Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих - Страница 41

• Предыдущая
• 41/147
• Следующая

Этим двум людям уже не о чем было говорить друг с другом; сестра Генрихавовремя вышла из тени на свет.

— Дорогой брат, — начала она своим трогательным голосом, который, наверное,бы дрогнул, но она заставила его звучать твердо и не срываться даже на высокихнотах, когда испуганно договаривала концы слов. — Дорогой брат, вы будетевеликим королем, и я почтительно склоняюсь перед вашим ложем. — Страннаяформула, но в ней звучала такая вера, что он устыдился. За этим крутым,выпуклым лобиком, должно быть, таилась упрямая вера их матери. И еще одно былоу его сестры: ясное прозрение его будущего величия, а также роли,предназначенной ей самой, — склоняться перед его парадным ложем. Однако сейчасдевушке предстояло сообщить ему подлинную волю их матери.

— Она до самого конца не решила окончательно, следует ли вам вступать в бракс мадам Маргаритой. Нет, брат мой! Ибо мать наша знала, что ее отравили.

О! Опять его потряс, как вихрь, тот же испуг. Генрих сначала отшатнулся,затем склонился вперед и приник лбом к плечу сестры.

— Какие слова она сказала?

— Сказала она не больше того, что вам передал господин Ларошфуко. Я заверяювас, наша мать знала все, а потому она и завещала, чтобы вы или вовсе неприезжали сюда, или только, когда будете сильнейшим.

В правде ее слов нельзя было сомневаться, ведь это говорилось с такимнапряжением и в самом Генрихе рождало такой ужас!

— Она хотела того же, что и господин адмирал? — покорно спросил он.

— Она хотела большего. — Сестра словно вырастала и вместе с нею вырастал иее детский голос. Она отстранила от себя брата, так что ее вытянутые руки леглиему на плечи. Глядя ему прямо в глаза, она сказала: — Прочь из Парижа, брат! Нарассвете нужно собрать всех наших людей и уйти, даже если придется пробиваться.Разослать верховых по всей стране! Королева Жанна! Королева отравлена! Народподнимется, даже из земли восстанет войско, которое полегло на полях сражений.Тогда вы, брат мой, будете наступать, чтобы жениться. Такова воля нашей матери.Именно в этом и состоит ее завещание и ее приказ.

Тут Екатерина сняла руки с его плеч и отошла, точно вестник, которыйвыполнил свое дело и умолк. Да и стоило ей это слишком больших усилий: оназадыхалась. Здесь, в замке, стояла тягостная духота, вместе с тем Генрихчувствовал, что происходит что-то странное. Этот разговор в запертой комнатепривел к тому, что уже все трое начали задыхаться и утратили ощущениедействительности. Господин адмирал стоял позади своего кресла, скрестиввоздетые к небесам руки, взгляд его был также устремлен вверх, и лишь длявсевышнего произносил он слова псалма:

Генрих распахнул одно из окон в ночной мрак. Вдали молнии рассекали небо, игорячий ветер гнал все ближе к городу вспыхивающие пламенем облака. Юноша знатьничего не хотел о том, что враги ползут и окружают его, словно дым. Он нежелал призывать гнев божий на головы злых. Он страстно рвался к томуприключению, которое называлось Марго; но оно также называлось Лувр; и с такойже страстью бросал он вызов судьбе.

Он обернулся и сказал: — Я не могу тебе поверить, сестра. Наша мать незнала, отравлена она или нет, и она не могла желать, чтобы я, словно трус,бежал отсюда, а потом вернулся во главе моего войска. Никогда ее решительный,бестрепетный голос не отдал бы мне такого приказания.

— Братец, ты сам себя обманываешь, уверяю тебя. В нас течет одна кровь, инет у нас больше родных на всем белом свете; то, в чем я уверена, должен и ты вглубине своей души ощущать, как правду.

Однако он продолжал спорить: — Пусть она и в самом деле сказала это в тоскепоследних минут, но никогда бы наша отважная мать этого не повторила, вернисьона на землю.

— О, если бы она вернулась! — воскликнула сестра, поворотившись к двери. Абрат добавил: — Если ты сказала правду, она вернется!

Брат и сестра стояли рядом лицом к дверям и всеми силами души вызывалиумершую: пусть двери откроются, и та, чей образ нерушим, переступит порог.Горячий порыв ветра пахнул им в затылок, гроза надвигалась, голубоватые молниискрещивались и сливались, оставляя после себя густой мрак; дрожь ужасапробегала по телу. Колиньи, стоявший позади брата и сестры, уже не молился, онждал, как и они. И двери распахнулись. При вспышке какого-то света за ее спинойвсе трое увидели возвращавшуюся королеву Жанну. Свечи, горевшие в комнате,внезапно погасли, и вместе с сокрушающим ударом грома она вошла.

— Моя королева Жанна! — проговорил адмирал Колиньи и прижал руку к груди,точно приветствуя живую. Брат и сестра одновременно сделали к ней шаг, тихийвозглас радости сорвался с уст дочери, а сын уже раскрыл рот, чтобы громковоскликнуть: «Вот и вы, дорогая матушка!»

Однако этого не произошло: ибо вошедшая дама кивнула сопровождавшим ее людямс фонарями, и те окружили ее. Королева Жанна вдруг приняла образ принцессыВалуа, мадам Маргариты, Марго.

Они не сразу поверили своим глазам. Появление королевы Жанны казалось имгораздо более естественным, чем другой дамы, и к тому же эта могла опятьпревратиться в ту. Однако она не превратилась, у нее осталось прекрасное иутонченное лицо сестры Карла Девятого, и заговорила она присущим ей голосом —трудным и звонким, как золото.

— Сир! — обратилась она к Генриху Наваррскому. — Мы искали вас в замке и ненашли. Одна из фрейлин моей матери рассказала нам странную историю о каких-тотемных подвалах. Стража у наружных ворот Лувра выпустила человека, видимо,переодетого; он отправился искать приключений. И хотя ваш друг дю Бартаследовал за ним по пятам, мы все же были в некоторой тревоге за этого человека,ведь в ночном Париже небезопасно.

— Кто же тревожился, Марго? — прервал ее Генрих.

— Я, — ответила она с благородной прямотой. — Я обо всем рассказала матери изаявила, что сама хочу привести его обратно под охраной моих солдат.

— Вернее будет сказать, мадам Екатерина послала вас за мной, чтобы я сноваоказался в ее власти…

— Меня ваши слова очень удивляют, — отозвалась мадам Маргарита своим звучнымголосом. — С этого дня, который тянется уже довольно долго, вы ведь знаете менятак же хорошо, как и я знаю вас. — И она протянула ему руку.

Такие руки великие мастера ваяют из мрамора, подобного воску, — полнаякисть, стройные, изящно разделенные пальцы, отогнутые на концах, накрашенныеногти безупречно овальной формы. Ни кольца, ни украшения: нагая рука.

Генрих взял ее, поднес к губам и ушел вместе с Марго, не оглядываясь.

Vous auriez beaucoup mieux fait, Henri, de rebrousser chemin tandis qu’iletait temps encore. C’est votre soeur qui vous a dit, elle si sage, maisqui ne le sera pas non plus toujours. Il est trop clair que cette cour ouregne une fee mauvaise ne se contentera pas de vous avoir tue lareine votre mere mais que vous deviez payer encore plus cher votreentetement de vous у attarder et votre gout du risque. Il est vraiqu’en echange ce sejour vous fait connaitre le cote leplus equivoque de l’exsistence, qui ne se passe plus qu’autour d’unabime ouvert. Le charme de la vie en est rehausse et votre passion pourMargot, que le souvenir de Jeanne vous defend d’aimer, en prend une saveurterrible.

Вы сделали бы гораздо лучше, Генрих, если бы повернули обратно, пока еще непоздно. Это же вам посоветовала и ваша сестра, — ведь она такая разумная, —впрочем, и она не всегда будет разумной. Достаточно ясно, что этот двор, гдецарит злая фея, не удовольствуется тем, что он убил вашу мать-королеву: вампридется заплатить еще дороже за ваше упрямство, которое побудило вас тутзадержаться, и за вашу любовь к риску. Правда, пребывание здесь даст вампознать самую обманчивую сторону жизни, которая отныне будет протекать по краюразверстой бездны, что еще увеличит для вас прелесть бытия, и ваша страсть кМарго, которую память о Жанне вам запрещает любить, обретет от этого грознуюсладость.

• Предыдущая
• 41/147
• Следующая