Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих - Страница 6

• Предыдущая
• 6/147
• Следующая

Может быть, ее голос услышали в прихожей: во всяком случае, дверьраспахнулась, вошли несколько протестантов и возвестили, что прибыл адмиралКолиньи, он поднимается по лестнице, идет сюда, вот он. Все расступились,протестантский полководец вошел, прижал руку к груди в знак приветствия. Дажекороль Наваррский склонил голову перед старцем, а тем самым и перед партией,вождем которой был Колиньи. И если другие поддерживали ее лишь ради собственныхвыгод, в этом старце чувствовалась бескорыстная суровость мученика, о чемговорил и его неукротимо упрямый, скорбный лоб.

Жанна д’Альбре обняла адмирала. Казалось, именно его не хватало ей, чтобыотдаться вполне своему воодушевлению. Она позвала всех своих людей, обоихпасторов, сына и дочь. Подвела сына к адмиралу, тот положил на голову мальчикаправую руку и не снимал до тех пор, пока говорил первый пастор. А пастор этотсовершенно ясно и недвусмысленно возвещал наступление царствия божия, и притомвскорости. Оно уже при дверях! Все почувствовали его близость, было ли этовысказано вслух или только разумелось. В битком набитой комнате люди толкалидруг друга, каждый старался пробраться вперед, чтобы схватить, чтобы овладетьвсей силой, всем царством, все это — во славу божию

Второй пастор запел: «Явись, господь, и дрогнет враг». Все подхватилипроникновенно и с упоением, готовые бесстрашно принять смерть и заранееуверенные в своей победе. Ибо где же они поют так громко, где защищают такоткрыто свою веру? Да в доме самой королевы Франции! Им было дано дерзнуть, иони дерзнули!

Колиньи обеими руками высоко поднял принца Наваррского, над молящимися, ондал ему на всю жизнь надышаться воздухом того, что перед ним совершалось,почувствовать, каковы все эти люди. Ведь каждый был здесь героем благочестия иторжественно исповедовал свою веру. Генриха охватило глубокое волнение, егодуша рвалась к ним, он видел, как плачет его дорогая мать, и тоже плакал. Отецже, напротив, опасаясь последствий этого великого празднества, приказалзапереть все окна, поэтому в комнате стало нестерпимо душно.

Все это было, конечно, весьма опасным нарушением дозволенных границ; Жанна исама признала, что зашла слишком далеко, — супругу не пришлось даже особенноусердствовать, доказывая ей это. Тогда Жанна решила как можно больше уступатькоролеве Екатерине, ибо едва ли можно было надеяться, что Медичи не узнает отайном сборище. Когда, однако, обе добрые подруги снова встретились,выяснилось, что хозяйка решительно ничего не знает или предпочитает не знать опредосудительном поведении гостьи. Вместо того чтобы как-то выразить Жанне своенедоверие, королева-мать стала просить о помощи против врагов.

Самую большую опасность для правящего дома представляли в ту пору Гизы, ихЛотарингская ветвь, которая притязала на французский престол. Тут Жанна поняла,что в сравнении с ними маленькое семейство Бурбонов считается безвредным. Этигерцоги выказывают себя гораздо католичнее королевы, кроме того, они богаты.Все это благоприятствует их намерениям; и Гизы уже начали похваляться переднародом Парижа, что они, мол, и есть спасители королевства. А бедных королейНаваррских здесь никто не знает, они прибыли из отдаленной провинции, да ипровинция эта еретическая — там постоянный очаг восстания. При виде Жанныд’Альбре мадам Екатерина каждый раз начинала благодушно мурлыкать, как стараякошка, а Жанна чувствовала себя униженной, хотя и таила это про себя.

Она была умна и шла на все, чего требовала старая кошка. А та просверлиладырку в стене своего кабинета, чтобы видеть и слышать, не злоумышляют ли противнее Антуан Бурбон и кардинал Лотарингский. Жанне приходилось вместе с нейподслушивать и подглядывать, хотя один из тех, за кем она шпионила, был еесобственный муж. Но дело было вовсе не в нем, его даже не боялись: именно этоказалось Жанне особенно унизительным, однако она и виду не подавала.Страшилась старая кошка только главы дома Гизов, богатого кардинала, которыймог подкупить всех ее слуг и даже самого короля Наваррского: достаточно былопосулить Антуану испанские Пиренеи — это же ничего не стоило, — а потом недать.

Екатерина, а с ней и Жанна разгадали немало козней, чинимых кардиналом,который принимал многих господ в комнате Антуана, считая, что это вызоветменьше всего подозрений. Жанна только диву давалась, до чего же легкомыслен еесупруг! Он, видимо, даже не все понимал, о чем говорилось в его присутствии, ичерез дырку в стене она видела по его лицу, что думает он только о даме своегосердца, — лишний повод не делать ему никаких намеков и не выдавать своейподружки Екатерины. Она даже решила любой ценой не допускать себя до открытогостолкновения с его возлюбленной. Так изо дня в день упражнялась Жанна вмолчаливом самообладании: интересы ее сына и религии требовали, Чтобы онаподдерживала дружбу со старой кошкой.

Однако то, чего Жанна так страшилась, все же произошло. Эта дама, супругамаршала, с ней, наконец, встретилась; мало того, осмелилась ей представиться идаже, видимо, рассчитывала на то, что Жанна ее поцелует. И тут, несмотря на всеблагие намерения, королева Наваррская не выдержала. Ее муж, единственныймужчина, за чью любовь она боролась, лежал в объятиях этой женщины, на ееобнаженной груди, а Жанну каждый час его любви к другой делал все старее инемощнее. С возмущением уставилась покинутая супруга на хорошенькое, дажепленительное личико дамы. От сознания, что вся земная жизнь — сплошной обман,комок подступил ей к горлу. Если Жанна даже не хотела этого, она против волиповоротилась к даме спиной.

Однако супруга маршала не намерена была терпеть подобное обхождение и ненамерена была отступать. В то время, когда королева Наваррская здоровалась сдругими, дама стояла тут же, лицо ее уже не было пленительным, и она сказаладостаточно громко, чтобы все услышали:

— Ты ко мне задом повертываешься и поцеловать не желаешь? Ну что ж! Клянусьсвятым Иоанном, тем меньше поцелуев ты получишь от своего муженька; получу всея!

Жанна окружила себя плотным кольцом приятельниц, чтобы без урону выбратьсяотсюда. Соперница была рослая, решительная особа, и для королевы столкновениемогло кончиться плохо. Несколько дворян, прислушивавшихся к их ссоре, охранялиЖанну во время ее бегства.

Однако лишь позже поняла она, что этот случай грозит ей большиминеприятностями. Никогда еще она не видела своего мужа в таком гневе. Антуанзаявил, что он ее бросит, заточит, и Жанна знала, что подстрекает его не тольколюбовница. Подглядывая через дыру в стене, Жанна убедилась, что кардиналЛотарингский вертит беднягой Антуаном как ему угодно и что его главная цель —устранить Жанну; тогда у дома Гизов не будет больше соперников, а протестантылишатся своей королевы.

Жанна отлично понимала, что спасти ее может только мадам Екатерина.Благодаря дырке обе узнали, что нашептывают Антуану его друзья: ему-деследовало бы жениться на юной Марии Стюарт. Мария была вдовой старшего сынаЕкатерины Медичи — одного из ее многочисленных сыновей, которые по очерединосили титул короля, но всякий раз правила за них она сама. Екатерина считала,как и Жанна, что этому союзу необходимо помешать. Ей лично мужчина в доме ненужен, пусть даже такая тряпка, как Антуан. Обе женщины были на его счетодинакового мнения.

Это же обстоятельство заставило Екатерину вспомнить о другом плане — опредполагаемом обручении ее дочери Марго с маленьким Генрихом Наваррским.Медичи прямо заявила: если взять в дом и навсегда связать с ним принца крови иближайшего родственника, это принесло бы королевству истинную пользу.Придворный астролог открыл ей, что такой брак был бы одним из самых успешных еедеяний. Но, к сожалению, пока еще слишком рано, уж очень оба юны. И вподтверждение своей искренности королева-мать заключила Жанну в объятия; однакоот объятий старой кошки Жанну охватила дрожь. Ей невольно вспомнились кое-какиеслушки, ходившие относительно ее подруги: мадам Екатерина будто бы отравиланекоего вельможу, чтобы предоставить его доходы другому. В то же мгновениеЕкатерина сказала, сжав Жанну покрепче:

• Предыдущая
• 6/147
• Следующая