут язык, будь спок! Один укольчик, — Лепила показал ампулку, — и ты расскажешь все! Все, что знаешь. А потом мы тебя будем судить и поджарим. «Орлеанскую деву» смотрел? У тебя будет возможность пережить ее ощущения, глянь…
Семенов подошел к окну: трое верзил устанавливали вертикально столб на дощатом помосте. Но на них Семенов не смотрел, его интересовало другое: десяток снегоходов у дома с вывеской «Салун» и голой бабой на витрине, вертолет на крыше ангара, две пулеметные вышки…
— Послушай, — услышал Семенов сквозь сон. — Ты можешь развязать мне руки?
Семенов открыл глаза, огляделся. Ни хрена не видно, лишь в глубине подвала ярко горели две голубые точки. Он попробовал пошевелить руками, нет, освободиться вряд ли удастся. Тогда, может быть, получится узнать, где он находится.
— Слушай, где мы?
— У плохих людей.
— Что значит «плохих людей»? Урки, бандиты, мятежники?
— Эти люди скверные и жадные, — спокойно объяснил неизвестный.
— А ты кто?
— Зови меня Седой.
— Седой так Седой. Как ты сюда попал?
— Меня поймали в лесу. Сетями. Я не успел спрятаться.
— Ты знаешь, кто здесь главный?
— Да, его называют Лепилой.
— Лепилой? Он что, врач?
— Да, кажется, врач.
— Значит, эта гнида здесь главный?
— Нет, главный здесь человек по имени Чума. Он очень скверный. Но он сейчас в отъезде, и его ждут завтра.
— Так вот почему меня собираются поджарить завтра.
— Поджарить? То есть бросить в огонь?
— Да, как Жанну д’Арк.
— Жанну?
— Брось, ты что, в школе не учился?
— В школе? Не-е-ет, не учился.
— Да ладно, быть не может. Что ты вообще за человек?
— Я не человек, Семенов, я — снежник…
Только теперь Семенов вспомнил, где он видел эти голубые точки. Такие же глаза были у того таинственного спасителя из тайги.
— Нет, это был не я. Это был Ворчун, его семья как раз там обитает, но он мне про тебя рассказал.
— Как рассказал? Вы встречались?
— Нет, он оттуда мне рассказал и всем остальным. Он сказал, что ты — хороший. У тебя сияние светлое.
— Какое сияние?
— От каждого человека, и от снежника и от иного живого, исходит сияние, у одних темное, у других — светлое. Вы этого видеть не можете, мы можем. У тебя сияние — светлое, искрится, ты — хороший человек.
Семенов помолчал.
— А зачем они поймали тебя?
— Кажется, хотят продать, чтобы потом изучать.
— Вот и меня завтра изучать будут. Вколют в вену «сыворотку правды», и расколюсь я, как морская свинка на допросе.
— А ты не хочешь этого?
— Нет, конечно.
— Тогда сделай так…
— Помнишь меня? — Чума лежал на кушетке, а Фрязин суетился около него со шприцем. Семенов кивнул:
— Чумирев В.В., кличка Чума, Чук, 36 лет, четырежды судимый, два побега, этапирован на Поездок из Волгоградского СИЗО, приговорен господами присяжными заседателями к 20 годам каторги. Садист, наркоман, склонен к побегу.
— Отличная память, правильно, — самодовольно улыбнулся Чума, закатывая рукав, — склонен и к наркоте, и к садизму, и к побегу. Осторожно, ты, Лепила! — поморщился он, когда игла вошла ему в руку.
Чума откинулся на подушку и минуты три лежал с закрытыми глазами.
— Так вот, Семенов, мне тут Лепила рассказал о вашем базаре, только говно все это. Не жить тебе, Семенов, я клятву давал каждого апостола резать, да и братва не поймет. Хочешь умереть легко и красиво, получишь это, — урка продемонстрировал ампулу с бесцветной жидкостью, — «золотой укольчик», и все. Только сначала расскажешь нам про одну фигню. Эй, Лепила, как там эта фигня называется? Во-во, про зернолет. Если нет, получишь совсем другое. Лепила, покажи-ка.
Фрязин побледнел и открыл саквояж. Семенов заглянул внутрь и увидел какие-то сверкающие никелем инструменты:
— Прям как в кино получается, ты бы еще, как Джигарханян, предложил: «Чик ножичком, и ты на небесах».
— Можно и ножичком, но с укольчиком слаще — побалдеешь напоследок. Так как, договорились?
— Иди в жопу! — устало сказал Семенов.
— Ну давай, Лепила, — скомандовал Чума, — гони ему в вену свою правдивую сыворотку.
Семенов почувствовал легкое головокружение, потом в глазах потемнело. Он начал говорить, видя перед собой только две ярко-голубые точки.
— Ну вот и все, — удовлетворенно сказал Чума, прочитывая последнюю страницу «показаний» Семенова. — Какой ты, оказывается, откровенный мальчик. Слышь, эй, кто там, связь мне быстро и прикажите прочесать вот этот квадрат. Где-то здесь в овраге они и заныкали «тарелочку». А ты, апостол, пока иди отдохни, у тебя через два часа суд начинается. Посидишь пока в яме, а то тут брательник Клюва приехал, требует отдать тебя ему на расправу. Как думаешь, может, и правда отдать? А пока погляди в окошко, думаю, тебе понравится.
На эшафот поднялся окровавленный человек, пошатнулся, неловко упал. Толпа вокруг радостно загоготала, здоровенный верзила схватил упавшего за волосы и потащил к большой деревянной колоде, на которых мясники разделывают туши.
— Нырок! — узнал Семенов.
— Точно, твой стукач! — хихикнул Чума. — Ты смотри, смотри, специально для тебя его держали.
Верзила разместил Нырка на колоде, вооружился кривым мясницким топором и вопросительно взглянул в сторону окон.
Чума открыл форточку и крикнул:
— Давай!
Семенов отвернулся, чтобы не видеть, как голова Нырка покатится по снегу.
Едва захлопнулся люк, как Седой подполз к Семенову, как-то странно вывернул лапы и сказал:
— Давай!
Семенов нащупал в темноте что-то мохнатое и теплое, потом нашел длинные, сильные пальцы и острые когти. Постанывая, он начал тереть о них веревку. Вскоре веревка поддалась. Семенов отдышался и развязал Седого.
Гигант выпрямился во весь рост. «Метра три, не меньше», — прикинул на глаз Семенов. Седой несколько раз присел, потом размял лапы и снова шепнул: «Давай».
— Эй! — крикнул Семенов как можно громче. — Эй, там! Передайте Чуме, что я кое-что еще вспомнил!
Наверху забубнили голоса, видимо, охранники совещались. Наконец люк открылся.
— Ну что там у тебя еще?
- Предыдущая
- 31/33
- Следующая